Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич

– Да, дядюшка!

– Сбегай к соседским парням, позови.

Пока обедали (простая крестьянская пища: чечевичная похлебка с луком, овечий сыр, немного дичи и печеная радужная форель из ближайшего ручья) явились посланные к орешнику «мальцы» – двое, лет по шестнадцати, парней, смуглых, с обветренными, не отличавшимися особой приветливостью, лицами и грубыми крестьянскими руками.

– Ну, что там? – выплюнув на пол рыбью кость, поинтересовался дядюшка Пепе – так звали крестьянина, по определению Вожникова – явного кулака.

– Четверо их, дядюшка, – шмыгнув носом, доложил один из парней. – Говорят не по-нашему, непонятно. Главарь – по повадкам вроде бы кабальеро. Все вооружены – мечи, сабли, короткие копья, луки со стрелами, два арбалета. Даже кольчуги и панцири есть! И дюжина лошадей. Кони добрые, однако под соху да борону не пойдут.

– Воинские, значит, лошадки-то.

Оставив в деревне раненого дона Эстебана и – несмотря на все ее просьбы – Аманду, Вожников и его ватажка присоединились к деревенским парням под предводительством местного старосты дядюшки Пепе. Кроме парней с палками и цепами, еще было трое угрюмых, вооруженных вилами, мужиков, да сам староста с переделанным из старой косы копьецом, похожим на те, что были в ходу в Чехии, у гуситов. На поясе у Егора висел короткий меч, подарок капитана Гильермо Ньезы, ватажники же – Альваро Беззубый, Рвань, Рыбина и Лупано – были вооружены попроще, тем, что нашлось в деревне – дубинки, топоры, серп. С воинским отрядом таким оружьем, конечно, не справишься, однако здесь было совсем другое дело – во-первых, мавров всего-то четверо, а во-вторых – нападать-то собирались по-крестьянски внезапно, без всякого глупого благородства. Как сказал дядюшка Пепе – лучше всего было бы перерезать горла спящим. И правда – чего умничать-то? Однако мавры – люди военные, наверняка выставят часового, так что возьми их попробуй! Оставалось одно – навалиться внезапно всей кучей, а там уж – как бог даст.

– Хотя бы одного надобно в плен взять, – шептал по пути Вожников. – Вдруг да это не вся их шайка? Вдруг да еще кто-нибудь есть? Расспросить, разузнать надобно.

– Попробуем и в плен, – сдержанно обещал староста, поглядывая на своих. – Правда, мои-то парни дубинушкой бьют от души, могут и не рассчитать.

– Ничего. Мои, я думаю, рассчитают.

– Тсс! – внезапно остановившись, дядюшка Пепе предостерегающе поднял руку. – Тихо всем. Близко уже.

Ватажники и деревенские (союзники, как называл про себя князь), отправились к орешнику еще ночью – дорога-то была хорошо известна, к тому же в небе ярко светила луна. Спокойно спустились с перевала, свернули в лесок… а уж там-то пришлось ждать, когда хоть немного рассветет, густые кроны деревьев и высокие раскидистые кусты не пропускали лунного света ни капли, кругом было темно, хоть выколи глаз, даже пальцев на руке не видно.

– Ничего, – шепнув, староста кивнул вверх, – светает уже. Немного нам ждать и осталось.

Подняв голову, Егор посмотрел на матово-черные ветви, контрастным негативом выделяющиеся на фоне светлеющего на глазах неба. Вот, кажется, и первый лучик сверкнул… нет, показалось… и все же…

– Пошли, – шепотом передал по цепочке дядюшка Пепе.

Все поднялись, зашагали по узкой, окруженной густым подлеском тропе, след в след, как индейцы. Где-то рядом забила крыльями ночная птица, кто-то яростно заклекотал, защебетал, засвистел…

Когда вышли к ручью, сделалось уже заметно светлее, хотя солнце еще не вышло из-за гор, и все же Вожников прекрасно видел журчащий в обрамленьи черных камней ручей, густые заросли орешника, кусты малины, смородины и желтого дрока. Вот гулко, с протяжным эхом, закуковала кукушка, забил – точка-тире – трудолюбивый дятел, вскрикнул-выкрикнул дрозд. И – слева, в орешнике, всхрипнув, заржала лошадь. Похоже, пришли…

– Тут они где-то, – обернувшись, прошептал дядюшка Пепе.

