Голоса надежды - Татьяна Шкодина

Впереди было еще два года учебы, но любовь Милушкина вытеснила из него все другое: он вдруг пропадал с занятий, появлялся взъерошенный и растерянный, смотрел как‑то неуверенно и в сторону, словно сам боялся этого нахлынувшего на него чувства, больше похожего на сумасшествие, чем на любовь. Он хотел спрятать ее от посторонних глаз, с маниакальным упорством скупого рыцаря.

Мы все чувствовали себя неловко, особенно в одном экстравагантном случае — со шкафом.

У нас в аудитории стоял большой шкаф для наглядных пособий. С заменой мебели пособия перекочевали в новый, а этот темный и угловатый шкафище почему‑то остался. Выносить его не торопились, Когда однажды в шкафу зашуршало, Танюша Миркина взвизгнула:

— Мыши!..

А в распахнутом шкафу оказались смущенные Маша и Костя.

Костя смотрел на Машу во все глаза и сжимал ее руку онемевшими от волнения пальцами.

Если бы на месте Милушкина был кто‑нибудь другой, не обошлось бы без намеков и шуточек. Но эта смешная, чистая, слишком детская любовь! Нужна ли была она Маше? Женщины с прозрачными глазами не умеют любить… Теперь я это знаю.

После окончания курса Маша Оленина вышла замуж. Мужа, двухметрового спортсмена откровенно забавляла миниатюрная фигурка Маши. Их бурный роман длился не многим более трех месяцев, когда Маша спешно засобиралась в ЗАГС. И хотя женитьба не входила в планы красавца–соблазнителя, родители Маши настояли. Белое платье и так уже было слишком свободного покроя…

Тогда Милушкин совсем исчез из нашего круга. Он перестал ходить на занятия. Кто‑то видел его одного в сквере, кто‑то хотел окликнуть — но он избегал общения. Ему никто не был нужен.

Приближался день свадьбы. И когда Маша в пышном свадебном уборе вышла из квартиры, ее ждали ЦВЕТЫ. Таня Миркина была там, на свадьбе. Она сама видела это: все стены подъезда были в одуванчиках. Это были самые красивые одуванчики, самые красивые из тех, что когда‑нибудь рисовал Милушкин.

Жаль, что пастель так легко осыпается со стен… На следующий день случилось сразу два события: из нашей аудитории вынесли, наконец, старый шкаф, а Милушкин забрал документы из института. Последнему происшествию никто не удивился.

Больше на нашем курсе не было никаких необыкновенных, романтических историй. Оставшиеся до окончания института годы прошли розно и спокойно.

А недавно я встретил своего бывшего однокурсника. Настроение у меня с утра было незажнецкое, и эта встреча меня даже как‑то обрадовала. И хотя сплетня — женское «хобби», за недолгие десять минут мы успели перемыть косточки почти всем нашим общим знакомым. Пока мы с ним говорили, мимо нас, прошел, робко поздоровавшись, потрепанного вид-; мужичок с мутными слезящимися глазами. Я почему‑то вспомнил любовную историю Кости.

— Слушай, ты Милушкина помнишь? Одуванчика? Что с ним не знаешь?

— Милушкин? Спился. Постой, он проходил мимо нас, здоровался. Да ты не узнал его, что ли?

Мы одновременно оглянулись вслед сгорбленной фигурке уходящего Милушкина.

Больше я его не встречал…

Роман ПЛЮТА

* * *

Янтарной капелькой замерзшего стеклаСкатилась ножка из‑под юбки.Я взял ее за ноготь, и попробовал ее,Какая кислая! Прозрачна и желта…И подхватил за пятку — гнущуюся, длинную,И опустил в свой рот — всю, целиком,А проглотить забыл — так было вкусно!И упустил — чужая ножка чужому чужда…

ОЛЕ

Утром проснулись — шум, крики. Скорей к окошку.Падает снег. Черное море толпы кормят хлебнымикрошками.Хлынул — с неба на землю — рассыпался в воздухеснег.Настроены замки, дворцы — самосвалами, —в капельках воздуха снег.Падает в мириады комнат, кружащийся в воздухе,из телевизоров свет.Белые хлебные крошки.Квадратные, как окошки.— А! махнула рукой — падай снег!Падай больше, падай весь век!И вернулась в кровать,Чтобы снова спать.Только внизу, по хлебной крошке упавшего снега,(Ногами! Ступая на хлеб!)Почерневшими, угловато–хлипкими следамиПрошагал какой‑то слабенький поэт.Толпы очнулись… Снег стаял.Следы обратились в льдины. Вросли в асфальт…

ЗИМА И ОСЕНЬ

Вечером городское кладбищеПодметает небеса вениками деревьев.На ветках тополей остаются только пылинки ворон.Деревья сверху забрызганы грязью ворон.Воздух утекает с улиц, вытесняемый машинами,В землю. В сетке ветвей, в их клеткеЗаперты на ночь вороны. И спят.А утром кладбищенский попРазмахивает веником деревьевИ окропляет землю на много километровВокруг черными брызгами падающих в поля ворон.

