Рассказы о Чарлзе Дарвине - Вера Корсунская

Катерина повторяет за братом:

— Полевой шпат, кварц, слюда. А это как называется?

— Гранит, — говорит Чарлз, довольный, что он может удивить Катерину своими знаниями. Но она спрашивает ещё и ещё. Запас сведений Чарлза исчерпан: приходится сказать сестре, что он не знает названия и одного, и другого, и третьего камешка. — Спросим папу!

Во время прогулок с детьми отец называл им насекомых, минералы, горные породы. Чарлз очень любознателен, всё запоминает и буквально засыпает отца вопросами.

Вечером старшие дети вместе с отцом сидят в гостиной. Сёстры играют на фортепьяно, отец читает газеты, журналы, просматривает книгу, в которой он ведёт записи визитов к больным. Катерина и Чарлз давно отправлены в детскую спать.

Засыпая, Чарлз вдруг вспоминает своего товарища Гернета, и сон мгновенно покидает его. На днях Гернет позвал Чарлза гулять и зашёл вместе с ним в булочную. Гернет взял там пирожки и ничего не заплатил. А на вопрос Чарлза, почему он так поступает, сказал: «Разве ты не знаешь, что мой дядя завещал городу большую сумму при условии, чтобы каждый торговец отпускал даром свой товар всякому, кто придёт в старой дядиной шляпе и приложит к ней руку вот так».

Чарлз взял шляпу, поблагодарил товарища и вошёл в лавку. Он взял пирожки, приложил руку к шляпе и пошёл к выходу. Лавочник бросился за ним… Громкий хохот вероломного друга стоит в ушах Чарлза и мешает заснуть… Не будет он больше играть с Гернетом, всегда будет играть только с Катериной.

Мысль о Катерине успокоила Чарлза, и он снова задремал… Перед ним мелькнуло голубиное яичко, то, которое он оставил для коллекции, потом расцвели примулы в отцовской оранжерее. Почему одни примулы белые, другие — розовые, третьи — красные? Для этого их надо поливать цветными жидкостями, да?.. Чарлз спал крепким сном…

Маленький фаг

Воскресный день дети доктора Роберта Дарвина провели замечательно. Играли у себя в саду, гуляли с отцом по городу, опять играли. Потом мальчики Эразм и Чарлз ещё погуляли около старых крепостных стен, забрели и в парк, походили по липовой аллее. Здесь Чарлз поймал жука.

— Бронзовка, — сказал Эразм, он старше Чарлза на шесть лет.

— Ну и что же! — пробормотал немного недовольный поспешностью брата Чарлз, усаживая жука в коробочку, какие у него всегда имелись в карманах на всякий случай. Чарлз взял его, потому что такой крупной и яркой бронзовки в их коллекции не было. Разумеется, было бы лучше, если бы попался жук с новым названием — неизвестным!

— Однако, пора и домой! — напомнил Эразм. Лицо Чарлза сразу затуманилось. Домой… а потом надо отправляться в школу.

Около дома, весь нижний этаж которого обвивал пышный плющ, играла в куклы Катерина:

— Почему вы не взяли меня с собой?

— Ты ещё маленькая, — замечает Чарлз и сейчас же раскаивается в своих словах, заметив огорчение на лице сестры. — Я принёс жука, — в голосе его слышится нотка извинения: он очень любит Катерину и не хочет её обижать.

— Нового?

— Не совсем нового. Всё равно такого у нас нет.

Несколько минут спустя брат и сестра сидели на своей любимой скамеечке под старым каштаном. Чарлз осторожно приоткрыл коробочку.

— Живой? Живой! — Жук барахтался, пытаясь освободиться. Бесполезно. Он должен войти в коллекцию мистера Чарлза Дарвина.

— Он всё ещё жив, — с огорчением говорит Чарлз.

— Да, — жалостливо соглашается девочка.

— Как же быть?

Что могла ответить она брату? Только то, что уже надумал и он сам. Да, да! Это последняя жертва. Они будут собирать теперь мёртвых жуков, мёртвых бабочек.

— Конечно, мёртвые они редко попадаются, много не соберёшь, — говорит Чарлз. — Зато не будет жалко их!

Катерина вполне согласна, на том и порешили. Совещание несколько затянулось, и Чарлз с ужасом замечает, что остаётся совсем немного времени до часа, когда запирают на ночь вход в школу.

— До свиданья, Катерина! — Он целует сестрёнку в щёку.

— До свиданья, Чарли. Приходи завтра, придёшь? — кричит она ему вслед.

Чарлз уже далеко. Что есть духу он бежит узкой тропочкой по верху старой стены. Это сокращает путь до школы. Только бы не опоздать! Ему жарко, а ноги несут его, несут. Добежал… перевёл дух, осмотрелся. Ура! Двери открыты, со двора слышны голоса учеников, играющих в крикет.

«Слава богу, не опоздал», — думает Чарлз.

По коридорам бегали с поручениями мониторов фаги[4].

Один из фагов с гордым видом нёс на вытянутых руках платье монитора, которое он тщательно вычистил. «Кто сумел бы так вывести пятна, как я!» — написано было на его лице. Несколько фагов с усердием наводили блеск на сапоги, выставленные у дверей в комнаты мониторов. Самый маленький фаг, на вид не больше 9 лет, Вильям переминался с ноги на ногу у двери своего монитора.

— Что ты делаешь? — Чарлз не успел получить ответа на свой вопрос, как малыш вытянулся и замер: по коридору шёл его монитор — Лестер. Час тому назад маленький фаг ужасно провинился. Он замедлил подать мяч своему повелителю. Тот велел фагу уйти со двора и ждать здесь, и теперь малыш покорно ждал расплаты за свою неповоротливость.

О, чудо! Лестер прошёл в свою комнату молча, не ударив Вильяма ни кулаком, ни ногой. «Он пошёл за палкой, может быть, за линейкой!». Чарлз не знал истории с мячом, но по лицу Вильяма понял, что тот ждёт жестокого наказания. Сердце Чарлза сжалось от боли, как будто его самого должны были побить.

Прошло несколько тягостных минут. Лестер вышел из комнаты. В руках у него не было ни палки, ни линейки, и это было самое страшное: что же он придумал? Но, очевидно, монитор был в хорошем настроении. Он только ухватил Вильяма за ухо и бросил ему на ходу:

— Разбудишь меня завтра в 4 часа!

— Слушаю, сэр! Угодно вам ещё что-нибудь, сэр? — ответил совершенно растерянный Вильям. Лестер не удостоил его ответом и снова пошёл во двор.

Вильям постоял минуту-две в нерешительности. Идти за Лестером? Но от него такого приказания не последовало. Малыш робко вошёл в комнату и приблизился к столу монитора, стёр пыль, сложил разбросанные книги. Потом Вильям по расписанию отобрал всё нужное Лестеру к завтрашним урокам, приготовил на ночь постель и пошёл готовить чай и жарить ломтики хлеба для него.

Во дворе одни мониторы играли в мяч, другие — в кегли, крикет. Около играющих везде были фаги. Они сами не могли принимать участия в играх, но должны были присутствовать при игре, чтобы подавать мячики и кегли своему господину. Вон тот фаг, верно, зазевался, если получил такую звонкую оплеуху!