Сны чужие - Денис Луженский

- А не выйдет легкой-то…

- Берегись его, Ураз-дакай! - засмеялся кто-то из сэй-горов. - Его сам Седобородый уложить не сумел, куда тебе!

- Уложить не уложу, - огрызнулся Ураз, - а поцарапать - поцарапаю. Не очень сильно поцарапаю, чтобы сдох не слишком скоро.

Он нехорошо усмехнулся и, шагнув вперед, небрежно махнул клинком. Крайт вздрогнул - ему показалось: барск не сделает даже попытки отразить удар, просто подставит шею под беспощадную сталь… Однако Тщедушный все же вскинул копье навстречу мечу, вскинул неловко, медленно, но этого хватило - сталь бессильно прозвенела о сталь и отскочила назад.

- Вот как? - удивленно приподнял брови сэй-гор. - Что ж, так даже интереснее будет.

Он несильно ткнул барска острием клинка, а когда тот парировал (тяжело, коряво), ушел влево и с полуразворота, красиво, с прежней нарочитой небрежностью хлестнул его в правую руку. Крайт опять вздрогнул, кто-то тихо охнул рядом и он вдруг понял: не один он с напряженным вниманием следит за поединком, который сам он готов был назвать как угодно, только не "поединком". А на предплечье Тщедушного раскрылась узкой прорехой и без того донельзя драная куртка. Однако кровью не набухла - судорожный рывок спас тело от раны.

Сэй-гора удача противника, похоже, огорчила - он недовольно скривился и повторил свою незатейливую, но эффективную комбинацию с другого бока. Свистнуло стальной плетью гибкое лезвие, лопнула симметричной прорехой куртка барска на левом предплечье и… Крайт даже моргнул от изумления - опять ни капли крови не выступило на месте разреза. Кто-то из фарсахаров засмеялся, кто-то захлопал себя по ляжкам от удовольствия… Крайт не обманулся этими проявлениями одобрения, он видел лицо Ураз-Таша, на котором явственно читалась досада. Старшина фарсахаров явно рассчитывал не раздевать жалкого, почти беспомощного противника ловкими ударами меча, а калечить его, медленно, порез за порезом, жестоко и обидно, как делал до этого с сильным и куда как более ловким Гувором.

Ураз вдруг ударил снизу вверх - ударил так сильно, что Тщедушного, едва успевшего подставить копье, отбросило назад и развернуло по инерции влево. Сэй-гор, между тем, продолжил начатое движение, тоже развернулся и рубанул его наискось через открывшийся правый бок. Крайт понял сразу - это уже не в шутку, это наверняка, с хмельной злостью и холодным расчетом. Свистнуло лезвие, взвизгнула разрезаемая ткань, скрипнул под ногами поединщиков хрупкий снежный наст, выдохнул торжествующее "х-ха" Ураз-Таш… и только его противник не издал ни звука, крутнулся в полный оборот и снова замер напротив "чёрного", даже не думая валиться наземь и умирать.

Крайт обалдело смотрел на длинный, во всю спину, разрез, окончательно изувечивший куртку Тщедушного; сквозь этот разрез виднелось голое тело без единого намека на малейшую царапину. А Ураз еще ничего не понял, но все же почувствовал неладное, быстро занес меч, рубанул наотмашь, в основание шеи - добить… не попал. Барск с уже вполне заметной легкостью увернулся от клинка, ловким отточенным движением скользнул вправо и коротко, без замаха ткнул копьём в бок фарсахара чуть выше поясницы… Ураз-Таш неловко переступил ногами, подаваясь вперед, к таращащимся на него во все глаза пленникам, удивленно раззявил рот и повалился навзничь, роняя в снег оружие.

Краткий миг на поляне царила тишина, а потом ее безжалостно разорвал слитный вопль "пятнистых" - вопль изумления и ненависти, который почти перекрыли радостные крики пленников, еще не осознавших до конца, но уже почуявших нутряным чутьем: свобода близка!

