Точка невозвращения - Мария Морион

договорились, что ему еще-то нужно, шел бы себе домой, к жене, к детям, к сытному ужину и теплой постели. А встать и уйти, бросив его одного в баре, нельзя, неудобно. Все-таки старший коллега, друг…

— Знаешь, Никос, меня в последнее время все что-то беспокоит, тоска какая-то, прямо места себе не нахожу. Вроде бы все хорошо, работа идет, дети не болеют, никаких стрессов, а я, знаешь, как будто вкус к жизни потерял. Вот и с работой — когда только придумывали проект, все так интересно было, казалось — новая веха в науке, переворот в теории межличностных конфликтов, а сейчас… Кому все это нужно? Как будто конфликтов между людьми станет меньше, если еще один старый хрен напишет о них очередную книжку, которую прочитает дай бог половина его коллег по сектору, ну и еще горстка шизиков, ищущих себя до сорока лет и оправдывающих свои неудачи тем, что никто их не понимает и у них трагический конфликт с миром…

— Может, ты просто устал? Когда писали обоснование проекта, ты очень много работал, даже по ночам, посылал мне материалы в три, в четыре, иногда в пять утра, вот и переутомился.

— Нет, если бы все было так просто… Мой врач тоже говорит, что я переутомился, советует взять отпуск. Но я не чувствую себя уставшим! Мне просто все опротивело. Утром меня раздражает звук будильника, потом за завтраком меня бесит, что Тим сидит на стуле развалившись, да еще и наушники в ушах, мотает в такт своей идиотской музыке лохматой башкой, а Фанни чавкает и качается на стуле. А сделаешь им замечание — сразу обиды, слезы: «Папа, ты тиран, ты меня не понимаешь, все время придираешься». Жена подхватывает, тоже начинает нас воспитывать, причем в зависимости от настроения достается на орехи то мне, то детям. А в последнее время она на меня обижается, так что достается в основном мне. Да и как ей не обижаться, я ее понимаю. Я ведь уже два месяца с ней не сплю. Сначала отчет по предыдущему проекту шел, сам понимаешь, все силы и время на него уходили, потом я как-то пытался, тут она не захотела, ну а потом одно-другое, моя раздражительность, ее вечное недовольство, понимаешь, в конфликте ведь всегда виноваты обе стороны, это азы…

Зачем он все это говорил Никосу? Семейными проблемами нужно делиться со своим семейным врачом, а не с коллегой, которому, чем дальше, тем более неловко было сидеть и слушать излияния Майкла. Во-первых, это все слишком личное, а они хоть и друзья, но в первую очередь — коллеги, существует же определенная этика, субординация… Во-вторых, уже поздно, а совесть, в конце-то концов, должна же быть у человека?! Ведь у Никоса тоже дома жена, ждет его, и она будет не в восторге, если он придет поздно и не слишком трезвый.

— Причем, понимаешь, ведь я люблю их, и детей, и жену, и работу свою люблю, но я ничего не могу поделать — все самое ценное в моей жизни вдруг мне опротивело. Видеть их не могу. Вот и сейчас тоже, сижу и понимаю, надо бы домой, а не могу. Ты прости меня, старого дурака, что я тебя гружу своими проблемами, я же понимаю, тебя дома ждут, да и вообще… Но я просто не знаю, что делать. Врач говорит: нужна смена обстановки, может быть, отдых на море, или в горы съездить, подышать свежим воздухом, на лыжах покататься… А я как представлю — мне еще тошнее делается: валяться кверху пузом на пляже целыми днями, ничего не делать, слушать как капризничает Фанни или занудствует Тим, и бесконечная воркотня и опека жены. И для лыж я уже староват, гибкость не та, реакция, боюсь я, честно говоря. Спортом ведь надо заниматься всерьез, как и любым делом, если действительно хочешь быть Мастером, а не старым пугалом на лыжах. А я уже семь лет не катался. Нет, мне нужно что-то другое…

— А ты давно был на острове Оу?

— На острове Оу?

Майклу стоило большого труда сделать равнодушное лицо и как бы небрежно произнести:

— Давно… Лет двадцать уже не был, если не больше. В юности ездил туда, да, девочки, казино, травка, ну, ты же знаешь, тогда это было в моде. Да и сейчас, наверное, молодежь любит развлечься, пощекотать нервы. Но я-то взрослый человек, семейный, что мне там делать?

— Ну, просто протрястись, знаешь, многим помогает. Мой отец недавно ездил, так вернулся таким бодрячком, помолодел на 10 лет. И жена с детьми туда с тобой явно не поедет.

— Ха-ха, это уж точно! Только она ведь и меня не отпустит, она ведь знает, зачем туда ездят.

— А ты скажи своему врачу, чтобы он тебя прикрыл по-дружески, сказал бы ей, что тебе необходима кардинальная смена обстановки, психическая реновация, иначе неизбежна тяжелая депрессия. Она и отпустит.

Майклу, пожалуй, не хотелось поддерживать этот разговор и развивать тему поездки на Оу. Он не знал, знает ли Никос что-нибудь о его прошлом, провоцирует ли его или просто дает совет от чистого сердца. На всякий случай он решил принять все это за чистую монету.

— Хм, пожалуй, это не такая уж плохая мысль. Спасибо, старина, я знал, что на тебя можно положиться, ты всегда поможешь советом в трудную минуту.

— Рад был помочь. Ну, что, надо по домам, пожалуй.

— Да, пойдем.

Они вышли на улицу, где полновластно царил прохладный и свежий весенний вечер. Никос направился к подземке, а Майкл не торопясь побрел к дому. По дороге он думал об острове Оу, о своей юности и о том, что, несмотря на все его научные успехи и бытовое благополучие, жизнь, кажется, прошла мимо, и даже не оглянулась, зараза. И ему вдруг очень сильно захотелось поехать. Да, пусть это безумие, дурачество, даже опасная затея, но ему просто необходимо что-то изменить в жизни, обрести хотя бы частицу утраченного времени.

2

Утро было таким ясным, солнечным и теплым, что Майкл решил прогуляться до центра пешком через парк, хотя путь был неблизким. Надо было пройти мимо двух кварталов, а каждый квартал, как известно, около километра в диаметре. Зато прогулка по парку в такое утро — одно удовольствие, а до начала занятий в университете оставалась еще масса времени. Кроме того, был шанс встретить по дороге Томаса, их семейного врача. Майкл знал, что Томас любит слоняться по южной части парка недалеко