Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто, кроме Ахматова, не вызывал у Фурье приступов жалости к самой себе и оскорбительной беспомощности, но и тот уже давно перестал оказывать влияние на ее самочувствие, потому что она ликвидировала свою слабость к нему, оставив только желание холоднокровно мстить, пока не погасит его «звезду удачи» и не заставит сожалеть о причиненной ей боли.
Ее – Жанну Фурье, неотразимую зеленоглазую и рыжеволосую богиню – посмели вышвырнуть за ненадобностью во второй раз. И на сей раз она испытывала те же чувства.
В памяти сами собой всплыли воспоминания о последнем разговоре с Ахматовым около полутора лет назад…
…Жанна не выдержала долгого молчания между ней и Александром, разговор все равно должен был состояться рано или поздно. Выяснять отношения будет нелегко, но и затягивать напряжение между ними она не могла.
Через неделю после той отвратительной встречи в ФАМО Фурье явилась к Ахматову домой, чтобы раз и навсегда покончить с недоразумением, причиной которого был Брэд Кроу. Чтобы не попасть впросак, Жанна предварительно позвонила Ахматову на домашний телефон и проверила его присутствие, но промолчала в трубку.
Она уверенно позвонила в дверь, надев на лицо маску безумного сожаления и искреннего огорчения. Ахматов открыл практически сразу. На нем была белоснежная рубашка и черные брюки с атласным поясом на торсе. В нос ударил запах жареного мяса и овощей в сметанном соусе. Все это навело Фурье на мысль, что он кого-то нетерпеливо ждал. Но, отбросив посторонние размышления, она вступила в свою роль.
– Здравствуй, прости, что без предупреждения, но, думаю, нам надо поговорить.
Александр не сдержал вздох разочарования от появления нежеланной гостьи. Однако голос Жанны был искренне-умоляющим, и он решил дать ей возможность прояснить путаную историю ее появления в Хьюстоне, надеясь раз и навсегда определить их отношения.
– У меня есть десять минут, чтобы выслушать тебя,– коротко без эмоций сказал он и жестом предложил войти в дом.
Жанна прошла в гостиную. Здесь приятно пахло, и приглушенный свет ламп создавал романтический настрой. В окне отражались горящие свечи на столе в другом углу гостиной. Жанна несколько секунд шоркала каблуком по ковру напротив кресла, затем повернулась к Александру и заговорила:
– Я понимаю, что ты в замешательстве от того, что произошло в нашу последнюю встречу, но я все объясню, только верь мне…
Ахматова сразу насторожила фраза «верь мне», но, не подав вида, он предложил Мэри пройти на задний двор, чтобы их разговор не был зафиксирован ни АМБ, ни службой внутренней безопасности ФАМО. Жанна присела на скамью в маленькой беседке, а Ахматов встал напротив нее и слегка облокотился на перила.
Пока Жанна повторно рассказывала о том, как она попала во Францию и кем стала, пояснив причину смены имени – горькое прошлое, Александр невозмутимо внимательно слушал ее. Все это она уже проговаривала не раз, и результаты его недавней проверки были идентичны. Но, когда Мэри стала заверять его, что не раскрыла свое имя только потому, что не придала этому большого значения, Алекс мысленно начал подвергать каждое ее слово сомнению. И выходки с Брэдом, и с Мишель тоже не вписывались в ее невинные объяснения. Оставалось что-то недосказанное, завуалированное в ее версии. Интуитивно Ахматов улавливал ложь Мэри, но в реальности не за что было ухватиться и вывести ее на чистую воду.
– Мэри, я уверен: все, что сделано тобой, – не со зла, но что ты пытаешься доказать?– наконец остановил женщину Алекс.
Жанна оторопела, но быстро нашлась:
– Я немного изменилась, но разве это повод для того, чтобы нам не быть вместе?
– Ты злоупотребляешь моим терпением,– высказал он и, как никогда, сурово посмотрел на нее.
«Он снова проявляет упрямство, может, это еще не оттаявшая обида? А, может быть, разговор с Брэдом, усилил его недоверие?»
– Тебе что-то Брэд наговорил?
– У меня хватает личных причин ограничивать наши контакты.
– Ты злишься, что я была с Брэдом?!– уверенная в своей проницательности заключила Жанна. Не мог Александр напрочь забыть ее и не чувствовать ни влечения, ни ревности. Ей покорялись и не такие упрямцы!
Ахматов повернулся лицом к дому и твердым, безапелляционным тоном ответил:
– Я устал от твоего пристального внимания. У меня создалось впечатление, что ты неотступно следуешь за мной, где бы я ни был. Я встречаю тебя на приемах, на презентациях, в ресторанах, где я чаще всего бываю, будто случайно сталкиваюсь с тобой на улице, ты звонишь мне через день, приглашаешь на встречу или просишь помочь разобраться в каких-то бумагах, которые трудно отнести к твоей основной деятельности, – я чувствую себя под колпаком. Как иначе это назвать? Мне неловко делать тебе замечания, как школьнице, но как иначе я могу донести до тебя, что меня раздражает, когда ты тайком строишь планы на мое будущее…
Жанна прищурилась, но не отводила от него глаз.
– Пойми, что шестнадцатилетнего Алекса Ахматова больше нет! У сегодняшнего Алекса другие интересы…– секунду подумав, он добавил,– и другие женщины…
– Джулия Каан?– язвительно бросила Жанна, проигнорировав все остальное.
– Отлично, ты и это знаешь?!– поразился Ахматов бесцеремонному вмешательству Мэри в его личные дела и недовольно выставил руки на бедра.– Раз ты так бесстыдно любишь быть в курсе моих дел, то я ставлю тебя в известность: запомни, Мэри, я никогда не предложу тебе руку и сердце, что бы ты ни сделала. Это очень конкретно?
Откровенный ответ и унизительно равнодушный тон Ахматова стрелой пронзил внутренности Фурье, вызвав нестерпимую давящую боль во всем теле. А его глаза никогда не смотрели на нее с такой холодной уверенностью и равнодушием.
Жанна вскочила со скамьи как ошпаренная и нервно сделала шаг в направлении дома, но, чувствуя, как дрожат жилки в икрах ног, остановилась и крепко зажмурилась. Рассыпалась ее мечта, заполняя сердце горящими углями. Оно бы взорвалось от боли и не мучило хозяйку, да только было сковано мощной клеткой-защитой. Никто никогда больше не смел обижать Жанну. Она приняла это правило давно, и никто не смел его нарушать. Даже сам Ахматов!
Бросив в сторону мужчины пылающий ненавистью взгляд, она круто развернулась и, утопая туфлями в пышном газоне, обошла дом с торца, чтобы вернуться к
