Её чудовище - Купава Огинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветер набирал силу, нагоняя на город низкие зловещие тучи. Юбка из тяжелой, плотной темно-синей ткани путалась в ногах, каблучки ботинок звонко отбивали ритм моих шагов.
В воздухе пахло скорым дождем.
Первые капли сорвались с неба раньше, чем я успела взбежать по трем ступенькам и скрыться за дверью уютной кондитерской.
Приветливо звякнул колокольчик, сообщая хозяевам о новом клиенте.
Не тратя время на топтание у витрин и созерцание прекрасного, я решительно двинулась к продавцу. Почтенный господин Фивт держал эту кондитерскую уже около десяти лет, а последние два года я являлась чуть ли не постоянной их клиенткой, изредка совершая преступные вылазки в стан конкурентов. И вот впервые на моей памяти небольшое светлое и полное вкусных запахов помещение было совершенно безлюдно. Ни души, кроме меня и самого хозяина, выполняющего сегодня роль продавца.
– День добрый, – бодро поздоровалась я, невольно заправив выбившуюся из косы прядь за ухо и смущенно пригладив волосы. Из магазина я сбежала как была, в рабочей блузе, старой юбке и теплом вязаном кардигане на два размера больше положенного. И с растрепанной косой. Спешила скрыться раньше, чем Улиса придумает, как меня остановить.
– Может, и добрый, девочка, – усмехнулся в бороду господин Фивт.
– Подменяете дочь? А где Ларси?
– Разболелась, посмотри ж. – Он покачал головой. Улыбка моя завяла. Внутри похолодело. – Три дня назад слегла, да все никак не полегчает. На вид простуда простудой, но, посмотри ж, вцепилась и не отпускает. У нас в соседнем городе, в Парсе, есть хороший знакомый целитель, думали к нему свезти, но ворота закрыли. Соплей боятся, посмотри ж.
Я молчала, лицо мое застыло, и лишь губы едва заметно подрагивали. Я должна была ему рассказать, но не могла. Не могла открыть рта, не могла выдавить из себя ни звука. Я не могла стать вестником беды.
И утешала себя лишь мыслью о том, что он бы мне все равно не поверил. Да я сама бы не поверила на его месте.
– Ты зачем пришла? Будешь моей первой клиенткой, а то, посмотри ж, ни одной живой души за все утро.
– Да… мне торт с малиновой прослойкой, – тихо проговорила я, рассеянно шаря по ткани юбки в поисках кармана. У меня всегда с собой было несколько монет на какой-нибудь непредвиденный случай. Непредвиденными почему-то всегда случались как раз побеги в кондитерскую…
Если верить Барону – а врать ему смысла вроде нет, – проклятие цеплялось не ко всем, и если человек при контакте с проклятым не подхватил от него эту гадость, значит, умереть от проклятия ему не суждено. Зато быть убитым оживленцем – вполне возможно. Слухи слухами, но никто пока не верил, что умерший способен подняться, а значит, не берегся.
Ни командор, ни градоправитель не торопились сообщать плохие новости горожанам, дабы избежать волнений и самосудов.
Глядя на то, как безмятежно господин Фивт пакует мою покупку, я кусала щеку – отвратительная привычка, проявляющаяся во время волнений, от которой никто меня так и не смог отучить, – и истово надеялась, что очень скоро стража найдет первого проклятого и упокоит его. И проклятие спадет. О том, что многие в любом случае погибнут и не исключено, что в их число войдет приветливая, всегда веселая, полнокровная и по-своему красивая Ларси, я упрямо старалась не думать. Чтобы не накликать беду.
Нам с Улисой повезло, мы не подхватили проклятие, а я теперь уже при любом раскладе не подхвачу – Барон позаботился, но кому-то повезло меньше…
Из магазина я вылетела, стоило только коробке с тортом оказаться в моих руках, наскоро попрощавшись, чем изрядно удивила общительного господина Фивта. Но у меня не было сил находиться в его обществе, в любую минуту я могла вывалить на него страшную правду. Правду, которую он не хотел бы знать…
* * *Мисси любила малину. Впрочем, Мисси любила почти все ягоды, кроме, пожалуй, крыжовника. Он безотчетно вызывал у нее брезгливую неприязнь. Как утверждала девочка, смущенно и по секрету, спелые, налитые соком ягоды своими зелеными боками и видными сквозь тонкую прозрачную кожуру внутренностями напоминали ей жуков.
С воображением у Мисси все было в полном порядке, в отличие от здоровья.
Дама Ариш с дочерью жили в аккуратном домике из некрашеного, потемневшего со временем дерева, втиснутом между двумя другими зданиями, больше и значимее… дороже.
Прижимая к груди коробку с тортом и ежась под порывами резкого ветра, злорадно бросавшего мне в лицо горсти мелких холодных дождевых капель, я пробарабанила по двери, старательно поворачиваясь спиной к ветру и всячески стараясь защитить бумажную упаковку от воды.
Открыли мне после третьей попытки, когда я уже решила, что постучала последний раз и сейчас же возвращаюсь домой.
Дама Ариш была медлительна и тиха.
– День добрый! – бодро проорала я, стараясь перекричать непогоду. – А я вот в гости пришла.
Мне уступили дорогу, и я охотно ворвалась в тепло. Здесь было сухо и хорошо, вот только пахло странно. Знакомый, злой запах, которого в этом доме не должно быть.
Я знала, что ему здесь не место, и потому не сразу поверила своему носу.
– А я вот с гостинцем. – Моя нервная радость смущала даже меня, подозреваю, хозяйку дома она и вовсе поставила в тупик.
В непривычном полумраке фигура дамы Ариш скрадывалась, контуры размывались, я не могла ее разглядеть и нервничала только больше. Она молчала.
– Я торт… на кухню отнесу, – пробормотала я, отступая к нужной двери.
В гостях у семейства Ариш я бывала не так часто. Впервые это случилось полтора года назад, когда Мисси особенно сильно заболела и я по вечерам сидела с ней, чтобы дама Ариш могла хоть немного отдохнуть. В последний раз – полгода назад, на дне рождения Мисси.
И всегда дом мне казался уютным и милым, совсем не таким, каким он был сейчас. И уж точно раньше здесь не пахло кровью и чуть подпортившимся мясом…
Мне не следовало идти на кухню. Впрочем, мне вообще не следовало заходить в этот дом.
– О нет…
Я была не права, когда говорила Улисе, что дама Ариш сейчас одна. Она не была одна, ее муж сумел вернуться в город раньше, чем ворота закрыли. И успел как раз к ужину. Вероятно, до дома он добрался достаточно поздно – повозка, на которой подвозили рабочих, проезжала мимо нашего города ближе к полуночи, – решил не будить жену и сам разогрел себе еду. А потом сам… стал едой.
Я нервно хихикнула, чувствуя, как по позвоночнику, вместе со стекающими дождевыми каплями, прошелся холодок. В груди стало тесно от вспухшего ужаса.
На кухню вслед за мной
