Мистификация - Клиффорд Ирвинг

Дик перевел на меня взгляд:

– И думаешь, "Макгро-Хилл" поддержит тебя в этом начинании?

– Стоит попытаться. Они вечно ищут бестселлеры. Хьюз не сможет выйти на публику, чтобы заявить официальное опровержение, или ему будет просто наплевать. Только надо заставить издательство помочь мне, ведь потребуется огромное количество исследований. Это должна быть вполне обоснованная биография, с огромным количеством цитат из самого Хьюза. Могу поспорить, что они заплатят нам за книгу миллион. И деньги нам понадобятся: придется объездить всю страну, раскопать все места, где Хьюз жил, опросить кучу людей, с которыми он разговаривал, понимаешь...

– Минуточку. Нам?

– Я не исследователь. Да и слишком много тут работы для одного.

– Знаешь, – сказал Дик, – я лучше поеду с тобой на слоне. "Макгро" – большие шишки, и к тому же самое консервативное издательство в Нью-Йорке. Эти ребята ни за что не клюнут на твою бредовую идею. Вбухать миллион баксов в фальшивку? Да только заикнись им об этом, парень, и через три секунды вылетишь из парадного входа, отбив копчик об асфальт. Не надо приплетать к этому делу меня.

Дик лихо затормозил в конце короткой, грязной дороги, носившей звучное имя улица Гамунди. Пудель, крутившийся у железных ворот, звонко залаял, приветствуя нас, и побежал по булыжной дорожке к дому.

– Ты спятил, – подвел итог мой друг, – но не переживай. Умственный онанизм – наше профессиональное заболевание. Все писатели им страдают. Так что заканчивай свой роман, а я разберусь с Ричардом Львиное Сердце, изображу им исследование по королевской педерастии в Средние века.

Жена Дика, француженка с темно-рыжими волосами до плеч, поприветствовала меня, расцеловав в обе щеки. Бекон и оладьи уже благоухали на плите. Мы с Диком прошли через весь дом в его кабинет. Я снова заикнулся насчет Хьюза, но приятель грубо меня оборвал. Его интересовал рынок жилья на Ибице. Они с Джинетт скучали по своим старым друзьям, и вообще жизнь на Майорке была тоскливой, а самое главное – дорогой.

– Поищи для нас что-нибудь, – попросил Дик. – Большое, но дешевое. И позвони. Все-таки нам поставили телефоны, так что можем почаще разговаривать. Я так одинок. Мне все надоело. Чувствую себя стариком.

– Я тоже. Забавное ощущение.

– Первые тридцать лет – это текст, – заметил Дик, цитируя Шопенгауэра. – Остальное – комментарий.

– Но я еще не готов прекратить сочинять текст. – В самом мрачном настроении я пообещал сделать все от меня зависящее и подыскать дом для Дика.

После завтрака мы залезли в "симку" и поехали к пристани. Возник вопрос денег, и мне пришлось расстаться со ста пятьюдесятью тысячами песет, что-то около полутора сотен долларов, чтобы Саскинды могли купить себе еды в первый месяц нового года.

– Отдашь, когда сможешь, – сказал я. – Мне все равно.

Мы все еще спускались по холму на прибрежную дорогу, когда меня осенила идея:

– Послушай, эта затея с Хьюзом...

– Вали в Одессу, – немедленно отреагировал Дик.

– Да погоди ты. Выслушай меня. Ты прав. Ни один издатель не подпишется на такое предприятие, зная, что это мистификация. Но предположим, что никто не будет об этом знать? Предположим, я расскажу "Макгро-Хилл", что встречался с Хьюзом. Предположим, я сумею их в этом убедить. Не спрашивай как, просто допустим такое развитие событий. Положим, я выдумаю несуществующий личный контакт между мной и Хьюзом, в который не могут вмешаться издатели. Подумай, какую книгу мы можем создать, какой характер выдумать на основе известных фактов и нашей собственной фантазии! Я подделаю интервью, проведу исследование и напишу книгу. Только издательство ничего не будет об этом знать.

Дик внимательно меня слушал, замедлив скорость, пока мы приближались к перекрестку.

– Слушай, – тихо сказал он, – это шикарная идея. Совсем неплохо...

– Издательство вложит деньги в наше расследование в качестве аванса, а позже, возможно, когда книга уже будет написана, я скажу им, что это мистификация. Или не скажу. Кто знает? В любом случае, остаток денег я трогать не буду. Так и так мы напишем книгу, и все будет очень мило. Я закончу свой роман в апреле или мае... Начну сразу после этого.

– Боже мой, – пробормотал Дик. Размышляя вслух, я достучался до него. Он ударил по рычагу переключения передач так сильно, что тот треснул у основания и отвалился. – Это может сработать...

Машину занесло, и мы врезались в кактус. Дик мечтательно уставился на ручку от коробки передач, зажатую в его толстых пальцах.

– Какая потрясающая идея! Ты знаешь, это может сработать! Мы сможем сделать это...

