Свинцовые облака - Марк Перовский

– Это мы дохнем как мухи, а растениям много не надо. Вот они и живут и смотрят, как умираем мы.

– Ладно, удачи с твоей теплицей, я пойду посмотрю как там дела у моей жёнушки. Всё-таки и так редко с ней видимся, – сказал Майкл и уже хотел уйти, но увидев мою протянутую руку, на секунду замешкался. – До встречи.

Он вяло пожал её и скрылся во второй двери на противоположной стороне коридора. Я, оставшись один, забрёл к себе.

Моя комната была самой странной среди всех тех, кто жил по соседству. Мой дендрарий, мой райский уголок и моя отрада – вот что делало меня человеком всё это время, что я жил здесь. Огромные просторы зелени и океан вечной жизни, который будет и после всех нас. И я среди них: больной, хилый и точно уж не вечный. Это было противное ощущение – осознавать, что жить будешь не вечно – но без него никуда. Каждый день эта мысль стабильно посещала меня по утрам и по вечерам, когда я ложился в кровать и выключал ночник, чтобы на время забыться и перестать быть человеком, которым я не хотел становиться. Я закрывал глаза, а передо мной расстилалось бескрайнее поле пшеницы. Ветер ласкал колосья, завывал в вышине и гонял с запада на восток лёгкие облака. Где-то вдалеке слышался гул людей и кипящей работы, а я стоял и смотрел на красоту, раскинувшуюся вокруг. Но когда открывал глаза, видел лишь отголоски прекрасного, яркие пятна на полотне серой жизни – мой дендрарий.

Вот и сейчас так. Я стоял среди растений и чувствовал, что это лишь малая часть того, что я мог бы увидеть, не мучай я себя и то, что неведомым образом держало меня в этом городишке. Словно огромные цепи меня сдерживали предрассудки и страхи, но времени побороть их у меня теперь предостаточно. До своей смерти я должен был успеть. Я не хотел умереть бесславно и абсолютно незаметно. Но кто же меня спросит об этом? Никто.

Я погладил маленький горшок с ромашками, бросил взгляд на папоротник, раскинувший свои листья на полу, словно огромный осьминог. Удивился герани, что весело сияла на подоконнике. Всё выглядело обыденно, привычно и избито. Но из раза в раз, день за днём я всё больше убеждался, что кроме этого у меня больше ничего нет, что это – мой маленький эдемский сад, в котором бог погиб, а древо познания сожжено.

Вдруг в дверь постучали. Я обернулся и внимательно посмотрел на неё. Казалось, ничего необычного, но что-то мне подсказывало, что этот «кто-то» пришёл не чай пить.

«Я никого не жду», – подумал я, осторожно и медленно подходя ближе к выходу.

Но, похоже, что ждали меня. Ждали и надеялись.

На пару секунд я замешкался и, не решаясь дёрнуть ручку, стоял и смотрел, ожидая, что человек либо уйдёт сам, либо откроет дверь.

– Я знаю, что вы там! Я к вам по делу. Это срочно! – басистый мужской голос завопил с той стороны двери.

Этот окрик вывел меня из оцепенения, и я дёрнул дверь на себя. Передо мной стоял невысокий мужчина лет тридцати пяти с блестящей залысиной на макушке. В руках он держал небольшой кожаный дипломат, а на правой штанине красовалось сероватое пятно неизвестного происхождения.

Он смотрел на меня сначала с недоверием и даже какой-то странной нетерпимостью, но затем мужчина резко изменился в лице: морщины разгладились, взгляд стал чуть более нейтральным.

– Здравствуйте, это вы разводите растения? – осторожно спросил мужчина.

Я кивнул.

– А сколько стоит у вас одна роза?

– Нисколько, – не задумываясь, ответил я. – Они не продаются. До свидания.

Я уже хотел было закрыть дверь, но тот остановил меня, рукой придержав дверь.

– Ну, может, ради исключения… – умоляюще сказал он.

Я неосознанно повернулся к своей маленькой клумбе роз, что стояла рядом с одинокой геранью. Они были ещё совсем молодые, только-только начинали раскрывать свои бутоны. Их цвета казались мне непередаваемы.

– Так что, может, присядем? – деловито и с намёком в голосе сказал он и прошёл внутрь моей комнаты.

– Я не могу продать вам эти цветы, – сказал я, прекрасно понимая, чего хотел этот человек – впечатлить свою возлюбленную или жену. Неудивительно, ведь ко мне часто приходили люди с такими просьбами, а розы были лучшим подарком во все времена. Однако в наших краях розы водились редко, и я взял на себя ответственность за их разведение.

– Почему же? – мужчина прошёл к дендрарию и с поддельным интересом рассматривал папоротник.

– Эти цветы я выращиваю чисто для себя, – серьёзно ответил я. – Не для продажи.

