Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов

Никита Владимирович, приветствуя, протянул Линзам руку и выказал избыточное радушие.

– Ну, я вас покидаю, – удовлетворенно сказал Константин Анатольевич. – Вы позвоните мне, если что-то понадобится.

– Большое спасибо, – кивнул гость. – Думаю, мы управимся быстро. С людьми старой закалки, – он подмигнул Линзам, – обычно не возникает проблем.

Он сменил хозяина за столом, положил руки перед собой, сцепил кисти в замок. Константин Анатольевич бесшумно вышел. Никита Владимирович деловито и чуть манерно откашлялся.

– Василий Андреевич, – начал он, – дело у меня к вам чрезвычайно серьезное. Я следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам. Давеча был откомандирован в ваш замечательный город для расследования очень прискорбного случая.

Мощные Линзы, помедлив, понимающе склонили голову. Они, естественно, не поверили ни единому слову.

Никита Владимирович тяжко вздохнул.

– Вы ведь часто бываете в парке с шахматами. Практически ежедневно. Многое замечаете.

– Бываю, – несколько озадаченно подтвердили Линзы.

– Тогда вы, я полагаю, не можете не знать, что неделю тому назад... девятнадцатого числа... там, видите ли, произошло убийство. Убили молодого человека. Это случилось вечером.

– Я этого не видел, – решительно отмежевался Василий Андреевич. Он даже испытал облегчение: нет, его собственной персоной здесь никто не интересуется. Он приглашен лишь в качестве свидетеля. Так, в принципе, и мыслилось изначально – во всяком случае, представлялось крайне вероятным; правда, хоть времена и переменились, разве можно что-то знать наверняка?

– Но слышать-то должны были... – с доброжелательной настойчивостью заметил следователь.

Мощные Линзы пожевали губами.

– Ну да, разговоры идут, – признал он нехотя. – Только на что оно мне нужно? Сейчас вообще каждый день убивают.

– Вам – ни на что, – согласился Никита Владимирович. – Но это нужно нам. Так о чем же ведут разговоры ваши товарищи? Поймите, это не донос. Специфика нашей работы всегда подразумевала вербовку осведомителей, но сейчас совершенно не тот случай. Так что не бойтесь.

– Да к чему им разговоры-то вести? Шпана ведь, известное дело. Нажрались, раздухарились, энергию девать некуда, вдобавок наследственность тяжелая. Вот они и треснули парня бутылкой по черепушке, а потом вынули кошелек...

– Кто-нибудь видел это?

– Вряд ли, – ответили Линзы. – Это ведь ближе к ночи случилось, а мы все больше с утра сидим. Солнышко ловим, последнее. Из тех, кто вокруг нас кучкуется, никто не признавался, будто что-то видел. Да и не в тему это все, наша игра уж куда интереснее будет.

– Ну да, конечно... Видите ли, Василий Андреевич, дело вот в чем. У нас есть все основания полагать, что это было не простое хулиганство. Я, конечно, не могу посвящать вас во все детали...

– И не надо, – живо подхватили Линзы.

– ...не могу посвящать вас во все детали, – повторил следователь, словно не услышав. – Но поверьте мне на слово: потерпевший не был обычным прохожим. Случайное нападение шпаны, конечно же, возможно, но мы вынуждены исходить из худшего. Поэтому нам важна любая информация. Вы сами говорите, что тема все-таки обсуждается, несмотря на увлекательность ваших шахматных поединков. Что говорят конкретно? Вы можете не называть имен.

Он был весьма убедителен, и Василий Андреевич задумался. Он неожиданно ощутил несвойственное ему желание помочь органам. Убийство есть убийство, и ничего худого не будет в том, что он окажет посильное содействие.

– Конкретного ничего, – молвил он после паузы. – Просто говорят, что убили. А дальше, сами понимаете, начинаются оценки и выводы. Порядка никакого нет, милиции не дождешься... пиво на каждом углу. Хулиганье совсем распустилось, маньяки какие-то развелись, каких раньше в помине не было... Да мы и не слушаем особо! Мы же играем, думаем о фигурах.

– Жаль, – вздохнул Никита Владимирович. – Ну а ваши партнеры... вы с ними дружны, наверное, больше, чем со случайными зрителями?

– У нас случайных почти нет. Все одни и те же. Вымираем как класс. А партнер у меня, считайте, один...

– Это Нисенбаум, если не путаем?

– Он самый, – недовольно кивнул старик. – Моисей Залманович. Вы и о нем уже навели справки?

Никита Владимирович широко улыбнулся:

– Не беспокойтесь, мы обо всех навели справки. И со всеми поговорим. Я к чему клоню: ведь с Моисеем Залмановичем вы, скорее всего, общаетесь более тесно, да? Уж он-то не зритель, с ним вы не только о шахматах разговариваете?

