Гипноз и «чудесные исцеления» - Мария Рожнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот на такие и многие другие вопросы, связанные с гипнозом, и призвана ответить эта книга.
Вот о чем она.
В пещере первобытного человека, у неугасимого костра познакомимся мы с зарождением первых мыслей о божестве — о сверхсильном и могущественном, повелевающем человеком и природой, распоряжающимся его судьбой, казнящим и милующим по своему произволу. И уже там мы узнаем, что это божество часто являлось человеку, когда он дремал у своего костра, заснув под однообразное бормотанье ветхого старца, нараспев слагавшего страшные и непонятные сказки первой веры.
Мы побываем на ритуальных молениях племен Африки и Азии, Океании и Австралии; станем свидетелями колдовских обрядов и шаманских заклинаний; преодолев столетия, проникнем в храмы древних египтян и греков… Словом, совершим путешествие по векам и странам. И всюду мы встретимся с одними и теми же приемами усыпления разума, искусственного погружения в сон — с гипнозом.
Гипноз и внушение стоят незримо у церковных алтарей. Они всходят вместе с проповедником на кафедру, когда он обращает свое «боговдохновенное» слово к верующим. Гипноз и самовнушение кружат в исступленной пляске потерявших человеческий облик сектантов-хлыстов и пятидесятников.
Не правда ли, можно невзлюбить этот коварный гипноз, заводящий человека в дебри религиозных суеверий и фанатизма, закономерно невзлюбить его за пособничество духовному шантажу и обману? Но немного терпения — и мы продеремся сквозь колючие заросли невежества и вместе с нашим многострадальным героем выйдем на светлую дорогу. Мы узнаем, что в длительной и самоотверженной борьбе научная мысль в лице своих лучших представителей объяснила материальную сущность гипноза и сумела направить заключенную в нем силу на службу человеческому здоровью.
Вот такой борьбе противоречивых тенденций в судьбе нашего героя — гипноза и посвящена эта книга, если хотите, своего рода роман, который, перефразируя Джонатана Свифта, можно назвать: «Путешествие в некоторые отдаленные страны света и близкие области знания для знакомства с гипнозом — сначала мистификатором и шарлатаном, а потом капитаном медицинских кораблей».
Миф о чудесных исцелениях
Боги у первобытного костра
онг протяжно завыл.
Стена исполинского леса отразила его предсмертный вопль раскатистым эхо, и в джунглях снова воцарилась напряженная тишина.
Продираясь сквозь колючие кустарники, группа охотников спешила на голос Чонга.
На открытой поляне им представилось страшное зрелище. Чонг в лапах огромного медведя. Оба они — и охотник и медведь стояли во весь рост. Видимо, Чонг, столкнувшись со зверем, растерялся и не успел воткнуть в открытое брюхо медведя свою рогатину. Зверь в одно мгновенье заключил Чонга в свои объятия. Огромные лапы медведя легли на плечи охотника, а дышащая жаром злобы пасть засопела в лицо.
Вот тут-то Чонг и испустил вопль отчаяния и ужаса, услышанный другими охотниками.
Проворный Кулу первым бросился на медведя и ткнул его в бок рогатиной. Зверь разжал лапы, выпустил Чонга, который медленно осел на землю, и пошел на Кулу, но тут одновременно в брюхо и грудь зверя вонзилось несколько копий — их прямо с ходу бросили другие охотники.
Обессилев от ран и потери крови, зверь рухнул к ногам победителей, и лес снова огласился воплем, но уже многоголосым и торжествующим.
Охотники подбежали к распластанному на земле Чонгу. Они поднимали его на ноги, но он снова падал. Напрасно охотники осматривали его тело, ища на нем ран — тех страшных красных дыр, через которые жизнь ушла из Чонга. На нем их не было. И в то же время он не выражал радости по поводу своего спасения, не благодарил спасителей, не ликовал над убитым медведем. Он не издавал ни звука, глаза его закрыты, члены неподвижны.
Казалось, он мертв.
Часть охотников осталась разделывать убитого зверя, остальные, наскоро смастерив носилки, бережно уложили на них безжизненное тело Чонга и направились к своему стойбищу.
Когда густой лес поредел, вдали на холмах стали видны дымки костров. Ветер доносил голоса людей и запахи родного жилья.
Охотники направились к хижине старейшины рода и колдуна.
Ку-Кор был для них все. К нему обращались за советом во всяком сложном деле — всегда, когда была нужна помощь и поддержка высших сил. Ку-Кор умел разговаривать с духами. Поэтому все очень уважали и боялись колдуна. Он главенствовал в племени. Его слово было законом для каждого.
Охотники верили, что он вернет к жизни Чонга. Поставив носилки у самого входа в хижину колдуна, охотники начали выкликать его по имени.
— Ку-Кор, помоги Чонгу!