– Ой, да бросьте! – рассмеялся тот. – Каждый человек мечтает получать деньги за свой труд, и вы не исключение. Я прав?

– Возможно, – я скрестил руки на груди, облокотившись на стену. – Но цветы я вам всё равно не продам.

– Не думал, что ваши принципы настолько прочны.

– Прочнее, чем вы думаете.

– Знаете, – начал вдруг он расхаживать по комнате, – я вообще попал сюда случайно, ибо мой шофёр заблудился и привёз меня к чёрту на рога. Но у меня в машине лежит больная жена. Довольно почётного возраста, надо сказать. По крайней мере, на вид она выглядит именно так.

Я стоял и смотрел на то, как он откровенничал со мной, с долей скепсиса. Не хотелось мне продавать цветы, это было и делом принципа, и человек не особо нравился. Бесцеремонный, нахальный человек.

– И болезнь у неё довольно тяжёлая, – продолжал он. – И знаете, что она у меня попросила, если вдруг умрёт, не доехав до этой злосчастной больницы? Розу. Одну-единственную розу.

В тот момент я почувствовал себя максимально скверно. Я уже почувствовал, как столбы моральных устоев начали медленно трещать по швам и разваливаться, засыпая мою душу под обломками.

– Так неужели вы не можете продать мне одну розу?

– Вы сейчас серьёзно? – спросил неожиданно я. – Не врёте?

– Чистейшая правда, – мужчина положил руку на сердце и блаженно закрыл глаза. – Богом клянусь.

– Не стал бы я разбрасываться такими клятвами.

– Ну и пусть, всё равно Бог помог бы моей жене, если бы он существовал. А так… я могу говорить о нём всё, что угодно, пока кто-нибудь не докажет его реальность.

– Неплохая позиция, – я взял трость в руку и подошёл чуть ближе. – Но что будет, если окажется, что бог есть? Что вы тогда сделаете?

– Наверное, стану молиться, как и все, – тот пожал плечами, затем поправил свой пиджак. – Когда бог приходит во плоти, ничего другого на ум и не приходит. Так вы продадите мне розу?

Секунду я колебался, но понимал, что буду выглядеть бездушным скотом, если не продам её. Нельзя было падать в глазах людей, особенно в таком маленьком и замкнутом кругу взаимоотношений и чувств. Здесь все друг друга знают, и слухи разлетелись бы как горячие пирожки. И эта дилемма заставила меня на секунду задержаться прямо перед аккуратным срезанием стебля.

– Сколько я вам должен? – спросил мужчина и открыл дипломат.

– Сколько дадите. Это же… от чистого сердца, – сказал я.

Тот недолго покопался во внутренностях своего кожаного друга и извлёк оттуда две бумажки по сто марок.

– Вы щедры, – я положил деньги на тумбу рядом с кроватью. – Спасибо.

– Это вам спасибо, вы мне жизнь спасли, да и моей жене тоже, – мужчина закрыл дипломат и, аккуратно взяв розу, пошёл на выход. На пороге он развернулся и, кивнув, удалился.

А я остался один. Без части себя. Без розы.

II

Было бы странно, если бы я никогда не задумывался о прошлом. Оно преследовало меня постоянно, пряталось тёмным туманом между грязноватыми зданиями, переливалось светом окон домов, что неотрывно следили за мной, сочилось сквозь коллекторы, откуда я чувствовал такой чужой и такой знакомый запах отчуждённости и смерти. Казалось, всё наполнено прошлым, весь мир впитывал эту субстанцию, превращая жизнь обычного человека с камнем на сердце в настоящий кошмар.

С запада шли серые тучи. Песчаные заросли нашего захолустья приняли этот цвет и понемногу начинали сливаться с серым полотном, откуда каждые пару минут доносился грохот. Сверкали молнии.

Ветер усиливался, и мне пришлось закрыть окно, чтобы не навредить герани, одиноко стоящей на окне. Даже розы от прохладного летнего бриза дрожали и готовились опасть. Я не мог этого допустить. В руках дрожала лейка, и с каждой минутой чувство тревоги обуревало меня: хотелось поливать цветы дни напролёт, лишь бы они не засохли, но вовремя понимал, что так делать нельзя.

Тот мужчина, что приходил днём… он всё ещё всплывал в моей голове размытым пятном. Не знал я, чем он меня так зацепил, но его сверкающая лысина надолго врезалась мне в память, да и дипломат его был довольно неплох. Он купил розу для своей больной жены. Кто-то скажет, что это благородство. Кто-то – что любовь. Но я сказал бы, что это всего лишь жалость. Он любил её, да, но только потому, что не хотел, чтобы она умерла, будучи обиженной на него, на его возможные измены и прочие провинности. Эта роза была разменной монетой прощения. И цена этой монете – две сотни марок.