Олимп - Дэн Симмонс

«Превосходно, — подумал мужчина, потирая грудную клетку, словно еле видная тень, а это наверняка был признак рака, уже причиняла ему боль. — Ну и на кой мне вся эта информация? Мягко говоря, в наши дни лазарет не совсем доступен».

Другие функции оказались более полезными на ближайшее время. Несколько дней назад Харман обнаружил у себя дар «повторного воспроизведения», позволяющий пережить любое событие из прошлого, однако не как воспоминание, а «по-настоящему», то есть с абсолютной отчетливостью и с точностью до секунды, поскольку извлекается не из мозга, но прямо из протеинов. Мужчина уже девятикратно прокрутил в сознании первую встречу с Адой (надо же, а он и забыл голубое платье, в котором она была на той вечеринке), а также некоторые минуты их последней близости… тридцать с чем-то раз. Мойра стала даже отпускать шуточки по поводу его остекленевшего взгляда и пьяной походки. Она-то прекрасно знала, в чем дело; тем более ни термокостюм, ни верхняя одежда не скрывали естественной реакции организма.

Харману хватило ума догадаться, что функция вызывает привыкание и требует очень осторожного обращения, особенно во время пешей прогулки по дну океана. Зато мужчина вернулся к беседам с Сейви, дабы лучше понять, что она говорила о будущем, о кольцах и вообще о мире. Когда-то ее речи казались невразумительными, полными странной мистики, но теперь — после хрустального чертога — наконец обрели смысл. Мужчина искренне огорчился, узнав, насколько неполными сведениями располагала покойница и при этом столетиями пыталась улететь на кольца и потолковать с «постами», — а ведь она не подозревала ни о космических кораблях в Средиземном Бассейне, ни о правильном способе связаться с Ариэлем через личные связи логосферы Просперо.

Еще раз увидев Сейви словно живую, Харман осознал, насколько моложе лицом и телом выглядит ее копия, и одновременно постиг их необычайное сходство.

Мужчина продолжал перебирать остальные возможности. Ближняя, дальняя, общая сеть плюс функции факса и логосферы не отвечали. Похоже, работали только внутренние резервы, не связанные с планетарной системой спутников, орбитальных накопителей массы, передатчиками данных и так далее.

Интересно, почему же тогда отказала функция «глотания»? Харман всегда считал ее чем-то вроде медицинского наблюдателя, который и сейчас исправно действовал. Значит, это было неверное предположение? Хрустальный чертог никак не разъяснял данный вопрос.

— Мойра? — гаркнул мужчина.

И лишь теперь осознал, что гроза давным-давно миновала и шум утих, не считая далекого плеска волн. А еще — на Хармане оставалась дыхательная маска со встроенным микрофоном, поэтому бедная постженщина чуть не оглохла от его вопля в наушниках капюшона.

Стянув респиратор, избранник Ады вдохнул насыщенный аромат океана.

— Чего тебе, мистер Луженая Глотка? — негромко, с достоинством отозвалась Мойра из тонкого спального мешка.

— Если я применю тактильный обмен сведениями со своей женой, с Адой, когда вернусь в Ардис, то мой нерожденный ребенок тоже будет все знать?

— Считаем зачатых цыплят раньше осени, юный Прометей?

— Тебе что, трудно ответить, мать твою?

— Ну ладно, попробуй, — разрешила собеседница. — Разве эти параметры наизусть упомнишь? Лично я никогда не обменивалась информацией с беременными. Богоподобные «посты» вообще не в состоянии залететь — не помогало даже то, что мы все были женского пола. Поэтому попытайся, когда и если вернешься домой. Хотя постой, вроде бы функция подразумевала определенные защитные фильтры… Ты не сумеешь передать зародышу или ребенку вредные для него или для нее сведения — к примеру, момент ее или его зачатия. От подобной душевной травмы малыша придется лечить лет тридцать, а мы ведь этого не желаем, верно?

Оставив едкую насмешку без внимания, Харман в волнении потер подбородок. Прежде чем отправиться в путь, мужчина гладко побрился: десять месяцев назад, на орбитальном острове Просперо, он уже понял, как неудобно сидит термокожа поверх бороды. Однако уже сегодня позавчерашняя щетина колола пальцы.

— Вы ведь имеете все те же самые функции, которыми наделили нас? — произнес путешественник, только в самый последний миг потрудившись придать своему высказыванию вопросительную интонацию.

— Дорогуша, — проворковала Мойра, — ты нас держишь за дураков? Дали бы мы «старомодным» какую-либо способность, если сами ею не обладаем?

— Значит, у вас их еще больше, — заключил Харман. — Гораздо больше нашей сотни?

Двойница Сейви ему не ответила.

Далее тот, кого называли Прометеем, открыл у себя в клетках кожи целый комплекс из нанокамер и аудиоприемников. Визуальные и звуковые данные сохранялись в особых протеиновых связках. Кроме того, в теле обнаружились биоэлектронные передатчики — правда, с коротким радиусом действия, поскольку они работали на клеточной энергии, но их сигналы наверняка можно было где-то перехватить, усилить и передать на дальнее расстояние.

— Туринская драма, — вырвалось у мужчины.

— Ты о чем? — сонно спросила задремавшая было Мойра.

— Теперь я понимаю, каким образом вы — точнее, твои божественные сестрички-трансвеститы, — передавали репортажи из Илиона и как туринские пелены помогали нам их воспринимать.

— Ну… ага, — буркнула постженщина и вновь заснула.

Между прочим, отныне Харман уже не нуждался в туринских пеленах для получения подобных передач. Он мог бы поделиться любыми своими ощущениями с любым человеком, который пожелал бы подсоединиться к потоку данных.

«Интересно знать, каково это — заниматься любовью с Адой, будучи подключенными друг к другу?» — подумал мужчина и тут же обругал себя распутным старикашкой. Вернее даже, грязным и вонючим распутным старикашкой.

Кроме функций логосферы, существовала и функция замысловатой сенсорной связи с биосферой; правда, сейчас она была недоступна, поскольку зависела от работы спутников, и Харману оставалось лишь гадать, что именно здесь подразумевалось: разговор по душам с Ариэлем либо полное единение с каким-нибудь одуванчиком и колибри? И возможно ли таким образом потолковать напрямую, на расстоянии, с МЗЧ? Мужчина посерьезнел, вспомнив слова Просперо о том, что с помощью маленьких зеленых человечков Ариэль удерживал несметные тысячи калибано у южных границ Европы; надо бы посоветоваться с зеками, попросить их помощи в борьбе против горбатых войниксов.

От всех этих исследований у Хармана еще сильнее разболелась голова. Почти случайно сверившись с внутренним наблюдателем, он выяснил, что уровень адреналина и кровяное давление в самом деле ужасно повышены. Тогда мужчина обратился к новой медицинской функции, более активной, нежели простое наблюдение, и пробы ради позволил выпустить в организм кое-какие химические реактивы. Кровяные сосуды шеи вдруг расширились, расслабились, тепло побежало к самым кончикам пальцев, и головная боль отпустила.