Вексель судьбы. Книга вторая - Юрий Шушкевич

— Да те и пекут, кому нужны деньги, чтобы подняться наверх! А как на первую же ступеньку поднялся - ну стал, положим, из рабочего цеховым мастером - так начинаешь копить на следующую. Так вот жизнь у людей и идёт, только они этого не замечают. Ну а кто это усёк - может взять кредит и сразу перескочить повыше. Умно!

— Всё-таки не понимаю я эту вашу теорию,— сказал Алексей после очередной остановки для прокачки бензонасоса.— По ней выходит, что все люди без исключения стремятся к власти - к большой ли, маленькой - неважно, главное, чтобы это была власть. Но стремление к власти требует усилий, причём усилий солидных,- а ведь можно спокойно жить, просто работая и не помышляя ни о каких статусах и должностях.

— Можно, но не нужно,— ответил преждевременно состарившийся водитель.— Кто просто так вот живёт - он как баран в загоне, любой может прийти и вытрахать его, как заблагорассудится. Чтобы тебя не вытрахали, нужно иметь за душой хоть какое-то положение и крышу, а иначе - хана.

— А у вас у самих есть такая крыша?

— Есть. Только жизнь у меня так сложилась, что я был вынужден, как говориться, раздавить собственную песню и остаться внизу. Оттого и езжу не на “Лексусе”, а на долбанных “Жигулях”. Но всё равно молиться приходится, чтоб мой глава района подольше просидел, поскольку мне без него - только что спиться, да в ящик… Так-то вот, парень. Добирайся-ка ты до своей Москвы, и думай там не о бабах или полётах в космос, а о том, как жизнь свою правильно выстроить, без ошибок шоб…

В Верхнем Мамоне Алексей оказался уже заполночь. На слабоосвещённой придорожной площади стояли на отдыхе фуры и дымилось несколько самоваров, подле которых местные жительницы продавали чай, бутерброды и самодельную выпечку. Поскольку он не ел два полных дня, ощущение голода делалось невыносимым.

Однако в карманах не было ни гроша.

Понуро проходя вдоль самоварных прилавков, Алексей умудрился разглядеть и поднять с земли две жёлтые монетки - двадцать рублей.

— Сколько будет стоить чай без сахара, с одним хлебом?— поинтересовался он у дородной торговки, не по сезону закутанной в ватник и шерстяной платок.

— Хлеба нет, бери пирог с капустой. Пятьдесят рублей всего.

— А точно нигде нет хлеба? У меня всего двадцать, меня ограбили.

— Ой-ой, где ж тебя, милый, так?

— Где-то под Миллерово,— буркнул Алексей, назвав первый пришедший на память населённый пункт.

Хозяйка молча заполнила чаем пластиковый стакан и положила рядом с ним фунтовый домашний пирожок, завёрнутый в полиэтиленовый пакет.

— На, ешь! С мясом.

— Но у меня ж нет денег.

— Бог велел делиться,— ответила хозяйка, и заприметив подходящего к ней нового клиента, отвернулась, чтобы прокричать про горячий чай и домашние пирожки.

Алексей поблагодарил женщину, и устроившись за столом, сделанным из катушки для электрокабеля, с непередаваемым наслаждением приступил к ночной трапезе. “Вокзальная”, как бы он выразился раньше, еда показалась ему восхитительной, и он намеренно тянул время, чтобы подольше ею насладиться.

— Время, что ль, тянешь?— крикнула накормившая его хозяйка.— Поспать бы тебе надо.

— Спасибо, я лучше поищу попутку.

— Щас не найдёшь. Фуры утром поедут, а остальные все теперь шуруют в объезд. Торговли из-за этого чёртова объезда совсем не стало! Хочешь в мотеле поспать?

— У меня же нет средств…

— Брось, я щас сестре в мотель позвоню, она тебя пустит. Видишь - вон там синие буквы светятся: “Ма-тель”? Шуруй-ка быстро туда, я уже звоню!

К изумлению Алексея, его не только пустили переночевать за просто так, но даже отвели отдельную комнату с чистой постелью. И хотя комната представляла собой фанерную конуру, покрытую от дождя слоем толи и с незапирающейся дверью, а сам “мотель” больше напоминал трущобу, Алексей был по-настоящему поражён и тронут гостеприимством совершенно незнакомых людей.

Из-за накопившейся усталости он был готов проспать целые сутки, однако утром оказался кем-то разбужен:

— Эй, тебе же на Москву надо?

— В том направлении…

— Тогда собирайся, давай! Дядька на Москву один едет. Только сам с ним договаривайся.

“Дядькой, едущим на Москву”, оказался немолодой предприниматель с Урала на столь же почтенного возраста “Мерседесе”. Он тоже ночевал в мотеле, правда, имея “номер” немного получше. Предприниматель оказался собеседником весёлым и неполитизированным, и большую часть пути рассказывал о своих многочисленных приключениях, выискивая во всяком нечто весёлое и поучительное. При этом каждая из его историй, словно с целью закрепления содержащейся в ней морали, завершалась точным и по-настоящему смешным анекдотом.

Неувядающий оптимизм этого человека был тем более удивительным, что его собственная жизнь, понемногу раскрываемая в этих историях, выглядела отнюдь не образцом весёлой успешности. Сделав в самом начале девяностых ставку не на торговлю, а на металлообработку, для чего пришлось построить настоящий небольшой завод, он на протяжении целого ряда лет, в течение которых сколачивались и росли первые частные капиталы, считался аутсайдером. Однако с началом широкого дорожного строительства дела неожиданно пошли в гору, поскольку ему удалось придумать и поставить на поток производство современных дорожных знаков, катафотов и дефицитных в своё время “лежачих полицейских”. Правда, весьма скоро все придуманные им технологические приёмы и патенты были украдены или оспорены в судах, в результате чего прибыльное производство дорожной амуниции перетекло в ведение “губернаторских зятьёв” и “ментовских генералов”. Поездка же на юг, из которой он возвращался, была ничем иным, как запоздалой и обречённой на неудачу попыткой продвинуть свои изделия дорожникам, штурмующим последние километры перед сочинской Олимпиадой.

— Как же теперь будете?— спросил Алексей, искренне сочувствуя своему собеседнику.

— Помирать пока не собираюсь,— ответил тот.— Продам для начала ангар и часть ненужных станков. А на оставшихся буду клепать для дачников парники, качели и беседки.

— Грустно.

— А зачем грустить? Надо просто исходить из того, что не только я, а большая часть моего поколения и как минимум ещё одного - того, что идёт впереди,- натурально пролетели. Причём пролетели не только мимо кассы, но и мимо настоящего смысла, который обязательно должен в человеческой жизни присутствовать.

— Как у Конфуция - ничего нет хуже, чем жить в эпоху перемен?

— Совершенно не так! Жить в эпоху перемен, наоборот, в миллион раз лучше, чем тосковать в застое. Причина нашей беды в другом. Сейчас все, кому не лень, ищут в советском прошлом источники всех без исключения бед, которых там и близко не лежало. Однако был в том прошлом один страшный недочёт, знаешь, какой?