Предательство Атлантиды - Алисия Дэй

— Нет, я не собираюсь никого убивать сегодня ночью. И вообще никогда. Кому нужны проблемы, когда есть синтетическая кровь и доноры?

Кристоф посчитал, что вампир достаточно искренен. Он размышлял, не стоило ли, все равно, прикончить нежить, метнув в него кинжал. Просто от нечего делать. Но Кристоф не горел желанием ловить это самое орудие после того, как оно снесет вампиру башку и полетит вниз. Тем более, что ночь была в самом разгаре, и ему еще было нужно украсть одну из Королевских Драгоценностей, находящихся в Лондонском Тауэре.

Он вложил кинжал в ножны и окинул кровососа изучающим взглядом.

— Ладно. Хочу тебя кое о чем спросить. А, правда, что Джек Потрошитель был вампиром?

Замок Кэмпбеллов, Коггсхолл, Эссекс

Фиона натянула алые чулки, а на них брюки, стягивая их на талии, коленях и лодыжках, и подпоясала куртку ремнем. И пускай ее наряду было далеко до униформы ниндзя, в настоящее время было очень важно иметь под рукой все необходимые аксессуары, хотя, ни в одном модном журнале отражающем все многообещающие тенденции «От Кутюр» вы бы не обнаружили кожаный пояс Фионы ручной работы со множеством отделений, предназначенных для разнообразных приспособлений на все случаи жизни. Пока она проверяла застежку крошечного карманчика, в котором находился запасной нож с выкидным лезвием, в ее сознании вспыхнуло воспоминание, и девушка рассмеялась. Только на прошлой неделе ассистентка Фионы Мадлена влетела в офис, размахивая глянцевым журналом. В британском выпуске номера «Вог» самым модным цветом этой весны провозглашался блестящий алый. И как дополнение к нему — губная помада цвета зияющей раны — или свежепролитой крови. Красные визитные карточки, как у Фионы, теперь были в обиходе по всему миру. Телеведущие наперебой фонтанировали теориями — одна абсурднее другой — о личности Алого Ниндзя, при этом демонстрируя на экране карточки во всем их серебристо-алом великолепии.

Сам того не сознавая, Алый Ниндзя стал законодателем моды, хотя все думали, что это мужчина.

— Прости, папа, — прошептала она, бросая взгляд из окна на необычайно чистое ночное небо, как если бы он смотрел на нее с небес. Отличительной чертой весенней погоды были дожди, дожди и еще раз дожди, но она запланировала эту вылазку на ту единственную ночь, которая по предсказаниям метеорологов должна быть ясной. Кроме того, весьма неприятно замышлять кражи, заранее обреченные на провал из-за проливного дождя.

В дверь постучали, как она того и ожидала, и Фиона вздохнула.

— Я еще не одета, Хопкинс, пожалуйста, уходи.

Открылась дверь, и вошел мужчина с подносом. Он был почти что ее дедом.

— Обожаю непристойность в женщинах и иностранных фильмах. Горячий шоколад?

Фиона снова вздохнула, стараясь не скрежетать зубами при виде его безупречно уложенных серебристых волос и исключительно-опрятного черного костюма. И это ночью-то, обалдеть!

— Мне некогда распивать шоколад. И я уже не та маленькая девочка, которую ты должен оберегать от ночных кошмаров. Тебе давно следует лежать в постели в своей любимой пижаме, которую тебе подарила на день рожденья Мадлена. Ты выглядишь как дворецкий, Хопкинс.

— Я и есть дворецкий, Фиона, — парировал он в точности так же, как триллион или около того раз с того времени, как более двадцати лет тому назад они впервые вступили в эту словесную баталию, после смерти ее отца. — Я служил дворецким еще у вашего отца, мир праху его, а до этого у вашего деда, пусть сгниет его порочная душонка.

— О мертвых либо хорошо, либо никак.

— При жизни я удостаивал его словцом и покрепче, — сказал он сухо, поднимая серебристую бровь. Дворецкий снял крышку с серебряного чайничка, наполненного горячим шоколадом, и ноздри девушки затрепетали от утонченного аромата. — Более того, если вы когда-нибудь поймаете меня за ношением шелковой пижамы, украшенной крошечными фигурками животных со скотного двора, можете отправить меня прямиком в дом престарелых.

— Это же овцы, Хопкинс. — Она сжала губы, стараясь сдержать рвущийся наружу смех. — Ты знаешь считалочку про овец? Это что-то вроде шутки. И кстати, когда ты выбросишь из своего обихода это слово «Леди» и будешь называть меня просто Фиона?

— Несомненно, не ранее того дня, когда начну облачаться ко сну в пижаму с животными. — Он налил восхитительный шоколад в чашечку из тончайшего китайского фарфора и протянул девушке.

Фиона взяла чашку. Проще было пойти на небольшие уступки.

— Она хочет, как лучше.

— На самом деле, всего лишь притворяется, — заметил он. Его ярко-голубые глаза заискрились весельем, но ее-то не проведешь. Не далее как этим утром она застала его за тем, что он нес шоколад Мадлене.

— За работу, леди Фиона. Неотслеживаемый телефон при вас?

— Всегда.

— Заряжен? Когда вы вломились в Британский Музей…

— Когда ты прекратишь меня этим попрекать? Я вышла оттуда с целой коллекцией нефритовых статуэток, «Тлалок»[5] в том числе.

Она выдвинула верхний ящичек письменного стола эпохи Людовика XIV, пока не показалось углубление, сделанное в деревянном днище ящика. Приглушенный щелчок возвестил об открытии потайной ячейки, откуда она извлекла одну из своих алых масок с капюшоном и глянцевую карту серебристого цвета.

— Ах, да, Тлалок. Бог дождя. После того как вы притащили его домой, если мне не изменяет память, в наших краях была зафиксирована осень с рекордным количеством выпавших осадков. Благодарю покорно. Мы, безусловно, прямо-таки умерли бы без дождя, — Хопкинс умудрился выдать эту сентенцию с совершенно каменным лицом. — Может чистый носовой платок?

Она застыла, медленно повернула голову и воззрилась на него.

— Чистый носовой платок? Ты, что, шутишь, что ли, Хопкинс?

Прежде чем встретиться с ней взглядом, он аккуратно сложил полотняную салфетку, которой она не стала пользоваться — белые складки были столь же безупречны, как и перчатки, на ношении которых он до сих пор настаивал.

— Я никогда не шучу. Если мой работодатель, под коим я, конечно же, подразумеваю вас, собирается украсть одну из самых знаменитых драгоценностей Лондонского Тауэра — которая, заметьте, находится в месте, защищенном от взлома — тогда перед лицом королевы и страны вы должны иметь при себе чистый платок.

Фиона уставилась на румянец, расцветший на его щеках, и поняла, какой же она была идиоткой. Она все время беспокоилась о материально-технической базе, необходимой для ее работы, и ни разу не задумалась о тех людях, которые ее любят. Фиона кинула маску и карту на столик рядом с шоколадом и подошла к нему.