Воронограй - Николай Лихарев

Князь Дмитрий умолк и в отчаянье схватился руками за свою кудрявую голову. Видно было, что он наяву переживал весь позор той минуты…

— Хоть и велик срам-то был, а всё же то было дело семейное, своё, домашнее… — задумчиво проговорил князь Иван, — ныне на все земли и царства великий князь московский позор принял!.. Неужто так-таки и отдаст он Москву татарве?!

— Чего не отдать, коли, почитай, отдал уже! Сотен пять царевичей всяких да мурз из Орды привёл с собою! — махнул рукой Дмитрий. — Отчину свою, наследие великого князя Дмитрия, отдать! Какой же он великий князь московский после того?! Холоп он татарский, и больше ничего! — с горечью добавил Дмитрий.

Два дня тому назад князь Дмитрий Шемяка неожиданно приехал в Козельск. Незадолго перед этим великий князь московский вернулся из татарского плена. Хан Улу-Махмет освободил его за громадный выкуп. Деньгами заплатил великий князь татарам больше двухсот тысяч рублей… С великим князем из Орды приехало много знатных татар. Ходила упорная молва, что кроме денег великий князь отдал татарам все Московское княжество; себе, говорили, оставлял только Тверь…

Такие тёмные и недобрые вести привёз из Москвы Шемяка князю Можайскому…

И они вместе думали и толковали теперь, как спасти от позора русскую землю…

— Неужто для того дед наш весь свой век бился с татарвой, чтоб внук охотой ярмо опять на себя надел?! — говорил Можайский. — Будто кроме Василия нет и других наследников!..

— Знамо, посовестливей Василия найдутся! — подхватил Дмитрий, и в его тёмных глазах промелькнула насмешка. — Взять хоть бы тебя, княже, с братом…

— Ну, куда уж нам! — совершенно искренно отозвался Можайский, не заметив иронии. — Тебя с братом — другое дело… И по отчине вам выходит!.. Особливо тебе: всем взял — и умом и дородством!..

Хозяин говорил то, что думал. В его словах не было ни лести, ни заискивания. Князь Дмитрий прекрасно знал это. Про себя же он был твёрдо убеждён, что коли уж садиться кому на московский стол, то только ему, Дмитрию…

Пока между гостем и хозяином шла эта беседа, через северные ворота по Московской дороге в город въехало двое саней. Каждые были запряжены в две лошади, гусем; задние сани были, однако, наряднее; в них сидел только один путник, закутанный с головой в тяжёлую меховую шубу; в передних — простых розвальнях — ехало четверо: трое были одеты в обыкновенные нагольные тулупы, а на четвёртом сверх тёплого кафтана была накинута чёрная монашеская ряса…

Миновав ворота и несколько кривых проулков, сани выехали на Соборную площадь; кучер передних саней, ехавший верхом на первой гусевой, остановил лошадь у княжеского двора, спрыгнул наземь и что есть силы стал барабанить в калитку…

На дворе залаяли псы; тяжёлая дубовая калитка наполовину приотворилась, и показалась голова старика сторожа.

— Что за люди такие? — спросил он, недоверчиво оглядывая путников своими подслеповатыми глазами.

Парень сказал несколько слов; калитка снова захлопнулась, загремели засовы ворот, и через минуту сани въехали во двор. Задние сани, в которых сидел только один путник, подъехали почти к самым ступеням крыльца княжьих хором; вторые остановились в нескольких шагах позади.

Князь Иван Андреевич и его гость продолжали ещё беседовать, когда на пороге горницы показался дворецкий. При виде слуги хозяин умолк и сделал рукой знак брату.

— Что тебе? — досадливо спросил он.

— Боярин с Москвы к твоей княжеской милости… — с низким поклоном произнёс дворецкий. — Спрашивает, не тут ли, мол, князь-от Дмитрий Юрьевич?

Князь Дмитрий живо обернулся в сторону слуги.

— Меня спрашивает?! А имя своё сказывал боярин?

— Боярин Иван Ларивоныч Старков, государь… а с ним товарищи: три сынка боярских да черноризец…

— Князь Иван! — обратился Дмитрий к хозяину. — Вели скорей звать боярина: друг он мне, а коли ищет, видно, дело важное есть!..

— Зови сюда боярина, — приказал дворецкому хозяин, — а кои с ним, пусть в сенях ждут…

Через несколько минут в княжескую горницу вошёл приезжий боярин. Это был худощавый, небольшого роста старик с редкой, седой бородой и хитрыми, плутоватыми глазами. Расшитый золотом светло-зелёный бархатный кафтан с высоким козырем, унизанным жемчугом и каменьями, указывал на знатность приезжего.

Сделав шаг от порога, боярин отвесил по поклону хозяину и гостю, каждый раз касаясь рукою земли.

