В поисках утраченного - Николас Дикнер

Обременив себя закладной, мать была вынуждена искать работу и нашла — в Шатоге, в турагентстве. По иронии судьбы эта работа положила конец скитаниям ее юности и ее дневникам.

Последний дневник закончился страницей без даты примерно в 1971 году. Я закрыл тетрадку и глубоко задумался. Самым важным из всех упущений в обрывочных записях матери был Иона Дусе.

От моего случайного родителя осталась лишь пачка почтовых открыток, нацарапанных неразборчивым почерком; последняя датировалась 1975 годом. Я часто пытался разгадать тайну тех открыток, но разобраться в иероглифах так и не сумел. Даже почтовые штемпели давали больше информации, поскольку прокладывали дорогу, начинавшуюся на южной Аляске, поднимавшуюся к Юкону, затем спускавшуюся к Анкориджу и заканчивавшуюся на Алеутских островах, точнее, на американской военной базе, где мой отец нашел работу.

Под стопкой почтовых открыток лежал маленький мятый пакет и письмо от ВВС США.

Из письма я не узнал ничего нового. Пакет же пробудил забытые воспоминания. Теперь он был совершенно плоским, но когда-то Иона прислал в нем компас к моему дню рождения. Я помнил этот компас на удивление отчетливо. А как я мог забыть? Это было единственное вещественное доказательство существования моего отца — путеводная звезда моего детства, восхитительный инструмент, с которым я пересек тысячу воображаемых океанов! Под какой из мусорных гор покоится он сейчас?

Я лихорадочно прочесал бунгало сверху донизу, опустошая ящики и буфеты, копаясь на всех полках и под коврами, заползая в самые темные закоулки.

И только в три часа ночи я нашел его между огромной подводной лодкой и зеленым мусоровозом на дне картонной коробки, задвинутой на чердачные стропила.

Годы не улучшили внешний вид скромного компаса, пятидолларовой вещицы, скорее всего валявшейся около кассы в скобяной лавке Анкориджа. К счастью, длительное соседство с металлическими игрушками не размагнитило его иглу, настойчиво указывавшую вроде бы на север.

Строго говоря, это был миниатюрный морской компас, состоявший из прозрачной пластмассовой сферы, наполненной прозрачной жидкостью, в которой плавала вторая, намагниченная и градуированная сфера. Размещение одной сферы внутри другой, как в крохотной матрешке, гарантировало гироскопическую стабильность, способную выдерживать самые сильные штормы: какими бы высокими ни были волны, компас не терял ни ориентации, ни линии горизонта.

Я заснул на чердаке, витая в розовых облаках, с покоящимся на моем лбу компасом.

С виду старый компас кажется совершенно непримечательным, точно таким, как любой другой компас. Однако при ближайшем рассмотрении осознаешь, что этот компас не указывает прямо на север.

Некоторые индивидуумы уверяют, что всегда точно знают, где находится север. Мне же, как большинству людей, необходим ориентир. Например, когда я сижу за прилавком в книжном магазине, я точно знаю, что северный магнитный полюс расположен в 4238 километрах от меня на прямой, проходящей через полку Микки Спиллейна к острову Эллеф-Рингнес, песчинке, затерянной посреди огромного архипелага Королевы Елизаветы.

А мой компас вместо полки Микки Спиллейна показывает на полтора метра левее, прямо в центр двери.

Конечно, я знаю, что магнитное поле планеты подвержено местным искажениям и что север может немного смещаться. Вероятные причины подобной аномалии: месторождение железной руды в подвале, водопроводные трубы соседа сверху, обломки трансатлантического лайнера, погребенные под мостовой бульвара Сен-Лоран. К сожалению, ни одна из этих теорий не основана на фактах, потому что мой компас указывает левее севера в любых обстоятельствах. Возникают два мучительных вопроса:

Какова причина этой магнитной аномалии?

Куда, черт побери, указывает компас?

Здравый смысл подсказывает, что главная местная аномалия магнитного поля — мое воображение и что лучше бы мне разбирать вещи, а не грезить наяву. Однако аномалии похожи на наваждения: всякое сопротивление бесполезно.

Я смутно помнил кое-что из курса географии: магнитное склонение, тропик Рака, Полярная звезда. Настало время использовать глубоко погребенные знания. Вооружившись кучей книг по географии и разномасштабных географических карт, я принялся определять, куда в точности указывает мой компас.

