Девушка с ароматом ночи - Броди Эштон

Я пошевелилась, и плечо пронзила острая боль, в том месте, куда меня ранили тени.

Я закрыла глаза и представила себе лицо юноши с темными волосами. И как только я в первый раз глубоко вдохнула земной воздух, в памяти всплыло его имя. Имя, которое я хранила целое столетие.

— Джек.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сейчас

Школа Парк-Сити. Осталось пять с половиной месяцев.

Это случилось слишком скоро.

Ведь на самом деле меня не было целую сотню лет. Вся моя прошлая жизнь слишком поспешно обрушилась на меня. Особенно школа. Я вошла в двери школы и чуть не задохнулась от запаха свежей краски. Я огляделась кругом. Ни на кого из окружающих запах так не действовал, а у меня слезы брызнули из глаз.

Коридоры школы ничуть не изменились, и я вспомнила, что на Поверхности — высоко над Нижним миром — в мое отсутствие прошло всего шесть месяцев. В Нижнем мире время течет совсем иначе. Мое столетие там оказалось равно всего нескольким месяцам здесь. Ничего не изменилось. И в то же время все стало другим.

Над входом в крыло для старшеклассников висела растяжка «Парк-Сити — дом для горняков». В это время несколько парней в джинсах и футбольных майках пробежали под надписью, на ходу подпрыгивая и хлопая по ней руками.

Предпоследний год учебы. Пустая трата времени, учитывая, что мне не закончить даже этого учебного года, не говоря уже о выпуске. У меня было только полгода до возвращения в Тоннели.

Но мне нужно было быть здесь. Нужно было еще раз взглянуть на ту жизнь, что была у меня прежде. На то, что должно было быть у меня. В последний раз увидеть Джека, несмотря на то, как мы расстались. Снова увидеть свою семью.

Это возможность попрощаться. Возможность, от которой я однажды отказалась.

Я смотрела по сторонам, надеясь увидеть его лицо, но быстро опускала глаза, натыкаясь на вопросительные взгляды. Я знала, что он где-то здесь, в здании. От этой мысли у меня мурашки побежали по коже.

По крайней мере у меня осталась способность испытывать такие эмоции, от которых могли побежать мурашки. Для того чтобы покраснеть от стыда или задрожать, многого не надо — это вернулось еще неделю назад, вместе со всеми воспоминаниями. Но более сильные эмоции, те, что вызывают смех или слезы, все еще не давались мне.

Я взглянула на свое расписание. Английская литература. Пока я искала нужный кабинет, за моей спиной по коридору проносился и повисал в воздухе любопытный шепот.

Это Никки Беккет? Выглядит ужасно…

Она все еще употребляет?

Должно быть… Как еще можно в такое превратиться?

Бедный Джек.

Он знает, что она вернулась? Он знает, что она одурела от наркоты?

Найдя нужный кабинет, я прижала книги к груди, опустила голову и вошла в дверь.

Кто-то — вероятно, новая учительница литературы — окликнул меня:

— Мисс Беккет, не так ли?

Странно было слышать свою фамилию. Даже сердце забилось быстрее. И тяжелее. Столько времени прошло с тех пор, как я слышала ее в последний раз. Целое столетие Коул называл меня лишь по имени. Именно так бессмертные обращаются к таким, как я — если у тебя нет фамилии, значит, нет и жизни вне Нижнего мира. Значит, не к чему возвращаться. Может быть, поэтому он был так удивлен, когда я предпочла вернуться.

Я остановилась в дверях, повернулась к учительнице и кивнула в ответ, так что прядь волос упала мне на глаза.

— Входите, — она задумалась, оценивая мой внешний вид. Теперь всегда так. По словам моего отца, это происходит потому, что я похожа на истощенное животное, готовое к прыжку. Я сильно похудела, мои темные волосы перестали виться. — Директор предупредил меня, что вы придете. Я — миссис Стоун. Я вижу, у вас есть учебник.

Я снова кивнула.

— Вот там, сзади, есть свободное место, а вот дополнительная книга по мифологии, — она указала мне в дальний угол класса, но я продолжала смотреть на нее. — Вам придется серьезно потрудиться, чтобы наверстать упущенное.

Я повернулась и поплелась к свободному месту в последнем ряду. Я села, достала тетрадь и ручку и склонилась над партой так, что волосы заслонили мое лицо с обеих сторон.

Это было в моих силах.

Но я чувствовала витающее в воздухе любопытство. Ощущала его физически. Коул рассказывал, что Нижний мир изменит меня, сделает более восприимчивой к эмоциям окружающих, потому что сама я буду лишена чувств. Теперь я вернулась и ощущала «вкус» чужих эмоций вокруг себя.

