Родники моих смыслов - Галина Сафонова-Пирус

«1850г. Ревизская сказка экономических крестьян слободы Рясника. Христофор Иванов Потапов 53 (лет), его сын Иван 19 умер в 1849г., Ивана сын Василий 7, Христофора Иванова сын Никита 28, Никиты сыновья: Иван 4 умер в 1839г, от 2-й жены Василий 10, Александр 8, Стефан 5…»

И все они, мои экономические или казённые предки-крестьяне, еще указами Петра первого были закреплены из остатков не закрепощённых черносошных крестьян, однодворцев, беглых крепостных, нерусских народностей с завоеванных территорий и конфискованных церковных владений, так что, как говорила мама, «крепостными наши деды и прадеды никогда не были, и спокон веку летом работали на земле, а зимой подряжалися к брянским купцам или овёс куда отвезти, или еще какого товару: пеньку, вино…»

Во 2-й половине XVIII века, при Екатерине второй, окончательно закрепившей крепостное право, помещикам раздали сотни тысяч государственных крестьян, и всё равно со стороны дворянства не раз поступали предложения ликвидировать это сословие с тем, чтобы их земли передать в их пользование. Но относительная численность государственных крестьян всё же росла, и если к первой переписи 1724 года составляло 19% населения, то к последней, в 1858-м – 45%, а численность крепостных уменьшилась с 63% до 35%.

Вот так… Оказывается, к реформам Александра второго в1961 году крепостных крестьян оставалась всего треть, а нам при социализме твердили, что все крестьяне России были закрепощены.

«Государственные крестьяне рассматривались как свободные сельские обыватели, имеющие юридические права, – могли выступать в суде, заключать сделки, владеть собственностью, – им было разрешено вести розничную и оптовую торговлю, открывать фабрики, заводы и предприятия».

Ну да, ведь и у Сафоновых была… А впрочем, вот что мама рассказывала:

«Раньше Листафоровы бочки делали, и специалисты бо-ольшие по этому делу были, ну а когда мужики стали колёса железом отягивать, они и завели кузню и мой будущий муж Семён в ней работал за главного кузнеца, а помогали ему братья Васька, Митька, Колька и Шурик. Так-то приедить мужик, а ему и колеса отянуть, и ось железную сделають, и всю снасть починють, да и с мелочью разной всё-ё к ним шли: крюк какой согнуть, кастрюлю залатать, а баба другая и ухват17 или кочергу18 выковать попросить. А место для кузни было бойкое, бывало, как заставють всю горку повозками!.. А тут еще рядом мельница стояла, вот мужики и зерно в ней смелють, и починють в кузне что надо, и лошадь подкують. Цельными днями наши из кузни не выходили, все вместе к столу и не сходилися. Как же ты кузню-то с огнем бросишь? И вот если кто вырвется, прибягить домой, тогда мать и ташшыть чугунок из печки, так цельный день и двигаить его туды-сюды. Ну-ка, прокорми эту ораву! Хлеба-то, бывало, начнем печь, так пуда полтора-два муки сразу и замесим, и это уже наша работа была, кто помоложе».

«С 1801 года экономические крестьяне могли покупать земли на правах частной собственности „ненаселёнными“ (без крепостных) и были обязаны вносить деньги на земские нужды, платили подушную подать и отбывали натуральные повинности (дорожную, подводную, постойную19, ямскую20 и другие, а за исправное несение повинностей отвечали круговой21 порукой».

Ну что, может, чтобы еще немного прорисовалась картина жизни моих предков до двадцатого века взять и это?

«В начале XIX века стали вспыхивать волнения против сокращения крестьянских наделов, тяжести оброков и в 1837—41 годах было учреждено Министерство государственных имуществ, проведшее реформы, – крестьяне получили самоуправление, возможность решать свои дела в рамках сельской общины, но по прежнему оставались прикрепленными к земле.

Следующее реформирование было после отмены крепостного права в 1961 год, но снова наталкивалось на сопротивление помещиков и не было реализовано, а в ноябре 1866 года был принят закон «О поземельном устройстве государственных крестьян», по которому «за сельскими обществами сохранялись земли, находившиеся в их пользовании на правах „владения“ (прямого пользования), но выкуп был регламентирован, в результате чего наделы сократились на 10%, а выкупные платежи возросли по сравнению с оброчной податью на 45%, но были прекращены с 1 января 1907 года при аграрной реформе Столыпина и под влиянием революции 1905 года».

Ну, а после 1905 года… вернее, с 1917 началась другая история моих предков, – продразвёрстки, продналоги, разорение, голод, – и к концу двадцатых годов самых работящих крестьян России стали «уничтожать как класс», а остальных снова закрепощать колхозами, – паспортов не выдавали до 1974 года. Но не буду в этом моём «исследовании» – о годах социализма (об этом уже написала в записках «В Перестройке» и в «Ведьме из Карачева»), а снова возвращусь к предкам отца, Сафонова Семена Афанасьевича (1903—1956).

