Железнодорожница 2 - Вера Лондоковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же я рад тебе! — Дима заключил меня в объятия, когда я очутилась в прихожей. — Я так скучал! А ты?
— Я тоже! — прошептала я, уткнувшись в такое родное плечо и вдыхая умопомрачительный запах мужского одеколона…
…Вскочить с дивана нас заставила резкая трель телефонного звонка.
— Боже! — всплеснула я руками, взглянув на часы. — Двенадцать ночи! Дима, можно я возьму трубку? Это, скорее всего, мои звонят. Оставила им твой номер на всякий случай.
— Конечно, возьми, — Дима поцеловал меня и пошлепал босыми ногами в сторону ванной.
Я схватила трубку.
— Слушаю!
— Вы что там, до сих пор обои клеите? — услышала я голос деда. — А мы приехали от Валентины Николаевны, а тебя еще нет.
— Так у меня же нет ключа от квартиры тети Риты, — напомнила я, — он у тебя. Так зачем я поеду? Чтобы под дверью стоять? А мы тут да, увлеклись, уже полкомнаты оклеили. Так красиво становится!
— Ну, молодцы, что тут скажешь, — ответил дед.
— Спроси, когда приедет, — услышала я на заднем фоне Риткин голос.
— Ты когда приедешь? — повторил дед. — У нас столько новостей! Только как ты сейчас добираться будешь? Метро скоро закроется. А у Пашиных нельзя заночевать?
— Да лучше мне здесь переночевать, — не могла я не согласиться, — пока я приеду, вы уже спать ляжете. Опять же, тете Рите на работу вставать, а я приду среди ночи. Короче, мы сейчас посоветуемся, и я перезвоню.
Я положила трубку и с любопытством оглядела комнату. Рядом с диваном стоял полированный трехстворчатый шкаф. Напротив — сервант с наборами посуды внутри. Два кресла с журнальным столиком посередине. Под окном, на тумбочке, стоял телевизор, овеваемый белым тюлем, трепетавшим от ночного ветерка из открытого окошка.
В другом углу — какая-то неизвестная мне бандура на ножках. Я подошла поближе — проигрыватель для пластинок. А на передней панели — большие круглые ручки для регулирования громкости. И для поиска радиоволн, наверно.
Из ванной пришел Дима. Я встала ему навстречу, и мы опять крепко обнялись.
— Твои звонили?
— Да, спрашивают, приеду я или с ночевкой останусь.
— Конечно, останешься, — засмеялся он. — А если все же поедешь, я тебя провожу до самого дома. Хотя метро скоро закроется, придется такси вызывать.
— А сам потом до утра будешь возвращаться? Тебе же утром на службу?
— А, сегодня все равно не уснуть, — махнул он рукой, — мы с тобой столько всего еще не успели! Притащил продукты, хотел тебя угостить…
— А я, вообще-то, уже голодная, — закончила я мысль с шутливым упреком. — Ладно, сделаем так. Ты сейчас иди на кухню и накрывай стол, а я пока своим перезвоню и тоже в душ схожу.
Когда я вышла из ванны на кухню, одетая в Димину рубашку, то ахнула.
Во-первых, меня изумили размеры кухни. Она была гораздо больше нашей на Енисейской, и даже с выходом на балкон. Вдоль одной стены располагался кухонный гарнитур с мойкой. У стены напротив стоял холодильник и нормальный такой обеденный стол, за которым с легкостью могли поместиться три человека.
Во-вторых, стол был что надо. На белой узорчатой клеенке стояла бутылка шампанского, ваза с фруктами и блюда с жареным мясом и картошкой.
— Ну, ты даешь! — не удержалась я от восхищения. — А я еще хотела тебе помочь по хозяйству! Да ты один лучше нас двоих справился! Везде чисто, все наготовлено.
Мы замечательно поужинали, а потом Дима сказал:
— Ой, Альбиночка, я тебе сейчас такое покажу, ты упадешь!
Интересно, и чем же он собрался меня удивить?
Мы подошли к той самой бандуре на ножках. Ну, радиоприемник, ну, проигрыватель. Неужели он думает, что я такого никогда в жизни не видела? Конечно, мы на Енисейской проживаем небогато, но все же.
Я опустилась в кресло, а Дима включил агрегат и принялся крутить колесико. Красная полосочка тем временем перемещалась с канала на канал.
— Представляешь, поймал вчера «Голос Америки»! — с восторгом поделился парень. Его собственный голос при этом дрожал от возбуждения.
«Что? Какой еще „Голос Америки“? И что в этом такого особенного?» — чуть не спросила я, однако, вовремя прикусила язык. Потому что мой собеседник точно был уверен, что мне хорошо известно это название.
И я восторженно захлопала глазами:
— Да ты что? Здорово!
Хотя совершенно не понимала, о чем он говорит, и какой еще «Голос Америки», если в это время наши государства находились в состоянии холодной войны.
— Подожди-подожди, я же точно помню, что вчера поймал его на этой частоте! А, на этой, наверно! Точно! Слушай!
Дима уселся на пушистый ковер рядом с приемником.
Неожиданно четкий и ясный голос диктора произнес:
— Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! — следом полились позывные и опять: — Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! Передаем последние новости.
И вдруг из приемника на нас обрушился целый ураган какой-то немыслимой какофонии — скрежет, лязг, грохот, обрывки чьей-то речи, — и как еще можно назвать смесь этих адских звуков.
Я поморщилась и невольно закрыла уши руками. Дима сделал звук потише.
— Может, сейчас пройдет, — разочарованно приговаривал он, легонько поворачивая ручку, — черт, опять глушилки свои включили.
До меня постепенно стал доходить смысл происходящего. Скорее всего, эта радиостанция запрещена в нашей стране. Ну или руководство очень не хочет, чтобы граждане ее слушали. Поэтому всеми силами старается заглушить передаваемый сигнал.
Но Дима — советский офицер! — он-то как может такое слушать? Он что, антисоветчик? Страшно даже мысленно такое слово выговорить. Интересно, о чем говорят на этих радиопередачах? Не о том ли, что Советский Союз представляет угрозу для всего прогрессивного мира и прочую лабуду?
Меня бросило в жар, даже испарина на лбу выступила. Я промокнула лицо рукавом рубашки как можно незаметнее.
Блин, блин, только бы он не почувствовал мой страх и недоумение! Тогда точно спалюсь! Ведь, если помыслить логически, парень уверен, что я полностью его понимаю и поддерживаю. Иначе как он мог продемонстрировать мне такое? Так, значит, они с Альбиной не только любовью связаны? Выходит, они по всем вопросам друг друга понимают и поддерживают?
— А вчера что же, не глушили? —