Путем кропотливых вычислений я пришел к отклонению в 34 градуса к западу от севера. Следуя этому курсу, пересекаешь остров Монреаль, Абитиби и Тимискаминг, затем Онтарио, прерии, Британскую Колумбию, архипелаг Принца Уэльского, южную оконечность Аляски, северный край Тихого океана и Алеутские острова, где наконец утыкаешься в остров Умнак, а точнее, в Никольское, крошечную деревушку с населением тридцать шесть человек, пять тысяч овец и бессчетное количество собак.

Таким образом можно сделать вывод, что компас указывает прямо на Никольское. Ответ показался мне вполне удовлетворительным, хотя и имел один недостаток: запутывал вопрос вместо того, чтобы прояснять его.

Нет в мире совершенства.

Время от времени какой-нибудь покупатель интересуется, что за амулет висит у меня на шее.

— Это компас Никольского, — отвечаю я.

Покупатель недоуменно улыбается и вежливо меняет тему. Например, спрашивает, где можно найти книги Микки Спиллейна.

Как вы уже, наверное, догадались, я работаю не в географическом институте и не в магазине, торгующем глобусами.

На самом деле S. W. Gam Inc. — бизнес, посвященный исключительно приобретению, представлению и розничной продаже книг, прежде имевших владельцев. Другими словами, букинистический магазин. Мадам Дюбо, моя уважаемая нанимательница, взяла меня на работу на закате четырнадцатого года моей жизни. В то время я зарабатывал жалкие два доллара пятьдесят центов в час, кои милостиво принимал, поскольку мог свыше обозревать все те книги с единственной обязанностью читать их.

Я работаю здесь уже четыре года, период, кажущийся мне гораздо более длинным, чем на самом деле. За это время я бросил школу, моя мать умерла, а немногие друзья моего детства скрылись из вида. Один сорвался в Центральную Америку за рулем старого «крайслера» и пропал. Второй изучает морскую биологию в Норвежском университете и не подает о себе вестей. Другие просто исчезли в водовороте событий.

Что касается меня, я так и не сдвинулся из-за прилавка книжного магазина, зато научился наслаждаться феерическим видом бульвара Сен-Лоран.

Моя работа — скорее призвание, чем обычная карьера. Молчание способствует медитации, зарплата сообразна обету бедности, а мои рабочие инструменты не противоречат принципу монашеского минимализма. Никакого современного электронного кассового аппарата; все вычисления производятся вручную — старомодное сложение в столбик на любом подвернувшемся под руку клочке бумаги. И никакого компьютеризированного каталога; компьютер — я сам, и, выслушав вопрос, я должен вспомнить последнее место, где видел, например, перевод на эсперанто «Бродяг дхармы». (Ответ: за трубами раковины в уборной.)

Моя работа не так проста, как может показаться; книжный магазин S. W. Gam — одно из тех мест вселенной, где люди давным-давно потеряли контроль над ситуацией. На каждой полке книги стоят в три ряда, а пол заставлен дюжинами картонных коробок, и лишь узенькие тропинки между ними позволяют покупателям передвигаться по магазину. В ход идет каждая щелочка: под кофейником, между шкафами и стенами, в смывном бачке, под лестницей, даже в пыльной тесноте чердака. Наша классификационная система изобилует микроклиматическими зонами, невидимыми границами, пластами, свалками, отвратительными безднами, широкими равнинами без явных ориентиров — сложная картография, зависящая исключительно от визуальной памяти, без коей в этой профессии долго не протянешь.

Однако для работы здесь требуется больше, нежели пара зорких глаз и несколько унций памяти. Жизненно важно развить особое восприятие времени. Дело в том — как бы получше сформулировать? — что различные воплощения нашего книжного магазина сосуществуют одновременно во множестве разрозненных времен, разделенных тончайшими интервалами.

Несомненно, подобное утверждение требует некоторых разъяснений.

Каждая попадающая сюда книга может встретиться со своим следующим читателем в любой момент истории магазина, как будущей, так и прошлой. Разбирая новое поступление книг, мадам Дюбо постоянно консультируется с собственной версией энциклопедии «Британника» — примерно тремя десятками тетрадей, где она регистрирует все особые заявки клиентов с февраля 1971 года, — проверяя, а вдруг лет десять тому назад кто-то искал одну из вновь поступивших книг.

Время от времени она с торжествующей улыбкой хватает телефонную трубку: