Наташа и менестрель - Сергей Кузичкин

Очутившись рядом на скамеечке, молодые люди разговорились. Вначале их объединила общая нелюбовь к занятиям физической культурой, а потом… Потом выяснилось, что Витина семья сродни семье Наташи. Разница в том, что Витина мать–одиночка воспитывает двух старших сыновей и маленькую дочь, а Витя в семье старший ребенок, но не главный: вся инициатива в доме принадлежит его брату–вундеркинду, который хоть и помладше Витька на год и учится только в десятом классе, но уже мнит себя чуть ли не академиком, а главное, командует всеми и всем. Это по его совету мать выпросила направление в совхозе и Витю отправили на учебу в техникум. Отправили как в ссылку, против его воли.

— А я зубным врачом хотел стать, — сказал Витя Наташе, едва сдерживая слезу.

— А я — воспитателем в детском саду, — призналась ему Наташа, ведь и она только по настоянию младшей сестры поступила в техникум.

Наташе стало жалко Витю, Витя пожалел Наташу. После откровенных признаний на скамейке общежитского сквера они подружились. Витя стал даже приходить к Наташе (студенческое общежитие состояло из двух раздельных корпусов, для юношей и для девушек), несколько раз приглашал ее в кино и танцевальный клуб. И как–то однажды, ближе к ноябрьскому празднику, он пришел в ее комнату с бутылкой вина, сказав, что у него день рождения и что он прошел мимо вахтерши незамеченным.

Перед праздником в общежитии народу было немного, Наташа в комнате скучала одна и обрадовалась гостю. В тот вечер она впервые выпила крепленого красного вина, и голова у нее закружилась. Первый поцелуй и первая близость тоже случились тем ноябрьским вечером и не принесли ни радости, ни страсти, ни восторга. Двое молодых людей целовались неумело, не говоря уже о чем–то более серьезном. Разочарование было обоюдным. Когда же после смеха и предвкушения счастья наступила неловкость и даже раскаяние в содеянном, Витя поспешил уйти, не допив вина, а Наташа проплакала до утра, решив больше никогда не иметь дела с мужчинами. Утром, встретившись с Витей в коридоре техникума и видя, как он, молча кивнув ей, отвел взгляд, Наташа еще больше укрепила себя в принятом решении.

Еще более крепкой стала мысль о неприятии в своем сердце мужчин после того, как на бедную Наташу напал озабоченный решением полового вопроса тридцатилетний мужик, оказавшийся впоследствии чуть ли не дальним ее родственником. Наташа тогда проходила практику на мелькомбинате в родном районном центре, жила в Доме колхозника и работала до позднего вечера. Обычно вечернюю смену в период уборочной страды развозил по домам комбинатовский пазик, но автобус задержался на полевом стане, и студентка–практикантка решила пойти до места своего квартирования пешком, что уже не раз делала, хорошо зная короткий путь. Шла через околок, небольшую березовую рощицу, и вот там, среди молодых пожелтевших и облетающих листвой березок, и подкараулил ее этот охотник, повалил на павшую листву. Хватило тогда у семнадцатилетней девчонки ума–разума, не впала она в панику, а применила изворотливость и открыла в себе умение убеждать. За короткое время словесно–силового единоборства стороны успели выяснить, что их матери являются хорошими знакомыми, чуть ли не родственницами. Детина охотник вмиг охотку на сближение с родственницей потерял, стал извиняться и даже проводил объект своего недавнего посягательства к месту временного жительства.

Наташа о своем вечернем приключении никому не рассказала, но на мужчин после этого старалась не смотреть совсем. И не смотрела. Почти целый год. А через год после окончания учебы на ее жизненном горизонте возник свободный художник. И вся Наташина неприязнь к мужчинам в один миг пропала.

Они встретились на автовокзале. Свободный живописец не был в то время еще до конца свободным, но уже стремился к этому изо всех сил. Не был он тогда и известным на весь район, а числился штатным художником конторы кинофикации, в рабочее время писал афиши для кинотеатра и Дома культуры, а в нерабочее — оформлял по заказу разных предприятий стенды и рисовал стенные газеты. А творчеством для души, а не для денег, пейзажным и портретным, занимался исключительно дома.

Одним осенним ноябрьским угасающим деньком, когда снег уже лег на землю и на уличной площадке автостанции стало холодно поджидать автобус до Казанцева, Наташа зашла погреться в здание автовокзала. Народу почти не было: три–четыре человека сидели на жестком диванчике да какой–то шустрый паренек, взобравшись на стремянку, норовил над окошком кассы подцепить на гвозди за петельки расписание движения автотранспорта. Подцеплять одному было неловко: щит размером метр на полтора то и дело качался в руках паренька, он терял равновесие, раскачиваясь на лестнице, и петельки на гвоздики не попадали.

