Молоко Жаръ-птицы - Маргарита Станиславовна Сосницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щедро всех озаряет собой.
И конвойным бы просветлиться,
Для богини нарвать цветов…
Да им злость сводит рожи – не лица,
Разорвать ее каждый готов.
Злость невродам ударила в голову
И друг друга кидаются рвать…
Удаляется мраморно-голая
В небе – дочь,
на земле –
свет-гармонии мать.
Мировой океан открывает объятия,
Пусть он явлен Молочной рекой, -
С ним слилась Афродита, объяв необъятное –
Возродит её пенный прибой.
15/26.03.2010
Молочная река
Размеренно течёт река
Жаръ-птичьего парного молока
И мраморные моет берега.
На мраморе, живом и плодородном,
Цветут деревья сливы, вишни, абрикосы,
А земляники столько,
Хоть греби лукошком.
Поспевшие плоды и ягоды
В парное опадают молоко,
Оно становится сливовым, земляничным –
Волна взбивает сахарные сливки,
А у порогов пахтает сметану.
Сюда спешат гурьбою ребятишки
С ложками, кувшинами и мисками,
Сюда несут младенцев-сирот –
Молочная река им заменяет мать.
Течёт равнинная река
Жаръ-птичьего парного молока,
Перетекая плавно в Млечный путь.
Чтоб не иссякла рекам прарека,
В свое гнездо летит Жаръ – Феникс – птица
И вспышками, мерцанием, зарницами
Ей силу сердца с пеньем отдает.
А на заре в великий день Купалы
На бело-мраморных молочных берегах
Является в обличье первозданном
Венера – Афродита – Лада
И совершает свой обряд купанья и рожденья
В молочно-сливочных волнах.
Бисквитно-мраморные берега
Напоминают очертанья рук,
Груди – когда богиня перекинулась на спину, –
И совершенной формы плеч, коленей.
После купанья в пенно-цельном
Венера-Афродита-Лада
Идёт на васильковую поляну,
Расчесывает гребнем золотые косы:
Будто созвездий россыпь
По васильковому ковру – их блеск,
Так на земле всеторжествует царствие небес.
Дочь гармонии и сын царя
Повстречались Афродита и Иван-царевичъ;
Афродита шла через ручей,
Он поил в нем пегого коня.
Поднял на руки, как девицу, богиню,
Перенес через поток царевичъ,
Бережно поставил на траву.
Приласкала травка мраморные пятки,
Соткала мураво-шелковое платье
Зелени прозрачно-изумрудной
В полевых соцветьях,
и венком
Волосы пшенично-золотые
Убрала в жар-утренних лучах.
У Иван-царевича не крылья –
Сажень распрямилася в плечах,
И слова восторга иль молитвы
Прозвучали было на устах,
Да защёлкал трели соловей –
Наш лесной заливистый орфей.
Царский сын орфею поклонился.
Царевичъ ведет под уздечку коня,
Богиня на нем восседает,
В шелковую гриву кувшинку вплетает,
По крупу рассыпались косы.
Не обижен даром речи свет-царевич:
«Я хочу в дворцовом терему
Зреть тебя прекрасною царицей,
Ты собою посрамляешь тьму,
И жена ты непорочна, и жаръ-птица!»
Афродита улыбнулась сокровенно
(Родилась улыбка Моны Лизы…)
Сокровенно улыбнулась Афродита
На слова царевича удалого,
Бабочка на руку ей садится,
Будто из каменьев тайников Урала.
«По-гречески «царица» – «василиса»,
Я же – богиня. Миръ – мне храмъ,
И храмы мне повсюду. Зачахну въ терему,
Я всемъ принадлежу и никому.
Меня возноситъ иерофантъ, шаманъ,
Ваятель, воинъ, а всякъ вступающий во бракъ
Спешитъ къ моимъ стопамъ просить о счастье.
Меня заточишь въ теремъ –
У людей похитишь. Къ тому ль стремишься ты,
О, витязь?»
«О, нетъ! Наследнику престола
Безъ счастия людей невыносимо счастье».
