Арабская принцесса - Таня Валько

«Почему это снова ко мне возвращается?! – кричит она в душе. – Я уже там была! Я уже это пережила!»

«Wallahi[1], не хочу снова, я не хочу», – повторяет она, как маленькая девочка.

Вдруг все палачи падают один за другим, застреленные невидимым карателем. Марыся едва плетется, передвигая ноги так, будто каждая весит тонну. Она хочет проститься с Рашидом, который стал сегодня очередной ненужной жертвой режима Каддафи. Девушка садится на грязную грунтовую площадку перед юношей. Находясь так близко, она боится смотреть на то, что когда-то было красивым улыбающимся лицом. Она осторожно берет его за уже холодную руку, в голове у нее пустота. «Боже мой, еще не так давно этот человек был страстным, чудесным любовником, веселым, беззаботным шутником! У него были планы на будущее и пылкие чувства, а сейчас что от него осталось? Уже ничего. Бренное тело, безжизненная оболочка», – Марыся переводит взгляд и смотрит на изувеченное лицо, и слезы сами льются у нее из глаз. Всхлипывая, она сгибается пополам и касается лбом плеча бывшего друга. «Хорошо, что, по крайней мере, он знал: после него что-то останется, ведь я ношу его ребенка, – думает она, но ее это не утешает. – Что я теперь буду делать? Как я из этого выберусь? Что будет с маленьким существом, которое у меня под сердцем? Сколько людей еще обижу своим необдуманным и позорным поступком? Какая же я незрелая, непорядочная, сопливая, распущенная девчонка!»

– Рашид, Рашид, как ты мог со мной так поступить?! – кричит она во весь голос. – Как мог уйти? Рашид, Рашид, Рашид…

Марыся выпрямляется, как струна, и прикладывает вспотевшую ладонь к губам. Девушка широко открывает красивые миндалевидные, заплаканные сейчас глаза и смотрит в темноту комнаты. Она осознает, что слышит шум кондиционера, чувствует веющий от него холод. «Неужели я это запретное грешное имя произнесла вслух? Может, я кричала?» – испугавшись, спрашивает она себя. Мокрые от ночного кошмара волосы приклеились к разгоряченному лицу. Первые сильные схватки пронизывают ее от позвоночника к низу живота. Беременная женщина выпрямляется и обнимает большой живот двумя руками.

– Что происходит? – Хамид тут же включает свет и наклоняется над разгоряченной, объятой болью женой.

– Началось, – шепчет Марыся.

– Как это? Ведь только седьмой месяц! – удивляется муж, хмурясь.

– Почти восемь, – исправляет роженица. – Но если ребенок хочет выйти, я его не удержу.

– Иди ко мне, любимая.

Мужчина распахивает объятия, а Марыся валится в них, не дыша, прижимаясь, как бедный испуганный котенок.

– Все будет хорошо. Ничего не бойся, я с тобой.

Марыся в восхищении смотрит на свою маленькую доченьку. Это необыкновенное, самое прекраснейшее чудо, в которое даже невозможно поверить! Еще пару часов тому назад ребенок был у нее в животе, а сейчас, прижмурив глазки, наблюдает за окружающим миром.

– Но она такая маленькая!

Хамид наклоняется над кроваткой.

– Если бы еще немного подождала, то, может, была бы больше. Она здорова? Я иду за педиатром. Почему здесь вообще нет врачей?!

Муж беспокоится и уже собирается нестись в дежурку.

– Если бы она родилась в приличной больнице, которых по всей Саудовской Аравии полно, а в Эр-Рияде еще больше, а не в небольшой частной клинике, где роды принимает какая-то там индуска-гинеколог, то мы были бы уверены во всем. И уход был бы на более высоком уровне.

Критикуя, Хамид кривит губы.

– Я тебя не понимаю! Подружиться с доктором и рисковать…

– Папочка, не паникуй, – охваченная нежностью, Марыся не может точно сказать, все ли в порядке с ребенком.

Муж не сдается.

– Доктор Сингх принимала роды, но, как только маленькая появилась на свет, отдала ее в руки специалистов-педиатров. Посмотри в карточку: десять пунктов, все на своих местах.

– Да ты посмотри, только пятьдесят два сантиметра и три с половиной килограмма! Ты знаешь, сколько ей не хватает до нормального, доношенного ребенка?! – Мужчина практически рвет волосы на голове.

– Хочешь испортить мне радость самой чудесной минуты в моей жизни?! – Марыся осторожно садится и, нервничая, повышает голос. – Мог бы свои ничем не обоснованные опасения оставить при себе?!

– Но почему она не плачет?

Хамид, сбитый с толку и раскаявшийся, тяжело устраивается в большом кресле, стилизованном под времена Людовиков.

– А-а-а-а!!! – Марыся взбесилась не на шутку. – Хочешь, чтобы плакала, так она сейчас начнет, да еще вместе со мной!