Князь Иван, не вставая с места, ответил гостю на его приветствие и указал рукою на скамью недалеко от себя…

Иван Ларионович Старков, ближний боярин великого князя Московского Василия Васильевича, был, конечно, и раньше знаком князю Ивану Андреевичу Можайскому; но двоюродный брат государя недолюбливал хитрого и пронырливого старика… Где бы ни появился боярин Старков — он всюду вносил с собою смуту и раздор…

Неожиданное появление его и теперь не было приятно хозяину; он недоумевал, по какой причине Старков разыскивает князя Дмитрия.

— Ну, сказывай о своём деле, Иван Ларивоныч! — обратился Дмитрий к нежданному гостю, после того как тот выпил стопку мёду, предложенную ему хозяином.

— Уж такие-то дела, государь, такие дела, что и вымолвить страшно! — жалобным голосом заговорил старик. — Отатарились мы совсем, сами головой в петлю лезем… Не мы ноне в почёте у государя великого — татарва проклятая… Мы-то холопами верными ему были, а мурзы да ханы советчиками да друзьями любезными стали… Всё для них, всё им… И казной, не глядя, жалует, и землёй, не меряя, верстает!.. За грехи, видно, наши послал на нас Господь времена такие…

Дмитрий многозначительно взглянул на князя Ивана. Можайский слушал жалобы старика и невольно на этот раз верил ему: то же самое он уже слышал и от князя Дмитрия…

— И плоше того не бывало, — снова стал жаловаться старик, — ни при отце, ни при деде его, государях великих!..

Иван Старков на минуту умолк, опасливо оглянулся на дверь и заговорил тихим шёпотом:

— Дед-то да отец-то всю жизнь петлю распутывали, а он — на-поди! Всё княжество Московское Улу-Махмету отдаёт, а себе Тверь берёт!.. Словно рукавицу снял да бросил!..

— Да неужто ж в самом деле так?… — с ужасом проговорил Можайский. — Митя, да что же это?!

Князь Дмитрий пожал плечами.

— То же и я тебе сказывал… Ну, а меня-то пошто разыскивать, Иван Ларивоныч?! Весть-то твоя знакома мне: сам намедни в Москве был!..

— Знаю, знаю, надёжа-государь! Только как уехал ты — со дня на день хуже да хуже пошло… Житья от татар не стало!.. Терпели мы, терпели да надумали дело…

Боярин пересел поближе к столу.

— По всей Москве, — зашептал он опять, — говор идёт: какой он нам князь великий, коли хану нас отдаёт? Не надо нам его… Не один-де он внук у великого князя Дмитрия!.. Посадим другого, авось в обиду нас не даст…

Да… Глас народа — глас Божий… И мы-то, бояре княжеские, тоже промеж себя толкуем… Вот и надумали: коли ты с нами так — и мы тебе не слуги! Надумали да и положили: возьмём себе великим князем князя Дмитрия Юрьевича!..

Старков остановился и зорко взглянул на Можайского. Но на лице князя Ивана не отразилось ни досады, ни зависти. Он сам сознавал превосходство брата Дмитрия, и выбор Москвы казался ему вполне естественным при настоящих обстоятельствах.

Князь Дмитрий слушал своего благожелателя и недоумевал. Всё, что говорил сейчас Старков, Шемяке было известно ещё в Москве; и тогда Старков и некоторые другие бояре — хотя очень немногие — прочили его в великие князья московские… Только мало было толку от этих разговоров: никакой надежды не было столкнуть Василия и сесть на его место. Москва любила своего государя и не выдала бы без жестокой борьбы… Неужто хитрый старик придумал что?!

Такие мысли пробегали в голове Дмитрия, пока он слушал своего сторонника.

— Не в обиду будь сказано тебе и брату твоему, государь-князь Иван, — начал старик, — князь Дмитрий противу вас всех, внучат Дмитриевых, удалью да характером взял… А дела ноне такие, что коли упустишь минуту, потом не поправишь!.. Так ли говорю, надёжа-государь?…

— Так-то оно так, — задумчиво отозвался Можайский. — Да ведь что поделаешь-то?… По нужде терпеть да глядеть всё приходится!..

Князь Иван, как и отец его, дядя великого князя, никогда не оспаривали лично для себя московского княжения: по характеру они были противниками всяких междоусобиц.

— Надёжа-государь! — убедительно зашептал Старков, бросив быстрый взгляд на Дмитрия. — Стерпеть-то, пожалуй, можно: да ведь земля-то вся наша русская сгинет! А будет великим князем Дмитрий Юрьевич — всё переменится!..

— Так неужто кровь братнюю проливать? Не пойду я на такое дело, боярин! — решительно произнёс брат Иван.

— Что ты, что ты, государь! — словно в испуге замахал руками Старков. — Этакое слово молвил: кровь проливать! Христос с тобой! Рази мы-то пойдём на такое дело?! По-хорошему всё устроим — никто в обиде не будет…