Голоса надежды - Татьяна Шкодина

МИШКА

Омертвевшим парком прохожу я,Попирая меркнувшую медь,А на лавочке сидит, тоскуя,Позабытый плюшевый медведь.

И блестят две пуговицы темных,Мишке заменяющих глаза,И из этих пуговиц огромныхКатится дождливая слеза.

Голоса детей слышны из сада —Прошлой жизни золотая спесь.Кажется: играет где‑то рядомТот, кто мишку позабросил здесь.

Только к прошлой жизни нет возврата,И печален нынешний итог —Лавочкой пустой и мрачноватойНаказал медведя хмурый Бог.

Людмила ЗАЙЦЕВА

Я ВЕРНУСЬ

Когда я пришла к ним в тот вечер, Лидия Михайловна была взволнована:

— Ирочка! Лена познакомилась с… — она замялась, подыскивая слово. — С мужчиной.

— Ну и что? — пожала плечами я. — Давно пора.

— Вы не понимаете, Ирочка. Это не просто мужчина. Он композитор!

Я молчала, не понимая волнения своей собеседницы.

— Как же они познакомились? — наконец, спросила я.

— На каком‑то дурацком концерте. Я не возражаю, чтоб Лена на них ходила, но обычно мы ходим вдвоем, а в тот раз она пошла одна, я плохо себя чувствовала, и вот…

Наступила пауза.

— Вы говорите — композитор? Ну и что же он пишет — симфонии, оперы?

— Не смейтесь, Ира, на моем месте вам было бы не до смеха. Ничего он не пишет, бросил консерваторию на третьем курсе, теперь работает дворником. То есть может и пишет, но я не знаю.

— Вы — и не знаете? — улыбнулась я.

— Ирина! Я не желаю продолжать разговор в таком тоне! Я вижу — вас это забавляет, не более того.

— Но я не вижу ничего страшного в том, что Лена накокец‑то с кем‑то познакомилась.

Лидия Михайловна вскочила с кресла — именно вскочила, хотя раньше мне было бы трудно себе такое представить, при ее комплекции, — и трагически запахнув полы своего сиреневого халата, сказала:

— Бот именно — с кем‑то! С проходимцем! Последним композитором был, как известно, Стравинский.

— Почему именно Стравинский? Ладно, допустим — расскажите лучше, насколько это серьезно.

— Ирочка, вы врач, я буду с вами откровенна. Я давно уже задумывалась над Леночкиной судьбой. Тридцать два года, никакого интереса к мужчинам. Это ведь неестественно, и я должна была бы радоваться, но… Но почему этот дворник–композитор? Мы с вами интеллигентные люди (всех врачей Лидия Михайловна безоговорочно причисляла к интеллигентам), скажите, что мне делать?

— Ничего не надо делать, по–моему, тем более зам. , Насчет, интереса к мужчинам… А Юра?

Я коснулась запретной темы. Раньше Лена встречалась с Юрой, но об этом узнала Лидия Михайловна, и Юра был отвергнут.

— Пусть Лена сама решает, — перебила я собиравшуюся возразить собеседницу. — Кстати, она скоро придет?

— Скоро, за хлебом пошла.,. Как это — ничего не делать? Вы его не видели!

— А вы — видели?

— Вот именно. Волосья почти до пояса — хвост. Ира, что такое эти хвосты? И по телевизору тоже показывают… Но дело не в этом. Дело в том, что он предложил ей замуж. И она согласилась.

— Что? В первую же встречу?

— Почти. Во вторую. Вернее, во время второй (Лидия Михайловка следила за своей речью).

— А Лена? Как это — согласилась? Она хоть что‑нибудь о нем знает?

— Кроме того, что он сам ей рассказывал — ничего, — торжественно сказала Лидия Михайловна.

Мы помолчали.

— Да–а… — я вздохнула. — Я с нёй поговорю.

— Вы же знаете, Ира. Замуж выходить совершенно не за кого. Все приличные давно женаты, а оставшиеся…

— У него наколки есть?

— Что? — удивилась Лидия Михайловна.

— Ну, наколки, на руке, на пальцах, знаете? Татуировка.

— Ирочка! — охнула она. — Вы думаете… Я не видела, надо спросить у Лены. Хотя…

Щелкнул замок, в комнату вошла Лена.

Честно говоря, я всегда не понимала, почему она не замужем. Симпатичная, спокойная, стройная… Три «с». Нет, четыре. Еще и строгая, строгая к себе и другим. Четвертое «с», видимо, и было причиной, почему не пользовались успехом первые три. Точнее, успехом‑то они пользовались, но… Дальше и объяснять незачем.

— Привет, — сказала Лена, не удивившись моему присутствию.

