Сто удач и одно невезение - Алюшина Татьяна Александровна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще-то я замужем, – только и смогла ответить под таким напором.
– Я знаю. Но я лучше, чем ваш муж. Потому что я рядом, а он неизвестно где.
А вот это мужик зрел в корень!
Он стал ухаживать. Красиво, настойчиво, но без хамства и нажима. Цветы, приглашения в театр и кино, от которых Иринка отказывалась каждый раз, мелкие и разнообразные знаки внимания.
Кто-то в офисе проговорился невзначай, что у Ирины Михайловны сломалась стиральная машинка и она взяла отгул, чтобы дождаться ремонтников. Он услышал, тут же купил новую машинку, привез, и ожидаемые мастера ее и установили.
То одна из продавщиц, его наймиток-шпионок, доложила, что у Ирины Михайловны серьезно заболела мама и нужна срочная операция, а на такие операции очередь в полгода или надо денег много заплатить. Он в течение двух дней решил эту проблему и пришел в больницу, подгадав Иринино посещение с цветами, дефицитными лекарствами, соками и фруктами.
И еще что-то, и еще: то подвезет ее с ребенком домой, то влегкую решит бытовую проблему, то повышение по службе и по зарплате. Окучивал, одним словом.
А много ли надо заброшенной женщине, забывшей, что такое мужское внимание и ухаживание?
Когда Захар вернулся в дом родной, его ждал откровенный ночной разговор на кухне. До белого тела жены его не допустили – сначала разговор!
Иринка ему без утайки, подробно выложила и про ухаживания, и про предложения руки и сердца, и новую стиральную машинку продемонстрировала.
– Ты с ним спишь? – задал первый и самый главный для любого мужика вопрос Захар.
– Нет! Нет, Захар, нет. Честно! А еще честнее: ничего не понимаю и не знаю, что делать!
– Ну, давай разбираться! – предложил Захар, которого отпустило немного напряжение после Иркиных признаний.
Иринка долгим таким, внимательным взглядом посмотрела на него, кивнула, что-то там для себя рассмотрев в его лице, и быстро организовала богато закусочный стол. Картошечка вареная, соленья-маренья деда Захария, рыбка красненькая, селедочка с лучком, отбивные и литровая бутылка водки для разговора, и поставила на стол пепельницу для двух некурящих.
Разговор предстоял сложный, непростой!
Выпили по первой стопочке молча, чокнувшись, поцеловавшись по-родному за прибытие Захара.
– Ирка, – облегчал ей задачу Захар, – я ведь понимаю, искренне говорю, ты красивая, молодая, сексапильная, умница, а постоянно одна. Я все понимаю. Ты сама-то к нему что чувствуешь?
– А хрен его знает! – не скрывала маету и сумятицу чувств Ирина. – Странно все!
– Давай-ка еще по одной, для легкости разговору! – предложил Захар.
– Давай! – согласилась она. – Может, действительно разговор смажет!
Выпили, закусили, закурили что-то легкое, и Иринку прорвало рассуждениями.
– Ты, Захар, у меня родной, самый родной человек! Но я не ассоциирую тебя как… – она задумалась, подбирая самое точное определение своих мыслей, – как мужа, наверное. Нет, не так. Как мужа само собой, но не как плечо, защиту рядом, стену! Скорее как любовника, которого любишь-любишь, но принадлежит он не тебе, другой, а ты миришься с таким раскладом и принимаешь как неизбежное. Конечно, ты основной добытчик и кормилец в семье, и муж, и отец любимый, но глава семьи и опора ты номинальная. Нет, другое… Ты и глава, и опора, и кормилец, бесспорно, но… Вот скажи, случаются ситуации, когда просто необходимо мужское слово и решение и утешение, а тебя нет. Ну, не по телефону это обсуждается, а внутри ситуации, здесь, понимаешь? Я не пытаюсь тебя обвинять, ни в коем случае! Я пытаюсь сама разобраться в себе, в мыслях своих и чувствах, а ты мне поможешь!
– Я помогу, Ир, ты только не нервничай так, я помогу! Давай еще хлопнем!
– Да, надо хлопнуть!
И поскольку рюмочки у них были малюсенькие, а разговор ой какой непростой, первый серьезный разговор за тринадцать совместных лет семейной жизни, они и не пьянели совсем, больше подбадривая себя.