«Тогда изъ мифа в твою сказку
Пошлю тебе царицу я, прекрасную, премудрую,
Вскормлённую Молочною рекой,
Но знай, мы, в мифахъ боги, живём трудно –
Нелёгокъ бой с невежествомъ и тьмой
И веченъ.
Такъ для тебя судьбы не может быть иной
Какъ для твоей царицы».
«Что жъ, нареку её я Василисой.
Тебя мы будемъ почитать
Какъ покровительницу-мать!»
Иван к ней повернулся поклониться,
Ан, нет уж Афродиты-Лады –
Трепещет в воздухе улыбка Монны Лизы
Да бабочка над гривою кружится
И кувшинка горит нетрепетной лампадой.
01.04.2010
Жаръ-птице
Я давно не видела Жаръ-птицы,
На мое она не жалует окно.
Где она могла запропаститься?
Без нее и скучно, и темно.
Где ты, где, стоцветная Жаръ-птица,
Пламенный искрящийся цветок,
Всех сияний и огней царица,
Озаряющая запад и восток?
Над каким летишь меридианом,
Параллель какая под крылом?
Пафосно озёрам, океанам
Отражать сияние твоё.
Где ты, где, души моей Жаръ-птица?
В ней твое родимое гнездо.
Здесь шелково ты сумела опериться
И воскреснуть из золы раз сто.
Зажигаю трепетные свечи,
Начиняю жемчугом пирог.
Прилетай ко мне под вечер
На окно иль прямо на порог.
24.03.2010
***
О чем ты шепчешь мне на ухо, Афродита?
Так открываются бутоны розы чайной
Иль меж камней бежит сверкающий родник.
Твой шепот сладостно-необычайный
Лучом рассеянным возник.
О, торжество и царство совершенства,
Душевной чистоты апофеоз,
В минуты вдохновенного блаженства
О чем ты шепчешь языком луча и роз?
Смолкает родника целебное журчанье
И вздохи акварельных лепестков,
И явственно слова я различаю:
«Жизнь на земле –
мистерия богов».
Явленье Афродиты над Москвою
Полночный небосклон объят пожаром –
Москва так не горела при Наполеоне –
Метаются команды все пожарных,
Но нет поджога ни в одном районе.
А то в Коломенском Жаръ-птица слезы льёт,
Не слезы, впрочем, золотые искры,
Они полночный поджигают небосвод,
Их пламя по реке струится.
Ее находит голова пожарных:
«Что плачет так кормильца моего мать-птица?
Зачем она в горючем жар-ударе?
Что с ней могло за лихо приключиться?»
«Я сгораю в тревоге, печали
И горючие слезы лавиною лью,
Оттого, что богини своей не встречаю
Ей пылающих роз не дарю.
Без нее в этом мире не ясно,
Чёрен пепел и после огня.
Столько дней я летаю напрасно,
Афродита не встретит меня.
Оттого я, Жаръ-птица, в угаре,
Оттого и Москва вся в пожаре».
Горизонт источает прозрачно сиянье,
Заполярье хотя далеко,-
В белизне, как поток в океане,
Растворяется, блекнет огонь.
На собачьей упряжке по своду
В белой мантии меховой
Афродита плывет свободно
На свиданье с Венерой, звездой.
И отрадно в Москве белокаменной,
Хлебосольствует мирно столица,
На верхушке кремлевской, на башенной,
Восседает двуглаво Жаръ-птица.
Обретение имени
«…женщина должна была дать им тайные имена,
чтобы тем самым изменить мир».
( У.Б. Йейтс)
Ночь июньская, ласковей шерсти
Быстроногого дикого зверя,
Для предсказочных путешествий
Отворяет незримые двери.
Я лечу на ковре-самолете,
Подо мной проплывают полесья,
Даже в самом трясинном болоте
Отражаются зыбко созвездья.
Мое имя до Афродиты
Берегло, освящало просторы,
Были женщины им имениты,
Восславляли его в рощах хоры.
А потом мое имя изгнали,
Изгоняли мечом и огнем.
И меня искажённо назвали,
И развеялось знанье мое.
На ковре я теперь летаю;
Может быть, по верхушкам лесов,
В отраженьях
