Женщины на российском престоле - Евгений Анисимов

И сторонники Екатерины, и сторонники великого князя готовились к схватке. Голштинский сановник граф Бассевич – участник и свидетель событий драматической ночи 28 января – писал: «Ждали только минуты, когда монарх испустит дух, чтобы приступить к делу. До тех пор пока оставался в нем еще признак жизни, никто не осмеливался начать что-либо: так сильны были уважение и страх, внушенные всем этим героем». Очень точные слова – магия власти такой яркой личности необычайно сильна до последнего мгновения.

Но все-таки Меншиков и Екатерина успели лучше, чем их противники, подготовиться к этой роковой минуте. Въезд в столицу и выезд из нее перекрыли нарядами солдат, государственную казну перевезли под надежную охрану. Однако важнее другое – они сумели склонить на свою сторону гвардию. Незадолго до кончины Петра гвардейских офицеров пригласили в апартаменты царицы, где уже собрались ее сторонники – Меншиков, Макаров и другие. Несчастный вид Екатерины, ее трогательные и ласковые слова, обращенные к ним – осиротевшим птенцам гнезда Петрова, наконец, тут же предложенные богатые подарки и обещания новых милостей – все это сыграло свою роль, и в решительный момент гвардия без колебаний встала на сторону Екатерины.

Триумф Екатерины

Сразу же после смерти Петра Великого в Зимнем доме начался последний акт политической драмы. Сюда съехались все высшие чины государства: сенаторы, архиепископы, президенты коллегий, генералы и старшие офицеры. И вот в ярко освещенный зал, заполненный придворными и сановниками, быстро вошли Меншиков, Головкин, Макаров и другие «первейшие», а следом – сама Екатерина. Прерывающимся от рыданий голосом она объявила о смерти возлюбленного супруга – императора и произнесла явно подготовленные заранее слова о том, что будет, как и раньше, заботиться о благе империи и подданных, следуя заветам Петра, который «разделил с ней трон».

Из слов кабинет-секретаря Алексея Макарова собравшиеся в зале узнали, что царь умер, не оставив никаких распоряжений о наследнике престола. Это было чрезвычайно важное заявление. В подобных случаях по традиции новый монарх избирался «согласным приговором государства» – высших военных, гражданских и придворных чинов. Но Меншиков и его сторонники не могли ни в коем случае пойти на это. На разные голоса они стали убеждать присутствующих попросту признать, что престол теперь переходит ко вдове императора. Они ссылались на то, что незадолго до смерти, в 1724 году, Петр короновал Екатерину в главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля.

Это не убеждало противников худородной царицы. Видя, что завещания в пользу Екатерины нет, что большая часть сановников колеблется, Голицыны и Долгорукие стали требовать передачи престола законному наследнику – внуку Петра Великого. Спор разгорелся не на шутку. Аргументы сторонников Екатерины были откровенно слабы. Так, Феофан пустился в воспоминания о том, что где-то когда-то царь в застольной беседе с близкими ему людьми якобы открыл им свое намерение передать престол жене. Однако воспоминания записного златоуста о речах на дружеской попойке не могли заменить официального документа о престолонаследии. Иерарха подняли на смех. Спор становился все ожесточеннее, и неизвестно, во что он мог бы вылиться…

И вот тут сработало «секретное оружие», приготовленное «партией» Екатерины и Меншикова. Вдруг раздался грохот полковых барабанов, все бросились к окнам и сквозь затянутые сеткой инея стекла увидели, как мелькают перед дворцом зеленые мундиры преображенцев и семеновцев. Дворец был окружен! Президент Военной коллегии фельдмаршал князь А. И. Репнин – сторонник великого князя Петра – пытался выяснить, кто посмел без его приказа вывести полки из казарм… Но было уже поздно – его грубо оборвали, и в зал повалили разгоряченные и возбужденные гвардейцы.

Императрица Екатерина I

Все предложения сторонников великого князя тонули в выкриках гвардейцев в честь матушки-государыни и бесцеремонных угрозах «расколоть головы боярам», если они не передадут престол Екатерине Алексеевне.

Улучив подходящий момент, Меншиков, перекрывая шум, громко крикнул: «Виват наша августейшая государыня императрица Екатерина!» – «Виват! Виват! Виват!» – подхватили гвардейцы. «И эти последние слова, – вспоминает Бассевич, – в ту же минуту были повторены всем собранием, и никто не хотел показать виду, что произносит их против воли и лишь по примеру других. К восьми утра был составлен довольно туманный по содержанию манифест о восшествии на престол Екатерины. Его подписали и победители, и побежденные. Все было кончено. Гвардейцам раздавали водку… На российском престоле оказалась императрица Екатерина I.

