Уроки вечности - Барбара Михайловска

Я рискнула продолжить лечение, начала вводить духовные элементы, в основном в форме беседы. Инстинктивная христианка Мария Петровна начала поддерживать меня в вопросах воцерковления – исполнения обрядов, регулярных молитв. Мы даже договорились о визите моего знакомого священника. В один момент все изменилось.

У Сашеньки оказалась положительной реакция Манту, и фтизиатр поставил диагноз – туберкулез. В семье началась паника. Валя сыпала именами знакомых ей медицинских светил, она плотно занялась дочерью. Тогда центр лечебных мероприятий в семье склонился в сторону младшего поколения.

Мария Петровна перестала расслабляться со мной во время сеанса. Все мысли ее были о внучке. Мы отменили лечение, причем достаточно резко. Но у Марии Петровны отвоеванные у болезни рефлексы не исчезали. Улучшение оказалось стабильным.

Пока вся семья занималась Сашей, я пыталась уловить какую-то мысль по этому поводу. Что-то меня беспокоило. И однажды в церкви меня пронзила догадка. Боже! Я упала на колени… Что же я наделала!

Я начала с того, что взяла Сашину медицинскую карту, начатую еще при рождении, и медицинскую карту Марии Петровны. Я обнаружила у Саши запись о тяжелейшей пневмонии с тремя днями в реанимации, когда ей было только полтора года. А потом в истории болезни Марии Петровны прочла, что злосчастная авария произошла через два месяца после этого. И тогда на следующее утро я пошла на разговор к Марии Петровне. Мне было очень тяжело. За это время она стала близким мне человеком.

Мария Петровна была мне рада, но, увидев мое серое лицо, забеспокоилась. Я не стала тянуть:

– Мария Петровна, вы помните время, когда у Сашеньки была пневмония?

– Да, это было как вчера. Мы чуть не умерли от страха. Валюта ведь рожала так трудно. И Сашенька была такой желанной.

– Вы помните, что было, когда она лежала в реанимации? Что вы делали в это время?

– Мы сидели в коридоре или ходили под окнами.

– А что вы говорили, как вы молились при этом?

Она угадывает мой намек, и щеки ее наливаются краснотой. Ее дыхание становится шумным, прерывистым.

– Я молила Бога, чтобы он спас ее. И… предлагала взамен свою жизнь.

Я была настойчива:

– Как именно вы предложили?

– Это было в аффекте… Вроде бы так… Господи, если хочешь, чтобы эта кроха страдала в жизни, позволь мне за нее отстрадать стократно. Я на все согласна, Господи, но не дай ей умереть, не дай ей слез, дай ей радость и счастье.

– Вы понимаете, что именно вы предложили?

– Да. Вы хотите сказать, что моя молитва была услышана?

– И вы приняли мученический венец…

– Слава Господу! – воскликнула Мария Петровна громче, чем обычно, и ее глаза счастливо заблестели.

Сердце мое дрогнуло, и я спросила глухо:

– Теперь вы не жалеете?

– Я действительно счастлива! Моя девочка защитится моими слезами.

А потом мы с ней рассуждали о справедливости, такой, какую представляют люди и какой она представляется с небес.

Мария Петровна говорила: «Господь не жесток. Я думаю, что кому-то из нашего рода нужно было принять крест тяжелой неизлечимой болезни, зато другим будет лучше. Это все равно, что очиститься, смыть грязь. Например, я убираю квартиру, мои руки в грязи, спина болит, зато все живут, не дыша пылью. То же самое здесь».

Я осторожно посомневалась в целесообразности нашего лечебного процесса. Я боялась, что нанесла вред этой связи бабушки и внучки, ненарочно наклонив это «коромысло» в сторону девочки. А потом успокоилась. Иначе мы бы никогда этого не узнали, и никогда бы Мария Петровна не сказала: «Да я теперь как на крыльях. Эти крылья нужны мне были внутри. Как я себя изводила: лежу, бревно бесчувственное, вокруг меня одни хлопоты… А теперь все иначе. Жизнь моя не напрасна. Только мы никому не скажем, правда?»

Так что на все воля Божья. Тогда Мария Петровна улыбнулась мне уникальной, загадочной улыбкой беременной женщины. Мол, вы думаете, я одна? А нас-то двое!

Так я посчитала себя не вправе вмешиваться в здоровье человека. И благодаря этому случаю, как и некоторым другим, я уверенно говорю. «Мать, как и другой очень любящий близкий человек, может спасти жизнь любимому человеку, беря на себя его тяготы, беды, болезни, страдания. Надо верить, молиться и быть готовым к самопожертвованию». Сама-то я знаю, что за спасение человека не назначается цена, это происходит не по заслугам человеческим, а по милости Божьей. Это от просящего должна исходить инициатива – например обет как вид особого договора между человеком и Богом. И приняв его, не следует удивляться тому, что происходит, если сам просящий его нарушит.