– Я это наговорила, потому что пытаюсь объяснить, что постоянное внимание, помощь, когда и не просишь, не намекаешь даже, а человек сам видит и делает, это так много, очень много значит! И ценится. Простое каждодневное участие в проблемах и помощь в их решениях! О господи, что я говорю! – вдруг осознала, о чем она, Ирина.
– Давай так, Ирин, я буду задавать вопросы, а ты станешь отвечать в первую очередь себе, а потом мне. И давай договоримся – постарайся не лукавить и не обманывать ни себя, ни меня. Лады?
– Да, да, договорились!
– Тебе этот мужик нравится? Я спрашиваю не о облегчении бытовой жизни, а о самом мужике.
– Нравится, – сказала Ирина и подтвердила кивком. – Он действительно настоящий мужик, не дешевка! Уж поверь мне! Ты же знаешь, я в людях разбираюсь!
– Хорошо! – принял первый ответ Захар. – Пошли дальше. Ты в него влюблена?
– Не знаю! Вот те крест! – И она перекрестилась. – Не знаю!
– Ладно, зайдем с другой стороны. Ты хотела бы с ним переспать?
И Ирка, честная душа, на одном дыхании, не задумываясь, выдала чистую правду, о которой наверняка думала неоднократно:
– Да! Да, хотела бы!
– Так! – сглотнул все-таки не ожидавший такого Захар. – Передохнем от вопросов! Мне надо выпить. Я все-таки твой муж, и такие откровения жены мне не бальзам на сердце!
– Ну, извини, извини! – чуть не расплакалась Ирина. – Договорились же по-честному и без утаек!
– Договор остается в силе, но выпить мне не мешает!
Выпили, закусили, закурили, позабыв о ранее закуренных сигаретах, да так и оставленных в пепельнице некуреными.
Захара немного догнало спиртное. Ну, еще бы! Он добирался домой двадцать восемь часов, с тремя пересадками в аэропортах через две страны, у него сместились какие можно часовые пояса и климаты, а тут такая песня по приезде!
И, даже почувствовав легкое напоминание о хмеле, он не расслаблялся, надо же разобраться до конца, не оставляя отравляющих недоговоренностей.
– Ирк, – спросил он, – скажи, если б я к тебя пришел с таким же, ты б меня отпустила?
– Не знаю, Захар, – посмотрела на него больными глазами Иринка, подумала и честно призналась: – Отпустила, но обиделась бы обязательно. Мне больнее, у меня претензий к тебе бытовых больше: и вроде честная жена, ждала верно, никогда не изменяла, тащила на себе домашние дела, воспитание сына, а ты где-то по командировкам мотался, как хвост отрезанный, а тут здрасте! У меня новая любовь!
– М-да! – расстроился почему-то Захар.
А Ирина, подумав еще над неожиданным вопросом, сказала:
– Знаешь, если бы вот так, как сейчас, посидели бы и во всем разобрались, если бы я поняла, что у тебя настоящая, сильная любовь, а не просто ты меня на молодку какую меняешь, я б отпустила и благословила. Только при одном условии, что мы навсегда остаемся родными людьми, и дружим, и поддерживаем друг друга.
– Ирка, это ты потому так говоришь, что тебе этого сильно хочется в твоей нынешней ситуации.
– Нет, – не согласилась она, – я на самом деле представила сейчас, что бы делала, если б ты влюбился!
– Так, значит, ты его все-таки любишь?
– Не зна-а-аю! – прохныкала Ирина. – Но вот с тобой сейчас заняться любовью не могу! И не знаю почему! То ли тебя предаю, то ли его! Но чувство премерзкое!
Они все говорили, говорили, и не только о Ирининых переживаниях, о чем не удосужились поговорить за тринадцать лет. А Захар все отчетливей понимал, что теряет ее. Что ее сомнения, рассуждения, желание поступить правильно, никого не обидев, на самом деле простое убегание от истины. А она такова: да, он, Захар, самый родной и близкий человек, но любит она другого и боится себе в этом признаться.
Не ему, Захару, а себе!
Если бы Ирка могла себя видеть со стороны, когда говорила об этом мужчине! У нее глаза загорались и подергивались поволокой нежности, и щеки розовели – и стыдно, и нельзя, и тепло в сердце! Он понимал ее! Сам не проходя через такие переживания и выбор тяжелый – понимал!
И если она для него такой же родной человек, то надо ей помочь… и отпустить! Она не лукавила, когда призналась, что отпустила бы его и благословила, поменяйся они сейчас местами, но при одном условии, он помнил, что она сказала.
