Кабы не радуга - Борис Херсонский

Одесса, июль 1954

Блеклый небосвод, неприбранный сад.Настежь веранда. Семья у стола.Пыльные портьеры вдоль окна парусят,чайник остывает, и клеенка сползла.

Споров затейливые кружева.Сплошь недомолвки. Как берегласьтайна! Почти непонятны слова,но жесты не укрывались от глаз.

Тайна гнездится в скопленье забот,в стопке газет, в шепотке по углам.Бабочка летит на зеленый забор,садится и складывается пополам.

Изнанка крыльев. Зубчатый край.Такие же листья. Цветное стекло.Плетеные кресла, встревоженный рай.Все это в движенье – и все прошло.

О чем в пятьдесят таком-то годуспорили те, кто сегодня мертвы?Какие надежды в дачном садукружились поверх моей головы?

Мы детям своим задаем теперьте же загадки. Проснувшись в ночи,я вспоминаю: распахнута дверь,дедушка в кителе из чесучи,

круглые, в тонкой оправе очки,на переносице тонкий след.Прошлое сузилось, как зрачки,когда в лицо направляют свет.

"Если б мне отрезало ноги, я бы уехал в США…"

"Если б мне отрезало ноги, я бы уехал в США".Странная логика. Додик повторял это тысячу раз.Папиросы в кармане, в спичечном коробке анаша.Синие джинсы "Вранглер". По тем временам – класс.

Его доконал диабет. Ампутация стоп.С эмиграцией торопились, но очередь не дошла.Был компьютерный номер, но сердце сказало "стоп".Скорая опоздала. Опоздала – и все дела.

Десять лет спустя из Чикаго приехал брат.Он хотел разыскать могилу. Задача была – пустяк.Известно название кладбища, участок и даже ряд.Но в Одессе он встретил девушку. И все наперекосяк.

Две недели они гудели. Принимали до литра на грудь.Превратили квартиру в бедлам. Там не осталось мест,не запятнанных спермой. Брат пустился в обратный путь,она через год в Варшаве получила визу невест.

О покойном. Однажды на пьянке под Новый годон буквально взбесился. Вскочил и начал пинатьногами кого попало. Его скрутили. Народкое-как успокоился. А я пытаюсь понять,

как рыхлый еврейский парень каблуками модных сапогсмог в новогодний вечер, напившись в дым,вставить под ребра каждому, кто не лишится ног,не будет хвататься за сердце, не умрет молодым.

"Что за гнутая медная труба над каменноугольным лесом…"

Что за гнутая медная труба над каменноугольным лесомотворяет динозаврам гроба! Земля продавлена весомогромных лап, да и хвост неслаб. В классе висит таблица,с нее глядят первобытные лица членов ЦК. Легкоошибиться.

Мальчик ломает пирожок, выедает начинку.Душа материальна. Только прозрачна и весом в пушинку.Прохудились туфли. Пора отнести в починку.

Сапожник держит гвозди в зубах, молотком колотит,что динозавры вымерли, его совсем не заботит.Обувка растянута на деревянной колодке,перхоть летит из чахлой бородки.Человек легко растворяется в бутылке "Московской"водки.

В каменной скорлупе – зародыш-окаменелость.Мальчику трудно ходить: в паху опрелость.Он мечтает: его награждают за смелость

при поимке ящера орденом или медалью.За ним приходит бабушка, обмотанная серой шалью.Говорит: не водись со всякою швалью.

Всякая шваль смеется, в мальчика пальцами тычет:"Бабушкин внучек!", мальчик тихонько хнычет.Денег в доме – ноль: папа зарплату нычет.Папа зарплату нычет. Папа на сторону ходит.Сторона раздевается, белые ноги разводит.Им двоим плевать, как много угля страна производит.

Что им до того, что на черных пластах отпечаткиневиданных листьев и крыльев, ребер или лопатки,между пальцев кожистых – перепонок тонкие складки.По путям развития жизни. Таково название книги.Счет сначала на миллионы лет, позднее – на миги.Эволюция – та же юродивая: звенят кресты и вериги.

Эволюция – та же юродивая, ходит по вечному кругу,бабушка мальчика через дорогу ведет за руку.Каменные эпохи застыли спиной друг к другу.

"По сторонам экрана – два кумачовых пятна…"

По сторонам экрана – два кумачовых пятна.Расслабляясь, взор не достает до конца строки.Читается вроде "Искусство принадлежит на…"или "Из всех искусств важнейшим является ки…"Гаснет свет. Что-то вроде жужжания веретена.Пылинки в луче. "В бой идут одни "старики"".

Но это – чуть позже. Покуда – "Новости дня",давно прошедшего. Женщина слева пьяна.Шепчет под нос: "Такая фигня, такая фигня!"Откуда-то мне знаком запах дрянного вина.

