Зачарованная - Люсинда Эдмондз

Конечно, они были правы. Мадди не имела никакого сходства со своей очаровательной матерью. Она часто рассматривала фото, стоявшее на фортепьяно в кабинете отца, и всегда восхищалась огромными карими глазами и прекрасным лицом изображенной на нем женщины. Фотографий было много, на них была Антония Грэхем, ее покойная мать, танцующая Одетту-Одилию в «Лебедином озере», Аврору в «Спящей красавице», а на одном фото она была снята в роли Жизели. Мать выглядела утонченно-изысканной и казалась совершенством. Антония передала своей дочери прекрасную, изумительно стройную фигуру и талант балерины. Когда люди видели, как танцует Мадди, они забывали о ее веснушках и неярком лице и начинали восхищаться грацией и легкостью, с которыми она исполняла самые сложные и замысловатые па. Словом, в свои семнадцать лет Мадди готова была оправдать самые смелые ожидания своей матери.

Антония Грэхем выбилась из артисток кордебалета и стала ведущей солисткой. Она должна была стать прима-балериной Королевского Национального балета, но погибла в автомобильной катастрофе во Франции в возрасте двадцати восьми лет.

Мадди в то время было всего пять лет. В памяти остался только терпкий запах духов, которыми пользовалась мать, да еще то, как Антония надевала меховое пальто после какой-то премьеры в Королевском Оперном театре, куда родители как-то взяли девочку. Последние два года своей жизни Антония много путешествовала по свету, у нее было множество контрактов во всех частях земного шара. Иногда Кристофер сопровождал жену в этих поездках, и тогда Мадди оставалась на попечении нянюшки. Но в тот раз, когда Антония погибла, Кристофера рядом с ней не было.

По мере того, как Мадди подрастала, она все чаще замечала глубокую печаль в глазах отца, когда он говорил о ее матери. Он всегда рассказывал Мадди, как счастливы они были, говорил о том, что такая любовь, как у них с Антонией, случается только раз в жизни.

Говоря о своей покойной жене, Кристофер подбирал самые прекрасные слова, так что спустя несколько лет после ее смерти Мадди была уверена, что ее мать – настоящий ангел во плоти, поэтому Господь и забрал ее такой молодой. Покойная мать была идеалом, совершенством. И надо было очень стараться, чтобы быть достойной ее.

Магнитофон отключился. Мадди устало опустилась на пол, тяжело и часто дыша. Ну то ж, возможно, на следующей неделе отец сможет гордиться ею, когда она скажет ему, что успешно прошла конкурс для поступления в хореографическое училище при Королевском Национальном балете. Учиться там было ее мечтой с того дня, когда мать привела ее в детский балетный класс незадолго до своей гибели. Мадди хотела бы поступить в балетную школу, но отец выглядел таким печальным, думая о том, что она уедет в интернат и оставит его одного, поэтому ей пришлось оставить эту идею. Вместо этого она пять раз в неделю после школы занималась с учителем танцев и блестяще сдала все экзамены в Королевскую академию танца. Ее учитель был абсолютно убежден, что она победит в конкурсе и поступит в хореографическое училище.

Конечно, Мадди понимала, что никогда не удастся залечить рану, которая осталась в сердце Кристофера после смерти ее матери, и все же она старалась изо всех сил показать отцу, как сильно она его любит. Они очень сблизились за последние несколько лет, и Мадди была рада, что Кристофер теперь полагался на нее во всех домашних делах. Сам он больше интересовался своей музыкой, чем этой прозаической стороной жизни, поэтому Мадди взвалила на себя бремя покупок, стирку, проверяла оплачиваемые счета, ей приходилось держать в уме распорядок дня отца, помнить, с кем у него назначены встречи, куда ему нужно пойти.

Хореографическое училище Национального балета находилось в лондонском Вест-Энде, добираться туда нужно было на метро, а это означало, что она по-прежнему будет жить дома и присматривать за отцом. Словом, сейчас все складывалось настолько удачно, что она пошла в своем нахальстве еще дальше и навела справки о возможности получать стипендию. Местные чиновники уверили ее, что, если ей удастся поступить в училище, ее занятия будут оплачены.

Мадди не сказала отцу, что собирается участвовать в конкурсе. Если бы она не поступила, ей было бы ужасно стыдно, зато в случае успеха это будет замечательный сюрприз для Кристофера! Он ведь убежден, что после летних каникул его дочь опять отправится в Хэмпстед Хай Скул.

Мадди взглянула на часы – самое время принять душ перед тем, как в одиннадцать часов, согласно традиции, она отнесет отцу чашку чая, вареное яйцо и кекс. Она слышала, что прошлой ночью он вернулся домой в половине четвертого.

– Бедняжка, – подумала она, на цыпочках поднимаясь по лестнице в ванную, – он, должно быть, смертельно устал.

Кристофер Винсент был композитором. К несчастью, ничего из того, что он написал в последние тринадцать лет, не было куплено, поэтому ему приходилось давать уроки игры на фортепьяно, играть в коктейль-барах и вестибюлях гостиниц, кроме этого, от случая к случаю он играл на репетициях в Национальном балете. На следующей неделе у него начинался шестимесячный контракт с какой-то фирмой. Как он сказал Мадди, этот контракт, по крайней мере, даст им регулярный доход. Получив его, он сможет оторваться от своих уроков и ночной работы, сосредоточившись на завершении фортепьянного концерта, который писал все последние годы. Мадди была абсолютно уверена, что однажды талант отца всеми будет признан, это вопрос времени.

Освежившись под душем, она вернулась на кухню и поставила чайник, затем положила в гриль несколько кусочков хлеба и вскипятила немного воды для яиц. Потом с отвращением окинула взором захламленную кухню. Нет, сегодня все-таки придется сделать над собой усилие и устроить большую уборку. Четыре месяца назад пришлось распрощаться с прислугой, миссис Грин, из-за нехватки денег. Обычно просто неряшливый и захламленный викторианский дом, казалось, совершенно вышел из-под контроля и не поддавался героическим усилиям молодой хозяйки.

Мадди сварила яйцо, намазала маслом гренки и заварила чай, поставила все это на поднос и, осторожно ступая, пошла в спальню отца.

– Пап, папа, просыпайся! Через полчаса у тебя урок. Она опустила поднос прямо на край широкой двуспальной кровати и раздвинула шторы.

Фигура на кровати зашевелилась, когда в комнату сквозь запыленное окно проник солнечный свет. Из-под одеяла раздался стон:

– Мадди, который час?

– Двенадцатый. Вставай, завтрак остывает.

Она плеснула чаю в выщербленную кружку.

– Представляешь? Я уже бабушка.

– Не понял… – Из-под одеяла появилось серое заспанное лицо отца, затем высунулась рука и откинула со лба прядь густых каштановых волос. Мадди гордо кивнула.