А Сашенька выздоровела, причем достаточно быстро. Она, как и раньше, отличница, шахматистка, фигуристка и вообще милая добрая девочка.

Мария Петровна так же лежит на фоне гобелена. Только взгляд стал более теплым и умиротворенным. И я прихожу к ней учиться терпению и мудрости. К сожалению, она скоро умрет. Но мне даже не грустно. Я испытываю только благоговение. И в моем сердце звучит музыка: далекие колокольчики на снежных горах, у подножия которых никогда не померкнут красно-желтые цветы.

Человечество придумало себе смерть. Наделило ее женским кошмарным обликом, вложило в руки атрибуты, от которых хочется бежать без оглядки. И тогда рассудок возопил: беги, спасайся, это – смерть. Звериный инстинкт поразил человека и затоптал то, что в человеке сильнее инстинкта самосохранения – Дух Божий. Именно Духом, искрой, источником жизни человек не позволяет себе выживать ценой жизни других, цепляться за каждую минуту, если все пройдено, выполнены все земные труды и подведены итоги. Именно Дух дает человеку силу и волю к жизни, если осталось еще что-то, перейдя через которое, можно идти не оглядываясь. Именно Дух дает человеку возможность прозревать свое начало и конец и быть мудрее самого себя перед лицом болезни, опасности, смерти. Именно неразвитость, замусоренность, захламленность человека не позволяет Духу вести его по жизни. И человек становится духовно больным, испуганным, уничтожающим себя. Нет возможности жить, если внутри смерть.

Мир из потерь в бессонницу придуман.Мир из разлук слезами был зачат.Причудливым трагическим фигурамСознанье служит, впитывая ядЛюбви – на грани мести и порока,Добра, что жадно метит в небеса.И циник под личиною пророкаИзнанкой веры душу потрясал.Но смерти нет. Не гибельно страданье.Пока едины свет, вода и твердь,Пока душа жива для созиданья,Мир из надежд не может умереть.

Два бизнесмена

Сергей Сергеевич и Михаил Иванович – невысокие брюнеты лет сорока. Они всегда были очень похожи и дружили уже двадцать лет. В институте они учились в одной группе, потом вместе работали в одном КБ. Примерно в одно время женились. Жили они в одном квартале, их дети учились в одной школе. Их родители тоже дружили семьями. Примерно в одно время Сергей и Михаил развелись. Их бывшие жены часто перезванивались и сплетничали о них.

В конце восьмидесятых годов Сергей бросил свою скромную инженерную должность и более чем скромную зарплату и пошел в бизнес. Михаил ринулся за ним. У Сергея дела пошли очень неплохо. К концу второго года у него уже была своя вполне работоспособная фирма, десять человек в штате и первая иномарка. Михаил, покрутившись самостоятельно, пошел к Сергею. Тот сделал ему дочернее предприятие в регионе, дал денег на раскрутку и забирал минимальный процент. На вопросы своих финансистов он отвечал: «Дружба – она и есть дружба». Так что Михаил тоже значительно улучшил свое положение.

А потом они вновь женились. Обе женщины – лет на десять моложе, красивые, изящные, со вкусом одевающиеся, с которыми приятно выйти в общество. Вчетвером они посещали модные курорты и рестораны. Но через некоторое время выяснилось, что их жены очень разные.

Жена Сергея Катя оказалась умницей. Она вытянула свой экономический диплом, еще поучилась и стала помогать Сергею так, что стала незаменимой. А когда фирма Сергея начала работать с испаноговорящей страной, она за полгода очень прилично выучила испанский язык, чтобы на переговорах не было потребности в третьем лице – переводчике, часто болтливом и продажном.

Маша, жена Михаила, спустя полтора года красивой жизни начала злоупотреблять спиртным и очень быстро превратилась в алкоголичку. Да-да, не в женщину, любящую выпить, а в синюшную запойную пьяницу, не различающую из-за водки дня и ночи. А где пьянка, там и разврат. Как-то, придя домой, Михаил увидел раскрытую квартиру, пьяную голую жену, спящую мертвым сном, и не обнаружил в доме многих ценных вещей.

Конечно, ее лечили. Наркологи, психотерапевты, токсикологи, даже колдуны и экстрасенсы водили вокруг Маши хороводы. Это влетало в копеечку, но было безрезультатно. «Сложный случай», – разводили руками медицинские и околомедицинские светила. Маша несколько раз анонимно лечилась в лучших клиниках, но, выходя, скатывалась все ниже и ниже.