— Ку-Кор, хозяин леса взял с собой Чонга. Верни его обратно, позови его сюда. Он придет на твой голос, хозяин отпустит его, услышав твой голос!
Магический обряд у кроманьонцев. Рис. 3. Буриана
Колдун не спешил выходить. Поспешность несовместима с его положением. Наконец бизонья шкура, закрывавшая вход в хижину, зашевелилась, два проворных мальчика отвернули ее в сторону — и на пороге торжественно показался Ку-Кор. Молча подошел он к носилкам и наклонился над неподвижным Чонгом. Пальцы колдуна пробежали с ног до головы по безжизненному телу охотника. Бормоча что-то себе под нос, он вдруг резко встал и выкрикнул: «Духи придут к костру Ку-Кора! Они приведут с собой Чонга» — и скрылся в своей хижине. Тотчас оттуда выскочили мальчики и, подбежав к горевшему перед входом костру, подбросили в него охапку сухих веток. Костер ярко вспыхнул. Из хижины колдуна раздалось заунывное и монотонное пение. Словно где-то вдали зазвучал протяжный зов. С каждым мгновением этот звук усиливался, будто приближался. И вот, когда он достиг громоподобного раската, опять откинулась бизонья шкура, вновь появился колдун. Как трудно его теперь узнать! Это скорее медведь, чем человек: на нем шкура «хозяина леса», а на раскрытой груди красное пятно, окаймленное причудливым узором коротких линий. Морда зверя нахлобучена на голову колдуна, и хищный оскал ее пасти предостерегающе угрожает двумя рядами острых белоснежных зубов.
Ку-Кор начал ходить вокруг костра, приплясывая и пронзительно выкрикивая: «Хозяин забрал Чонга! Хозяин, верни Чонга! Чонг хочет к моему костру! Чонг идет к моему костру! Чонг садится у моего костра. Чонг, Чонг, Чонг, слышишь меня: Я, Ку-Кор, зову тебя, Чонг!»
С каждым выкриком колдун, не перестававший приплясывать, все чаще и чаще повторял имя — Чонг… Чонг… Чонг… Вдруг как бы дрожь пробежала по телу лежавшего на носилках, и он еле заметно пошевельнул рукой. Крик изумления вырвался у охотников, но колдун уже не слышал этого крика. Как только он заметил, что Чонг пошевелился, ритм его танца резко ускорился: Ку-Кор стал бегать вокруг костра, то и дело высоко подпрыгивая. Вой волка и рев медведя раздавались из его открытого рта. Теперь он уже не звал Чонга: «Хозяин леса, ты отступил, ты отдал Чонга. Ты боишься духов, которых я зову. Я зову молнию, разрезающую небо, я зову гром, разрывающий тучи, я зову ветер, ломающий деревья, я зову реку, наводняющую землю!»
При этих заклинаниях колдун пришел в неистовство. Он сбросил с себя медвежью шкуру, схватил погремушку из сухого бычьего пузыря, с мелкими камушками внутри, и, потрясая ею над головой, закружился на одном месте.
— Встань, Чонг!
— Встань, Чонг!
— Встань, Чонг!
— Дух молнии тебе говорит — встань, Чонг!
— Дух грома тебе говорит — встань, Чонг!
— Дух ветра тебе говорит — встань, Чонг!
Ку-Кор стал страшен.
Несмотря на осенний холодный ветер, от которого не спасали даже толстые звериные шкуры, колдун скакал почти голый, обливаясь потом. Длинные волосы, сильно намазанные жиром и закрученные в косу, прилипли к спине. Глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит, на губах пена.
Вид Ку-Кора действовал на всех охотников, как магнит.
Не в силах отвести глаз от неистовствовавшего колдуна, они сидели, как скованные, не видя ничего, кроме мечущейся фигуры Ку-Кора, не слыша ничего, кроме его голоса. Колдовство заняло много времени. Короткий осенний день быстро поглощался надвигающимися сумерками. А колдун все плясал и плясал, все выкрикивал слова заклинаний, сзывая духов к костру. Вот он начал прямо руками хватать пылающие головни и чертить ими в воздухе огненные круги и змеевидные линии. Искры звездчатым дождем рассыпались вокруг, они попадали на Чонга, на охотников, но никто не чувствовал ожогов. Сам Чонг уже давно сидел, а не лежал на носилках.
Повелительные окрики Ку-Кора вызвали его из забытья, начавшегося с того страшного момента, когда лапы медведя легли на его плечи. Но вызвали для того, чтобы ввергнуть в гипнотическое оцепенение, пройдя через которое он обретал похищенное страхом здоровье. Он верил в колдуна, верил, будто колдун может вызвать добрых духов и с их помощью победить злых. В то же самое слепо верил и сам колдун и все сидевшие вокруг него.