Мощные Линзы подозрительно вздохнули:

– Да о чем нам еще разговаривать? Жизнь прожита, вспоминать тяжело. Только шахматы и остались.

– И все же? Что этот ваш Моисей Залманович думает о происшествии? Вы же наверняка обсуждали с ним это событие.

Линзы остро посмотрели на следователя:

– Гражданин начальник! Вам зачем-то понадобился Нисенбаум, верно? Вы сразу так и скажите. А я на это отвечу, что мы – заурядные пенсионеры, доживаем последние деньки. Нас убийства не интересуют.

– Почему же последние деньки? И солнышко у вас «последнее»... Зря вы так, Василий Андреевич, не торопите события – на тот свет всегда успеется. Уверен, вы еще ой-ой как пошумите с Моисеем Залмановичем.

Старик внезапно разгорячился: своим глупым оптимизмом следователь задел его за живое.

– Да потому! Что вы ерунду говорите, в самом-то деле?! Из нас обоих уж давно песок сыплется! Если вы дернете Нисенбаума, то его запросто кондратий хватит. А вам, давайте говорить прямо, лишь бы отчетность соблюсти...

– Серьезно? Ну спасибо, что предупредили. Мы и вправду собираемся его пригласить на беседу. Он что же, так тяжело болен?

– Тяжело? – Мощные Линзы презрительно смотрели прямо в глаза Никите Владимировичу – Да он весь разваливается! У него ж не зря номер на руке вытатуирован! Понимаете, что это значит?

– Догадываюсь... – Следователь с готовностью помрачнел. – Мы это обязательно учтем. Обещаю, что мы будем обращаться с ним исключительно аккуратно.

– Впрочем, и я не лучше, – Василий Андреевич завелся окончательно. – Только номера у меня нет, ваши ребята не такие аккуратисты. Номеров нам не ставили. А так все то же самое, только среди родных березок...

– Я знаю, – мягко ответил Никита Владимирович. – И где же содержали Моисея Залмановича, извините за бестактное любопытство?

– Откуда мне знать, где его содержали? Он об этом вспоминать не любит. Сказал однажды, что еще мальчишкой тогда был... Да упомянул, что на нем какие-то медицинские опыты ставили. И дальше прямо как отрезало – замолчал. А я и не настаивал: на себе испытал что-то подобное... Только вот опыт ставился другой, не медицинский, а... пошире, в мировом, скажем так, масштабе эксперимент: «Построение социализма в отдельно взятой стране».

– Ну да, да... я все хорошо понимаю. А чем он конкретно болен? Может быть, мы сумеем помочь...

Мощные Линзы прикинули и решили, что ничем не рискуют:

– Никто не знает, что с ним такое. У него все полетело... весь организм. Тысяча болезней.

Следователь усмехнулся про себя.

«Болеет весь организм» – как это похоже на пенсионеров! Он еле удержался, чтобы не поинтересоваться, не смотрит ли старикан по утрам ток-шоу Малахова.

– А точнее?

– Да он везде лежал, – с горечью сказал Василий Андреевич. – Доктора буквально разводят руками. Он про опыты почему-то помалкивает, а они что ни пробуют, ничего не могут сделать... – Мощные Линзы внезапно нахмурились. Они вдруг – неожиданно для себя – осознали некоторую странность в скрытности партнера по шахматам.

Никита Владимирович сделал пометку в блокноте.

– Государство обязательно обратит на это внимание. Я лично позабочусь. Но вы пока не обнадеживайте вашего товарища: я же не решаю эти медицинские вопросы. Расскажете потом, а сейчас вообще не нужно обсуждать с ним эти вопросы, касающиеся здоровья. Договорились? А вот об убийстве обязательно с ним поговорите – может быть, он что-то вспомнит из услышанного. Ну а про болячки пока лучше повременим...

Мощные Линзы ничего не имели против.

Просьба казалась вполне разумной. Зачем внушать человеку призрачные надежды?

Если признаться, то на душе у старика стало значительно легче, когда следователь его отпустил. Мощные Линзы ничем не погрешили против совести – наоборот, постарались помочь товарищу.

И может быть, даже преуспели в этом.

...Никита Владимирович откинулся в кресле и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Никакое убийство в парке его, конечно же, не интересовало. Там, действительно, прибили бутылкой какого-то прохожего придурка, и спецслужбы этим воспользовались как удачным предлогом для специальных бесед. Хулиганство, разгул шпаны, драки по пьяни – всю эту ерунду можно вообще не расследовать. Кстати говоря, и до Мощных Линз Никите Владимировичу тоже не было дела. Его интересовал исключительно Моисей Залманович Нисенбаум, особенно же – состояние его здоровья. Правда, не само по себе, а в свете определенных симптомов.