Потом, не один раз вспоминая встречу с будущим мужем, Наташа не могла объяснить ни себе, ни кому–то другому, почему она, уже имея билет на руках, подошла к окошечку кассы и, что самое необъяснимое, вдруг предложила парню:

— Может, вам помочь?

Он посмотрел на нее с высоты двух ступенек стремянки, улыбнулся и сказал просто:

— Помогите.

Общими усилиями они быстро водрузили вывеску на отведенное для нее место. Паренек поблагодарил помощницу, убрал стремянку в подсобку, а потом, подсев к ней на деревянный диванчик, спросил улыбаясь:

— А вас как звать?

— Наташа… — сказала она уставшим голосом, давая понять, что у нее нет никакого желания знакомиться.

— А меня — Саша, — сказал паренек, все еще улыбаясь, и, не давая ей возможности ни что–либо сказать, ни даже подумать, сразу продолжил: — Везет мне на Наташек. У меня жена была Наташа, дочь Наташа, недавно познакомился с одной преподавательницей из училища — и ее зовут Наташей… Вот и вы — Наташа.

— Ну и что? — спросила она.

— А то, что в этом что–то есть: Саша — Наташа, Саша и Наташа, Саша плюс Наташа… Мне часто попадались семейные пары с такими именами. А еще… Сергей и Лена — часто сочетания бывают. У меня и друзья, и родственники есть такие. По моему наблюдению, Сергеи с Ленами чаще лучше живут, чем Саши с Наташами. Браки у них крепче. А вот Сашам и Наташам чего–то не хватает в отношениях…

Чего не хватило в отношениях с ней художнику Саше, она не поняла ни год спустя, когда они расстались, ни после. Несмотря на такой поворот событий, Наташа осталась в душе благодарна бывшему мужу. За то, что с ним научилась легче смотреть на жизнь, за то, что он помог ей преодолеть ее закомплексованность, заставил испытать трепетные чувства любовного ожидания и ревности. За то, что подарил ей Настю и благородно при расставании оставил им с дочерью квартиру. За год жизни с художником она испытала столько чувств, стрессов, волнений и, в меньшей степени, радостей, сколько не испытывала до этого никогда.

Именно тогда, на автостанции районного центра, что теперь видна из окна, началась новая страница ее жизни. Новая глава или даже новая часть ее жизненной повести. И первый ее настоящий любовный роман. Но это все произошло позже, быстро и стремительно. А начиналось на закате короткого ноябрьского дня на скамейке автостанции. И начиналось тоже стремительно. За каких–то полчаса, пока они ожидали автобус до Казанцева, художник так заговорил Наташу, что она полностью потеряла ориентиры. Он говорил связно, складно, а главное, безостановочно. Одновременно исповедовался, философствовал и дарил ей комплименты. Никогда еще в жизни Наташе не встречался человек, так запросто рассказывающий о своих жизненных неудачах, превращающий на глазах свои недостатки в достоинства, а достоинства выдавая за недостатки.

— Конечно же, я любил свою жену, — признавался Саша. — А что ее не любить — она была первая красавица в своем задрипанном поселке. За ней все колхозные кобели табунами ходили. А она им всем улыбалась, глазками стреляла. Может, кого и обнадеживала. Ну и я вначале в хвост хотел пристроиться, а потом думаю — что мне канитель разводить? Времени у меня мало, я к ним приехал клуб оформить. Взял да нарисовал ее портрет от нечего делать. По памяти. Что очень редко, кстати, делаю. Сходства портрета с оригиналом было мало, но чувств, вложенных в холст и краски, сто–олько оказалось… И она это оценила. Поулыбалась еще немного для отвода глаз и со мной уехала. Сначала у матери жили моей, и все нормально было. Я в гору пошел. Отработал районную партконференцию, нарисовал им в райкоме то, что они хотели, плакаты там разные, и меня тогда по достоинству оценили. Как только Наташка родилась — сразу районный отдел культуры квартиру дал в новом доме, вот тут, недалеко от автостанции. В этой квартире потом и начались выяснения отдельных обстоятельств…

И Саша стал рассказывать об обстоятельствах, которые привели к распаду его семьи. По его словам выходило, что в жену–красавицу влюбились сразу все мужики окрестных двухэтажек, буквально проходу не давали. Но она держалась стойко. Держалась долго, почти полгода, и только когда он уехал в командировку на целый месяц…