Передо мной – два банта в основании тонких кос.Это Мила. Мальчик из пятого "б" с ней.Я еще не знаю, что запах мыла и запах волос —разные вещи. Но сердце бьется сильней.

Я знаю шутку: "Кина не надо, тушите свет!",но не знаю ее значенья. На экране идут бои —черно-белые, плоские. Чтобы понять сюжет,нужно твердо знать, где немцы и где свои.

Если б ранили Милку, я был бы врач, чтоб ее спасти.Был бы ранен сам – она, медсестра, спасла бы меня.Кулечек тыквенных семечек. Лушпайки в потной горсти.Шепот старушки: "Такая фигня! Такая фигня!"

"Наш-то город, который и раньше был мал…"

Наш-то город, который и раньше был мал,нынче вовсе сгорбился, спекся, сжался.Горожане хворают. Кто-то хребет сломал.Кто-то желудком слаб. Кто-то умом помешался.

Кто хребет сломал, того в коляске везут.Снизу вверх он глядит на везущего взглядом кротким.Кто желудком слаб, тот тянет ночной сосудза собой, как щенка на поводке коротком.

Кто умом помешался, тот ходит одет кое-как,приволакивает стопу, опираясь на буковый посох.То лицо запрокинет, за чем-то следит в облаках,то согнется к земле, чего-то ищет в отбросах.

Три столетья назад городок захватил дракон.Змей немного состарился. Часто бывает в храме.Зажигает свечи. Подолгу стоит у икон,одна из которых – его портрет в золоченой раме.

Каждый год он просил девицу. А девицу не привели.Вызывал Ивана на бой. А Иван лет пятьсот как помер.Государственный гимн – колыбельная "Ай-люли,нашу деточку загребли". Пыль. Инвентарный номер.

Все сознались во всем. Пребывание на цепистало общей повинностью. Там, в тюремном подвале,десять лет хочешь – просто спи, хочешь – носом сопи.Все там будем. Или уже побывали.

По ночам дракону не спится. Что-то неладно в груди.Неужели сердце? А доктор сказал – усталость.Из сада слышится окрик: "А ну, злодей, выходи!"Дракон спускается в сад. Никого. Опять показалось.

"В садах кутили без опаски…"

В садах кутили без опаски,но близился последний миг.Не стали Трое ждать развязкии пробирались напрямик.

Три их прозрачных силуэтав один сияющий слились,и треугольный сгусток светабеззвучно поднимался ввысь.

Внутри Него открылось Око,и все предстало перед Ним,и вспомнил Он, как одиноковтроем идти путем земным.

Дворы, поросшие травою,и обмелевшая река.Старик качает головою,лопочут слуги старика.

На груду стружек и опилоктеленка с меткою на лбусвалили обухом в затылок,веревкой прикрутив к столбу.

А дальше открывалась взоругора. Он ясно видел горуи дальше, сквозь масличный сад,он видел городскую стенуи за стеной – угрюмый град,где все друг другу знают ценуи бражничают все подряд.

Сияет тускло позолотаи окна спящие черны.

И – взрыв. Вдали – фигура Лотана фоне огненной стены.

"И сделался великий гул…"

И сделался великий гул.И языки огня спустилисьна их главы. Господь взглянулна верных слуг. Жизнь распрямилась.

И, как ручьи в один поток,слились наречья. Весть благаяпонятна, в каждый уголокума свободно проникая.

Охапка ароматных трави полевых цветов напомнит,кто обновит в тебе дух прави сердце чистотой наполнит.

Охапка ароматных трав.Земля качнулась под стопою.Как донести, не расплескав,вину свою перед Тобою?

Воскресение Христово

(мироносицы у гроба)

К пустому колодцу люди за водой не идут,согласно народной мудрости. Но я оказался тут,у провала, где зачерпнуть можно только одно:лязг пустого ведра, ударившегося о дно.

Этого мне и надобно, чтоб по застывшим губамлегко струилось ничто с небытием пополам,ибо душа, в отличие от потока, должназнать название моря, куда впадает она, —

в отчаянье для начала, двигаясь под уклонв тесном скалистом русле, не встречая особых препон,отражая фигуры женщин, которые скорбно несутнаполненный ароматами драгоценный сосуд.

Я знаю, они повстречают двух крылатых мужей,чьи перья грозно сверкают, как лезвия ножей,и ослепляющий свет им просияет в ответна безмолвный вопрос: "Не ищите, Его здесь нет!

Видите плат на камне и гробныя пелены,величьем Его отсутствия как елеем напоены?Камень в полночь отвален, и пещера пуста.Так почему ты печален, не нашедший Христа?"

"Вот и голос пресекся. Голос пресекся. Грудь…"