– Мы?

– Ты же просил меня о помощи! – Он выглядел возмущенным. – Не так ли?

– Довези меня до треклятого парома. Меня ждут жена и дети. Обдумай вопрос, пораскинь мозгами, а через пару дней я тебе позвоню. И не надо таких буйных восторгов, а то в следующий раз оторвешь рулевое колесо.

Дик зажал обломок рычага между большим и указательным пальцами и перешел на вторую передачу. Мы с пыхтением двигались по прибрежной дороге, сосредоточившись на дорожных знаках и машинах, а минуты медленно утекали вдаль. Marineros[2] уже отвязывали трап, когда мы подъехали к пристани. Я выскочил из машины, на ходу роясь в карманах в поисках билета. Дик схватил меня за рукав:

– Послушай, а если Хьюз...

– Я тебе позвоню, – пообещал я. – Веди машину аккуратнее. И без излишней экзальтации по этому поводу. Дикая идея, умственный онанизм – твои слова. Во всей задумке куча нестыковок. Подумай об этом на досуге. Я тебе перезвоню, – повторил я и, спотыкаясь, поднялся по раскачивающемуся трапу.

Глава 2

Жена и любовница

Старые кварталы Ибицы эффектно парили над темно-синим Средиземным морем – пирамида белых кубиков, увенчанная башней собора. Гавань сверкала под яркими лучами зимнего солнца. Я оглядел причал в поисках Эдит, которая обещала вместе с детьми встретить меня. Никаких признаков. Час спустя marineros наконец выгрузили на причал "мерседес", а моя семья так и не появилась. Я поехал домой по дороге Сан-Хосе в деревню, чувствуя легкое беспокойство. Если Эдит обещала что-то сделать, то всегда делала.

Finca[3] находилась в четырех милях от города – отреставрированный пятнадцатикомнатный крестьянский дом, увешанный гирляндами бугенвиллей. Обезьянка Юджин, которую я выиграл в покер в 1966 году и подарил Эдит на день рождения, всегда первой слышала урчание мотора автомобиля, когда я подъезжал к дому по грязной, разбитой дороге. Выпрыгнув из машины с чемоданом в каждой руке и соломенной корзиной местного производства на плече, я услышал, как она пронзительно визжит.

Входная дверь была открыта. Шум привлек Недски, он выбежал на улицу – светлые волосы растрепал ветер – и завопил:

– Папа! Папа!

Уронив чемодан, я обнял его одной рукой. Барни, скорее всего, был у задней двери, дразнил цыплят Антония, нашего соседа-крестьянина, который ухаживал за садом и держал себя подобно своему прославленному тезке.

– Где мама? – спросил я.

Из недр дома, забитого антикварной французской мебелью, книгами и картинами, появилась Эдит. На ней были джинсы и старая вельветовая рубашка, распущенные медовые волосы спадали на плечи. Напряженное лицо – без тени улыбки.

– Какого черта? – Я плюхнулся в забитое всяким хламом кресло, усадив Недски на колени. – Я ждал тебя на пристани. Перепугался до смерти. Думал, самолет разбился или вы попали в автокатастрофу, да бог знает что. Вижу, не рады дома моряку. И чем же я заслужил такую радушную встречу?

– Этим, – ответила Эдит и швырнула мне на колени конверт.

Только теперь я понял, что она плачет. Гнев сразу куда-то испарился, мне хотелось обнять ее. Но я понял, что было в конверте, еще до того, как увидел его.

– Сегодня утром я пошла в банк, – сказала Эдит. – Думала порадовать тебя, забрать почту.

– А кто разрешал тебе открывать ее?

– Я и так поняла. Я не знаю почерка, но достаточно было один раз взглянуть конверт, как я почуяла. Я знаю, письмо от нее.

– Взглянуть на конверт, – поправил я. – "Взглянуть конверт" – неправильно.

Эдит родилась в Германии, а училась в Швейцарии, поэтому ее английский был непредсказуем, но мне это казалось очаровательным. Но сегодня для уроков явно был не самый подходящий момент.

На конверте стоял штемпель Лондона, обратного адреса не было, неразборчивая записка не подписана.

Дорогой!

Мне сообщили, что в прошлом месяце ты был в Лондоне. Ты – просто ублюдок. Мы решили не встречаться, но ты хотя бы мог мне позвонить. Я приеду на Ибицу в январе. Как думаешь, можно мне приехать к тебе в студию повидаться? Хотя бы на несколько минут.

– Эта сука, – рвала и метала Эдит. – Шлюха с улыбкой мадонны. Она же клялась мне, прошлым летом клялась, что не знает, любит она тебя или нет. Ты, ты врал мне, нес тут всякую чушь о платонических чувствах. А она всего лишь пытается украсть моего мужа! Увижу на улице здесь, на острове, – торжественно поклялась Эдит, ее глаза застилали слезы, – порежу бритвой лицо. А если она придет к тебе в студию, то просто убью.