Некоторые были сильнее других и неприятно поражали меня. Как когда папа сказал, что рад моему возвращению, но я почувствовала его разочарование, будто проглотила комок соли.

Было не так просто понять, какие именно эмоции окружают меня, если только они не были одинаковыми у целой группы людей.

Вот как сейчас. Тридцать человек в классе, и всех одолевает любопытство.

Но урок продолжался, и вот одно чувство, отличное от любопытства, всплыло на его фоне. Я не могла понять, что это. Было бы проще, если бы я подготовилась.

— Привет, — сказал знакомый голос с соседней парты.

Я вздрогнула.

Это был он.

Джек.

Парень, который вывел меня из Ада.

Я не ожидала, что встречу его на первом же уроке. Вот она, причина моего возвращения, но все слова, что я знала, застряли у меня в горле. Хотелось бежать к нему и в то же самое время мчаться от него, одновременно смеяться и плакать. Вместо этого я замерла.

Все это время я лишь хотела увидеть его и не задумывалась о том, что буду делать дальше.

Голос Джека звучал ровно, спокойно. Или скорее он хотел, чтобы это было так. И я была, вероятно, единственным человеком, способным это уловить.

Не поднимая головы, я тяжело вздохнула и попыталась произнести простейшее из слов, застрявших в горле. Я выдохнула как можно медленнее, и слово прозвучало:

— Привет.

Оно вышло безмолвным, лишь воздух прошел сквозь разомкнутые губы.

Джек отвернулся от меня и сосредоточил внимание на миссис Стоун. Я не знала, как пережить этот час.

Я неистово конспектировала, записывая каждое слово миссис Стоун. После моего возвращения мышцы рук дрожали из-за истощения, и я все время старалась их чем-нибудь занять. Отчасти из-за этого я увлеклась вязанием. За те две недели, что прошли с тех пор, как я очутилась в супермаркете и вернулась в дом отца, я связала целую кучу одежды, несколько собачьих свитеров для соседских питомцев и несколько чехлов на тостер.

Миссис Стоун увлеченно рассказывала о роли героя в мифологии. Когда она попросила класс назвать любимые сюжеты и персонажей мифов, несколько человек подняли руки. Здоровяк на последней парте сказал:

— Геркулес.

Другой парень в майке с надписью «Зубрилы воротилы» произнес:

— Афродита.

Все засмеялись. Я не поняла почему. Похоже, это была шутка для посвященных, а я к ним не относилась.

Потом блондинка за первой партой подняла руку и заявила:

— Аид и Персефона.

Я не могла удержаться от того, чтобы не полезть в учебник. Я не понимала, как эта история может быть любимой. По сюжету мифа, Аид, бог подземного мира, полюбил Персефону и похитил ее, чтобы жениться на ней. После того как он хитростью убедил ее съесть шесть зерен граната, она должна была проводить в подземном царстве по шесть месяцев в году.

Похищение и заточение. Это ужасный миф. Интересно, какой у этой девицы герой?

Джек качал ногой, отвлекая меня. Хотелось протянуть руку, положить ему на колено и сказать, что все будет хорошо.

Но это было невозможно. Я уставилась в свои записи, стараясь не думать о ноге Джека.

Раздавшийся звонок заставил меня вздрогнуть и выронить карандаш. Он покатился по полу, к парте Джека. Все во мне замерло. Может быть, он не заметил. Тогда можно подождать, когда все уйдут, и поднять карандаш. Я не двигалась. Все выходили, но за соседней партой никто не двигался.

Я не удержалась и повернулась туда.

Джек сидел на своем месте и смотрел на меня, держа мой карандаш в руке. Мой взгляд утонул в его глазах, в то время как тело порывалось бежать. Его волосы были так же темны и стали еще длиннее и растрепаннее, чем прежде. С лица исчезли все следы детской пухлости, по-видимому, мама перестала пичкать его мясными котлетами, как она делала во время футбольного сезона.

Глаза его были точь-в-точь такими, какими я их запомнила, какими представляла себе все эти сто лет. Цвета шоколада. Но кое-что изменилось: на одной из бровей у него появился пирсинг.

Год назад его еще не было, но он удивительно шел к этому лицу, обращенному ко мне. Само выражение лица стало более резким. Это было лицо человека, пережившего что-то.

Он был прекрасен.

Я начала дрожать. Мне пришлось собрать все силы — а их было не так много, — чтобы не броситься прочь.

Он, очевидно, ждал, пока я посмотрю на него. Выражение его голоса, как и лица, было не так легко определить. Это не любовь, не ненависть. Он протянул мне карандаш.