Я уже привыкла к тому, что Лидия Михайловна и Лена удивлялись или не удивлялись чему‑нибудь совершенно неожиданно. Когда мы с Леной познакомились, шел дождь, и Лена удивилась, почему я под зонтом. Она была без зонта, она вообще никогда не брала с собой зонтов, надевала плащи, шляпы, береты, все это промокало, безнадежно портилось, выбрасывалось, но Лена была верна себе. Потом она удивилась, что я врач, и так далее. Зато когда проехавшая мимо машина окатила нас грязью с головы до ног, Лена даже не ойкнула. «Наверное, думает: дождь смоет», — подумала тогда я. Это было тем более странно, ведь работала Лена, как я потом узнала, программистом. Царство логики, и вдруг такое.

— Устала? — спросила я ее.

В последнее время у нее уставали глаза, от работы за компьютером.

Она мотнула головой.

— Чай пили?

Лена взглянула в наши лица.

— Ясно. Маман уже сообщила… Он должен прийти сейчас, вот и познакомишься.

— Лена, — осторожно начала я. — Лидия Михайловна мало что мне рассказала, но… Ты что, действительно собралась замуж?

— А что? — удивилась Лена. — Он славный, ты увидишь.

— А… А сколько раз ты с ним встречалась?

— Три. Но мы подробно обо всем говорили.

Лидия. Михайловна умоляюще посмотрела на меня.

— Лена… Я замужем пятнадцать лет, но не могу сказать, что знаю Владика. Ни один разговор не может быть достаточно подробным. Достаточным для… Для замужества, — я начала запинаться.

Лена опустила ресницы.

— А чего мне ждать? — сказала она. — И потом, все самое важное в жизни приходит само.

— Все самое страшное тоже, — закончила я. — Я не пугаю, но… Но так же нельзя.

— Ирен, не волнуйся, — она говорила — маман, Ирен, хотя не знала французского, и не была кривлякой–ломакой, но выходило у нее это совершенно естественно. Вроде прогулок под дождем. — Попытка не пытка.

— Есть и другая пословица, не менее народная «Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть».

— Ты судишь о нем со слов мамы, — она повернулась к матери.

Я взглянула на ее правильный, спокойный профиль, ни одной лишней, приблизительной линии, и подумала: «А в самом деле… А вдруг…».

В дверь позвонили. Лена пошла открывать.

— Сейчас увидите, Ирочка, — вздохнула Лидия Михайловна.

В дверь вошел… В дверь вошел молодой чело век, можно сказать, паренек, мальчишка. Это была первая неожиданность. Я представляла себе, ну, хотя бы действительно мужчину, человека наших с Леной лет, ровесника. Но он был лет на десять моложе.

«Так, — решила я. — Все ясно».

— Знакомьтесь, — сказала Лена. — Андрей, Ира.

Лена вышла на кухню.

— Ирина Петровна — врач, — сухо сказала Лидия Михайловна.

Гость кивнул:

— У меня ничего не болит.

— Ирина Петровна — психиатр, — значительно произнесла Лидия Михайловна. — И Леночкина подруга.

— С этой областью человеческой жизни я пока что не имел никаких контактов. Я имею в виду психиатрию.

Я усмехнулась.

— Эта область гораздо шире, чем принято думать.

Андрей обернулся ко мне, при этом его хвост, описанный мне уже Лидией Михайловной, мотнулся с его спины на грудь. Хвост действительно был роскошный, вьющийся (скорее всего, завивка), легкий, светлый, душистый. Как облако.

Голубые глаза пристально всмотрелись в меня.

— Вы думаете? Почему же?

— В определенном смысле все мы — группа риска. По психзаболеванию. Или отклонению. Или чему угодно с приставкой «псих».

— Не очень новая мысль, — он отвернулся.

— Зато актуальная. Особенно в наше время. А кем вы работаете? Кажется, дворником?

— Кажется. А что?

— Ничего.

Вошла Лена.

За чаем наш квартет разделился на два дуэта. Лена — Андрей, Лидия Михайловна — я. Общих тем разговора почти не возникало, хотя Лидия Михайловна и пыталась поддержать общую «светскую» беседу.

После чая Андрей, простившись, ушел первым.

— Вот видите? — прошептала мне Лидия Михайловна, пока Лена провожала его.

— Лена, ты еще приглашай к нам Андрея, чтобы мы поближе с ним познакомились, — вежливо сказала Лидия Михайловна Лене, когда она вернулась в комнату. — И Ире интересно будет получше его узнать.

— Он теперь часто будет у нас бывать.

— А кто его родители — поинтересовалась я. — Откуда он родом, вообще — откуда?

Лена молчала.