Новые янычары

Так 28 января 1725 года гвардейцы впервые сыграли свою политическую роль в драме русской истории. Создавая в 1692 году гвардейские полки, Преображенский и Семеновский, Петр хотел противопоставить их стрельцам – привилегированным пехотным полкам московских государей. «Янычары!» – презрительно называл стрельцов Петр. У него были причины для ненависти. Навсегда он запомнил жуткие сцены: в 1682 году на глазах десятилетнего мальчика пьяные и разъяренные стрельцы растерзали его дядю и других близких родственников. Но не успел основатель и полковник Преображенского полка закрыть глаза, как его любимцы превратились в новых янычар.

История гвардии XVIII века противоречива. Прекрасно снаряженные, образцово вооруженные и обученные, гвардейцы всегда были гордостью и опорой русской армии. Их мужество, стойкость, самоотверженность много раз решали судьбу сражения, кампании, войны в пользу России. Не одно поколение русских людей замирало в трепетном восторге, любуясь на «однообразную красивость» гвардейских батальонов во время их торжественных маршей по Марсову полю. Но в летописи гвардии есть иная, менее героическая страница. Гвардейцы – эти красавцы, волокиты, дуэлянты, избалованные вниманием столичных дам, – составляли особую, привилегированную воинскую часть, со своими традициями, обычаями, психологией. Гвардейцы охраняли покой и безопасность двора и царской семьи. Стоя на часах в царском дворце, они видели изнанку придворной жизни. Мимо них в царские опочивальни прокрадывались фавориты. Часовые слышали сплетни и ссоры, без которых не мог жить двор. Гвардейцы не испытывали благоговейного трепета перед блеском золота и бриллиантов, иерархией чинов, торжественными церемониями, пышность которых поражала стороннего наблюдателя, – на все у них было свое особое, часто нелестное мнение.

Важнее же то, что у гвардейцев было преувеличенное представление о своей роли в жизни двора, столицы, Отечества. Между тем оказывалось, что «свирепыми янычарами» можно успешно управлять. Лестью, обещаниями и посулами, деньгами иные придворные дельцы умели направить раскаленный гвардейский поток в нужное русло, так что наши красавцы даже не подозревали, что они лишь марионетки в руках интриганов.

Впрочем, как обоюдоострый палаш, гвардия была опасна и для тех, кто вздумал бы воспользоваться ее услугами. Власть императоров и первейших вельмож нередко становилась заложницей необузданной и капризной вооруженной толпы новых янычар. Уже в январе 1725 года это понял посланник Людовика XV французский дипломат Жан-Жак Кампредон. Сразу после переворота он писал: «Решение гвардии здесь – закон». И это была истинная правда. XVIII век вошел в русскую историю как «век дворцовых переворотов», и все эти перевороты делались руками гвардейцев. А начало этому было положено глухой январской ночью 1725 года.

Лифляндская Золушка

Кто же она – «Всемилостивейшая и Всепресветлейшая государыня императрица Екатерина Алексеевна»? Откуда она родом? «Екатерина – шведка!» – говорят одни историки. Она родилась в Швеции, в местечке Гермюнаведе, в семье квартирмейстера Эльфсборгского пехотного полка Иоганна Рабе. После смерти мужа мать Екатерины перебралась с девочкой в Ригу, к своим родственникам, и вскоре сама умерла. Екатерина попала в приют, откуда ее взял пастор Глюк – личность известная в маленьком лифляндском городке Мариенбурге (ныне Алуксне в Латвии) на дороге Псков – Рига.

Есть факты, которые могут подкрепить это мнение. В письме к Екатерине Петр, поздравляя ее с годовщиной взятия Нотебурга – Шлиссельбурга, шутливо писал, что захватом этой шведской крепости в 1702 году «русская нога в Ваших землях фут взяла», то есть сделала первый шаг. В 1725 году в разговоре с французским посланником Кампредоном Екатерина вдруг перешла на шведский язык. Она хотела, чтобы ее понял только Кампредон, долго живший в Стокгольме. И он подхватил беседу…

«Ну и что? – резонно восклицают оппоненты „шведской версии“. – Что же здесь странного? Ведь Лифляндия была шведским владением, потому и Екатерина была подданной шведского короля, этим и объясняются и шутки Петра, и знание ею шведского языка». Действительно, гораздо больше фактов говорят за то, что Екатерину звали раньше Мартой Скавронской, происходила она из латышских простолюдинов – крестьян или горожан, родилась она 5 апреля 1684 года и была окрещена в лютеранскую веру, а осиротев, в двенадцать лет попала в дом пастора Глюка. С последним согласны все спорящие, хотя никто наверняка не может сказать, как ее воспитывали и чему учили. Но ясно одно – девочка-сирота была прислугой в большом доме пастора, работала на кухне и в прачечной. В восемнадцать лет Марта была здоровой, красивой девушкой, чей добрый характер, ум и обаяние не остались без внимания местных парней.