Тщедушный опередил на доли мгновения и тех, и других. Не дожидаясь, пока придут в себя остальные конвоиры, он метнулся прямо к ним, будто сдутый с места норовистым зимним ветром. Фарсахары опомнились, когда он был уже среди них - кто-то схватился за меч, кто-то потянул из-за голенища кинжал… Победитель Ураз-Таша ни дал им ни единого шанса. Короткое копьецо в его руках, разом потерявших показную неловкость, превратилось в нечто сверкающее и бешено крутящееся. Барск оказался охваченным со всех сторон шипящими кольцами и петлями, в пределах досягаемости которых валился наземь каждый, у кого недостало ловкости держаться подальше. Сбившиеся в кучу пленники стояли, не в силах оторвать взгляд от невероятного зрелища, которое представлял собой Тщедушный. А тот даже не сражался сейчас с десятком хорошо вооруженных фарсахаров - просто убивал их, одного за другим.

Двое или трое "пятнистых" сообразили, наконец, что дело их худо и бросились к привязанным у деревьев спирам - то ли жизни свои спасать, то ли за луками и самострелами, притороченными к седлам… Углядевший это Крайт наконец-то сумел отвлечься от безумия схватки, кипевшей на другом конце поляны. Он присел и подобрал с наста уразов меч. Острое лезвие легко прошло сквозь ремни на запястьях, едва не оттяпав лоскуты живой кожи. Сбросив обрывки пут, бывший ватажник перехватил поудобнее мокрую от тающего снега рукоять.

- А-а-а-а-а!!! - дикий крик ободрал глотку и взбодрил не хуже кружки хмельного. Обернувшийся на вопль фарсахар жадно вздохнул, заглотив вместе с воздухом пол-ладони отточенной стали.

- Бей их, ре-ебяты! Ломай!

"Пятнистые", увлекшиеся схваткой с Тщедушным, просто не могли ничего поделать. Полтора десятка безоружных пленников, подстегиваемые жаждой свободы и ненавистью к недавним мучителям, в едином порыве смяли тех конвоиров, что еще стояли на ногах. Дважды щелкнули тетивы самострелов, один из пленников ткнулся лицом в снег, другой свалился, получив кинжалом в живот. Это не остановило остальных. Сопротивление фарсахаров захлебнулось в волне бешеной атаки.

Крайту определенно везло нынче - вторым его противником оказался тот самый тощий сэй-гор, щеголявший в его, Крайта, любимых сапогах. Давешний мучитель и не сопротивлялся толком, распахнул в ужасе белозубую пасть и задергался на приколовшем его к стволу дерева мече. Не без труда выдернув клинок из конвульсивно извивающегося тела, Крайт присел, оглядываясь по сторонам… И внезапно понял: все, воевать больше не с кем. Конвойный отряд перестал существовать.

Первым делом он снял с поверженного врага сапоги и натянул еще теплую кожу на замерзшие ноги. Удовлетворенно потопал в снег - по его, Крайта, мерке сшито. С мстительным удовольствием пнул тело сэй-гора.

- Теперь ты будешь молчать, недоносок! - передразнил он тощего фарсахара; тот не отозвался, лишь завалился набок, лицом в снег, блеснув на прощание остекленевшим глазом.

Огляделся. Бывшие товарищи по несчастью не спешили праздновать победу. Двое или трое, из тех что были поопытнее, да пошустрее, бродили по маленькому полю битвы, снимая с убитых теплую одежду и оружие. Низкорослый, но крепко сложенный барск, всегда молчаливый и державшийся особняком (по одежде и замашкам типичный землепашец), вытащил из костра котел с остатками похлебки и жадно глотал варево, зачерпывая прямо руками. Рослая девица в донельзя изодранном полушубке трясла найденной флягой; похоже, там еще что-то осталось, потому что в следующий момент девица обхватила горлышко потрескавшимися губами и, запрокинув сосуд, сделала несколько быстрых глотков, потом она довольно крякнула и передала флягу тощему кальиру, который рядом с ней раздевал убитого фарсахара. Остальные же пленники просто стояли в растерянности - похоже, никак не могли осознать, что вместо бесславной гибели нежданно обрели свободу.