Взяла именно эту выписку из метрической книги потому, что из неё прослеживается положение государственного крестьянина по отношению к другим представителям русского общества: поручителями при бракосочетании Никифора и Марии были крестьянин и отставной солдат, восприемником и восприемницей при рождении дочери – крестьянин и мещанская жена, при рождении сына Федора – однодворческая жена, так что жили тогда «представители» «на равных», хотя перед государством и несли разные повинности.

О моих предках однодворцах по материнской линии – речь впереди, а вот о восприемниках хочу оставить несколько слов, ибо вместе с ними почти канули в Лету вот такие традиции, которые они чтили.

А были они крёстными отцами (крёстный), крёстными матерями (крёстная), а между собой и родителями ребенка назывались кумовьями, и с момента крещения становились духовными родителями, принимающими ответственность перед Богом за воспитание и благочестие крестника или крестницы. Им надо было научить их обращаться к таинствам церкви, посещать церковные службы и поститься, давать знание о смысле богослужения, а еще помогать в повседневной жизни, защищать от соблазнов и искушений, давать советы в выборе образования, профессии, супруга или супруги.

Сколько же потеряли мы в своём духовном содержании за семьдесят лет социализма! И возвратимся ли, найдём утраченное?

Подходит к концу моё «расследование» об экономических крестьянах Сафоновых, а поскольку в русской генеалогии прямым считается родство по мужской линии, то назову имена тех, кто считается продолжателем родов. А пробандом22 был Сергей около 1720 года, и далее:

Иван Сергеев 1747г. – 1807г.

Христофор Иванов 1796г.

Никита Христофоров 1822г.

Афанасий Никитин около 1870г.

Семен Афанасьев 1903г. – мой отец.

О Сергее и Иване ничего не знаю, кроме того, что написала об экономических крестьянах, а вот о Никите Христофорове… Наверное, вот этот рассказ мамы может относиться и к нему, понеже он – из 1812 года:

«Спокон веку деды наши и прадеды жили и работали на земле. Крепостными никогда не были, а поэтому летом дома трудилися, а зимой подряжалися к купцам в Брянске куда-либо овёс отвезти, пеньку, вино, или еще какого товару, и этим занималися все обапальные деревни: Масловка, Вшивка, Трыковка, Песочня, Рясники. У кого лошади хорошие… что ж, стоять, они чтолича будуть? Ведь хлеб, картошка, масло, крупа, мясо – это все свое было, а на расходы-то деньги нужны? Вот в извоз мужики и ездили. Помню, когда отец возвращался, то всегда нам гостинцев привозил, а для матери вынимал из кармана деньги. И вот как начнёть сыпать на стол золотые пятерки, а они блестять, как живые!

На лошадях работали и дед отца, и прадед, ездили даже и в Москву, деньги туда возили, а оттуда – товары разные. Сейчас как соберутся в дорогу, так и едуть к купцу. Открываить им тот амбары, а они бяруть лопатки, ставють мерку и набирають этими лопатками пятаки. А они бо-ольшие были! И на что их такими делали?.. Набяруть этих пятаков в мешки, завяжуть, на возы и-и по-оехали. Раз так-то едуть, а навстречу им – мужики:

– Куда вы?

– В Москву.

– Да что ж вы туда едете-то? В Москве ж хранцуз!23

Ну, раз там хранцуз, так что ж туда ехать-то? Развернули наши лошадей да назад.»

А вот этот эпизод уж точно о Никите Христофорове (позже называли «Листафоровы»), который тоже рассказан мамой и есть в моей повести «Ведьма из Карачева»:

«Едить он раз с извозу, смотрить, а мужики мост ремонтирують и бабку, которой сваи забивали, поперек дороги бросили, ни-икак ему не проехать! Вот он и говорить им: ребяты, уберите, мол, бабку. А те сидять и курють. Он опять: «Уберите, ребят»! Ни-ичего те, только один и отвечаить: «Сам убери, коль она тебе мешаить». Ну, свекор и согласился: ладно, мол, уберу, только тогда не обижайтеся! Те-то: ха-ха-ха! А в бабке этой, должно, пудов пятнадцать было. Подошел он к ней, поплевал на руки, да как хватить за конец!.. потом – на попа и ку-увырк с дороги! А там как раз болото рядом был, вот и попади эта бабка в него да петлёй вниз! Попробуй-ка, достань ее теперича! Бросилися мужики к свёкору, а один и остановил их: «Не-е, не троньте его. Пусть едить. Он же просил вас…»