И тотчас же просвистела в воздухе пущенная вслепую, на шепот, стрела, ткнулась со всей злобой в извилистый ствол туи, задрожала с досадою, а предрассветную тишину прорезал резкий и громкий крик.

– А ну, навались, парни! – скинув косу-копье, столь же громко воскликнул староста. – Вперед!

И правда. Теперь уж нечего было таиться, ждать.

Броситься на врага! Быстрее, быстрее… Ветки в глаза. Сучки под ногами, а в крови – азарт! Бегом, бегом. Не упасть бы…

Вот кто-то из деревенских упал, тяжело повалился. Не споткнулся – короткая арбалетная стрела ударила, пронзила насквозь грудь.

– Скорей, скорей, парни! Ага!

Выскочившие из шалашей мавры встретили внезапный налет более чем достойно, без лишней суеты и криков. Опытные воины, они, сколько могли, достали нападавших на расстоянии – стрелами из арбалетов и лука, после чего, чуть отступив к лошадям, схватились врукопашную, и тут уж «союзникам», несмотря на численный перевес, пришлось несладко. Еще бы – деревенские парни и подростки из Манресы против уверенных в себе, закаленных в многочисленных схватках авантюристов Пророка! Послышался звон мечей и сабель, а вот глухих ударов дубин что-то было не слыхать… раздавались лишь стоны. Схватившись за бок, упал на камни один из нападавших, за ним – другой, третий… пятый…

А у врагов удалось вывести из строя лишь одного. И то – слава богу!

– Лук, лук подберите… да метайте ножи, копья! – распорядился на бегу князь, тут же схватившись с главным – красавчиком доном… как там его…

Узнал, узнал! И Красавчик узнал тоже, не преминул заметить, ловко отбивая удар:

– Большая честь доля меня сразиться с халифом неверных!

Удар! Отбив. Звон…

– Я тоже рад вас видеть, любезнейший сеньор. Не соблаговолите ли сдаться?

– Сдаться? О нет, знаете ли…

Резкий выпад! О, этот мавританец – умелый боец. А чего ж другого ждать-то?!

– …и вовсе не потому, что я вас не уважаю, сир!

Ах, как он здорово дерется! Прямо приятно… Было бы. В другой ситуации. Может быть.

И клинок у него – будь здоров! Настоящий рыцарский меч толедской стали…

Хоп! Разящий удар… Подставить свой клинок… ага…

Звон! Блеск солнца на стали. И противный треск…

Черт!!! Солдатский меч Вожникова, конечно же, не выдержал, сломался влет, и обломок клинка жалобно звякнул о камни… И что теперь?

– А теперь – ваша смерть, сеньор! – зловеще прищурился Красавчик. – С другой стороны, я бы взял вас в плен… если б вы приказали своим людям… Ах, понимаю… Выбираете смерть? Что ж! А ведь могли бы договориться.

В светлых глазах мавританца на миг мелькнуло сожаление… тут же сменившееся азартом, столь характерным для всего средневекового рыцарства, когда делают не то, что надо бы, а то, что хочется, то, к чему стремится душа.

В данный конкретный момент душа мавританского кабальеро стремилась к смерти, конечно же, не к своей собственной…

Вот, дьявол! И как быстро все…

– Поднимите меч повыше, любезнейший дон, – опустив руки, попросил соперника Вожников.

– Повыше? – удивленно переспросил тот. – Но… зачем?

– Лучше поразите меня в голову… или в сердце, нежели – как скотину – в живот, – сделав шаг вперед, Егор улыбнулся, как писали когда-то в боевых листках – «с достоинством и честью».

Глаза Красавчика одобрительно вспыхнули:

– Поистине, вот просьба, достойная храброго и благородного мужа! Что ж… как хотите. Извольте!

Блеснул в лучах выглянувшего из-за синей горы солнца толедский закаленный клинок. Словно сама смерть блеснула. На миг. На очень короткий миг…

Смотрелось-то все хорошо, картинно: занесший меч победитель – враг, и побежденный, как и положено рыцарю, с достоинством принимающий гибель. Со стороны-то именно так все и выглядело. Только некому было смотреть – все сражались… А жаль! Подивились бы… А вот не подпускайте рассерженного боксера на расстояние вытянутой руки, как, любуясь собой, неосторожно поступил Красавчик… Поднял меч, открылся… Ну, и что с того, что панцирь? Красивый такой, черненый, с серебристой вязью, скорее всего, часть доспеха. И когда только успел надеть? Наверное, в нем и спал.