* * *

Весной вновь прилетели на небо звезды.Они приехали свысока. Одна из них выскочила,закружилась,И долго носилась по небу. Земля, которая прилетелак солнцу.Огромная птица. Она была покрыта белымикучерявыми перьямиСвета и облаков. А внизу бегали маленькиекусачие черные собачки.Они вглядывались белыми точками людей,совершенно голых ночьюСквозь потолки квартир. И щелкала клювом.Клювом деревьев.С хвостом и крыльями. И долго смеялась, своимклювом из лошадей.Внутри нее было множество желтых, как солнцеяиц. Планет.А вокруг смеялись и веселились мириады соседей.Она прилетела сюда жить. Ей нужен был он.

ОСЕНЬ

Осеянные листьями, обсохшие в своей сине–зеленитравы.Осмеянные будущей зимой несмелые морозы.О, синие поля ветвей деревьев, неба, солнечногохлеба!О, сенными холмами загроможденный вздох полей.О, сень тяжелых, опахальных туч,где солнца пятнышки от темноты землижелтеют на лету.О, сень елей, огромных, как дубы, касающиесядруг дружку в сизой тишине.И осяки далеких птиц, жестоко уносимых ветром,Из осень–к-осени шатающихся взад–вперед,И целыми летящими осенями — пока здесь сухо,там уже темно,И в море жирное уже впадает снег огромной,С неба, льдом покрывшейся рекой…

* * *

Что ты делал в малюсенькихкомнатках этого сада, где стволыИ деревья словно держат однубольшую тучу зеленого дождя?..Тыдумал о девушке?О том, как будуттанцевать ее ноги,Когда она будет идтипо этой рассыпанной комьямии вспаханной мокрой земле?Гдестволы в саду, как лес,и освещены солнцем.

* * *

Утренние персики по вкусу напоминают лимоны,А свет утром — ярче, чем днем,Так что глаза поднять невозможно,Хотя солнце еще не встало с постели.А только лежит на самом краешке ее.Так низко лежит персиковым лимоном.Что земле совсем холодно,И с неба просыпался дождьИз его кожуры цвета серых облаков.

МОЛЧАТЬ

Постучись в открытое окно и пощупай воздух:Тук–тук–тук–тук–тук–тук.По тропинкам убегающее времяШевельнется и проснется вдруг.Обернись! Еще мгновенье, ты забудешь все.Шевельнись же! Шевельнись!Еще! Еще!Еще...Еще.Довольно!На сегодня хватит! Все.

* * *

Наступает темнота, и изТвоей щели начинают выбиратьсяИ разбегаться мыши.Они копошатся по углам.Серая–серая ночьШьет из тебя шубу.

ВЕТЕР?

Пробираясь в зарослях ветра,Провода и старые домаШумели и трещали.Качающиеся их бревна,Как раскачивающиеся деревья,Лили меж оконСвоих телСвет внутрь себя.

НАБРОСОК

I. 1. Мерно покачиваютсяогромные черные деревья.В ушах громко пульсируетночная тишина.Озаряемые бледной лунойвздрагивают теплые звезды.На холодную землю белым,сморщенным и дряблым покрывальцемложится первый снег.

2. На какую‑то минуту нежнаяпелена обволакивает город.Идет снег…

3. Четырехугольная луна.

4. Снег не переставаяработал всю ночь,покрывая огромными пушистымихлопьямивсе,что ему попадалось на пути.А утром, когда проснулся ненасытныйгород,он гиб под колесами машин,умирал под ногами пешеходов,таял в грязных, заполненныхмусором лужах.И только на деревьяхлежал нетронутый, молодой,первый СНЕГ.

5. Люди, широко расставив ноги,неумело двигаются по замерзшимдорожкам,закутанные в панцирь шуб и шарфов.В своих движениях они похожина младенца, совершающего свои первые,осторожные и напряженные шаги.

6. Ты привезла апельсины, унас очень редкие. Их было жалко.Всю неделю они пролежали на балконев целлофановом пакетикеогромные, оранжевые и такиенепривычные среди белого снега.А ночью, когда шел снег, онио чем‑то шептались, светясь в белизнесовсем как маленькие солнышки.

II. 7. Мокрые, в каплях машины,люди с зонтиками, спешащие,прячущиеся в подъездах.Потоки воды, несущиежелтые листья.А на крыше чистятся голуби.Смотрят вниз и изредка,мокрые и взъерошенные,перелетают с места на место,сбивая нависшие капли.

8. Иду. Горят красные и желтые.Дождь о витрины глаз.Белые. Ночь и город. Слепит.

ВЕСНА