В возмущении она падает на подушки, подвигает поближе к своей кровати колыбель новорожденной и протягивает ребенку палец, который тот сразу же цапает.

– Ну у нее и хватка!

Она улыбается с умилением, а немного успокоенный Хамид подвигается к своим любимым девочкам, кладет подбородок на изголовье и впитывает каждое движение, каждый взгляд маленькой дочки.

– Ну, свояк отмочил! – взрывает Дарья тишину и спокойствие.

Она врывается в помещение, словно буря, и в первую очередь раскрывает рот, глядя на интерьер больничных апартаментов.

– Я от тебя хренею! Для чего это все?!

Она носится по палате.

– Три комнаты, две ванные, кухня?! – выкрикивает она, поднимая брови. – Ну, у тебя, сестра, и ложе, я не могу!

Она плюхается в ногах Марыси и подпрыгивает на попе, как ребенок.

– Больничную кровать закрепили в прочном деревянном корпусе – так можно болеть! И деревянные шкафы! Ого! Вы видели этот телевизор? LCD и большой, как корова! Какая же у него диагональ?

– Пятьдесят пять. – Хамид жестко смотрит на девушку.

«Зачем она пришла? Посмотреть на больничные апартаменты?» – скептически думает он, но не произносит вслух, это ведь единственная любимая сестра жены.

– Дарья, ты что-то потеряла? – стараясь сохранить серьезность, говорит Марыся по-польски.

– Можно смотреть фильмы на проигрывателе blu-ray. У тебя же есть диски. Если останешься дольше, я принесу. В принципе можно бы здесь провести каникулы. Знаешь, Марыся, что у тебя к тому же еще есть гостиная? Там, как в богатом доме, кожаные диваны, кресла, скамьи. Отдельно – столовая со столом, может, на десять персон. Свободно можно принимать гостей и устраивать вечеринки!

– Представь себе, я в этой клинике с другой целью, – шипит Марыся сквозь зубы.

– А-а-а, у тебя уже есть ребенок? – девушка наконец подходит к колыбели новорожденной.

– Я таких маленьких детей боюсь, – немного успокоившись, признается она. – Откуда они пришли, откуда взялись, какие у них воспоминания…

– Не становись за головой ребенка, а то он будет косить!

Молодые родители подскакивают, слыша повелительные интонации голоса.

– Доченька любимая, какая же ты измученная!

Дорота, которая, наверное, пришла с Лукашем, принесла большого розового медвежонка, сидящего на парукилограммовом свертке с шоколадками. Она подбегает, но не для того чтобы поцеловать Марысю. Подарок она сует в руки зятя, а сама сразу зависает над ребенком.

– Какая же она красивая, какая чудесная, какой у нее умный взгляд, а ей всего лишь пару часов. А какая сильная!

Ребенок, наделенный врожденным хватательным инстинктом, тотчас же сжимает тонкий палец бабушки.

– Что-то необыкновенное!

Хамид уступает восхищенной теще место в кресле и, наблюдая ее восторженное поведение, довольно улыбается. Конечно же, его доченька самая красивая на свете, только ничуть не похожа на папу. «Ничего, – думает он. – Лишь бы была здорова. На Марысю она тоже не похожа. Я даю – моя жена принимает…»

«А может, ее подменили?» – паникует он, а сердце у него выпрыгивает из груди.

«Нужно будет сделать тест на ДНК. Да, разумеется!» – решает он.

– Ты посмотри, маленькая Надя просто вылитая моя мама, – развеивает Марыся сомнения мужа.

– Знаешь, я тоже родилась такой же рыжеватой блондинкой, – смеется Дорота сквозь слезы. – Я не могу, я – бабушка!

Она выбегает из комнаты, заливаясь слезами счастья.

– Но разрез глаз от отца, миндалевидный, восточный. Это – в вас.

Лукаш чувствует себя глупо, поэтому решает порадовать молодых родителей.

– Только они голубые, ха! – Дарья безжалостна.

– Какой же красавицей она вырастет! Ох! – новоявленная бабушка мгновенно привела себя в порядок и с красным носом подходит к семье. – Копна рыжих вьющихся волос, голубые глаза, как бриллианты в черной оправе, и все это – к смуглой коже.

– Очень смуглой, – подключается Хамид, подставляя светлую ладонь к смуглой ручке новорожденной. – Даже Мириам светлее, не говоря уже о тебе.

– Это в семью отца Марыси, Ахмеда, – быстро поясняет Дорота, а ее взгляд становится очень серьезным и сосредоточенным. – Ее тетки, Малика и Хадиджа, были очень смуглыми.

– Я вижу, что и носик их достался, – смеется она. – Ребенок – это такая смесь! Черты лица оформятся только через пару лет. Я думала, что в нашем Адаше от меня только амулет, а сейчас сын все больше становится похожим на меня.