Белая книга: свидетельства, факты, документы - Ассоциация советских юристов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
25 сентября 1974 г. в полицию поступает документ, в котором говорится, что Шмидт умер 19 сентября 1974 г.
Семье покойного не удалось установить, на каком кладбище он захоронен и захоронен ли вообще. На все запросы Евгении Шмидт криминальная полиция, суд и другие ведомства ФРГ либо дают уклончивые ответы, либо не отвечают.
Из дневника Евгении Шмидт:
«Его просто украли. Это был единственный способ избежать медицинской экспертизы. Почему бы врачам, «лечившим» отца, не провести экспертизу, если его смерть была естественной? Это же противоречит логике! А вот если смерть была неестественной, тогда все логично, и только в этом случае можно понять, почему врачи не допустили экспертизу. Сионисты мстят. Они отомстили моему отцу».
Из дневника Евгении Шмидт:
«По всему получается, что по меньшей мере было три Исаака Шмидта, которого забирали из одного и того же морга разные люди в разные дни и часы. Необъяснимых вещей в этой страшной истории много. Приведу пример. Один документ («ляйхенпас») о вывозе тела из морга датирован 24 сентября 1974 г. По целому ряду причин я считаю, что, возможно, погребен мой отец в общей могиле бедняков во Фрайсинге или глава похоронной фирмы Денк, связанный с сионистами, продал тело Шмидта в анатомический институт. Вот почему сионисты из «Культурсгемайнде», прикрываясь религиозным законом, отказывают мне в разрешении вскрыть могилу на еврейском кладбище. Вот почему не дает санкцию на вскрытие могилы и прокурор. Ведь не могут же они позволить допустить вскрытие места захоронения, чтобы тут же расписаться в содеянном преступлении! Поскольку у меня нет надежды на местную криминальную полицию, я обращалась в печать — в газеты «Бильд», «Нойе ревью», журнал «Квик», но безрезультатно, потому что эти печатные органы находятся в руках сионистов. Я обращалась в Комиссию прав человека в Страсбурге. Они прислали смехотворный ответ, а именно, что, мол, не понимают русский язык, что у них есть «любые переводчики, кроме русского». Я сохранила ответы этих органов. И могу смело сказать: «Да, вот он, фашизм наших дней! Мой отец не был сионистом. Он их не устраивал. И за это зверье растерзало его. Вот с чем нам надо бороться».
Уволен за инакомыслие
В 1976 году в Советское посольство в ФРГ обратился бывший советский гражданин Юрий Павловский. Он эмигрировал из СССР в 1972 году, несколько лет работал переводчиком на радиостанции «Немецкая волна». Павловский сообщил, что сейчас он уволен с работы. Его выгнали, по его словам, за одно лишь намерение публично выступить с критикой своего руководства. Ни одна общественная инстанция Запада не пожелала опубликовать его протест, не говоря уже о том, чтобы его поддержать.
Ряд своих записей Ю. Павловский передал для публикации в Советском Союзе.
Из СССР я выехал с израильской визой, но в Израиль не поехал: и потому, что по отцу я русский, и потому, что по религии христианин. В Вене я встречался с эмигрантами, бежавшими из Израиля. Один из них сказал мне, что 90 процентов бывших советских граждан, попавших в Израиль, хотели бы оттуда уехать, но сделать это очень трудно из-за долгов. Другой эмигрант говорил о невыносимой атмосфере идеологического фанатизма в Израиле.
Многие семьи, опрометчиво выехавшие в Израиль и оказавшиеся теперь в Вене, живут в ожидании возможности вернуться в СССР.
Когда меня уволили, я пытался устроиться хоть уборщиком где-нибудь в больнице. Это оказалось невозможным. В стране — миллион безработных своих граждан.
Если эмигрант с израильской визой не едет в Израиль, то гражданства в иных странах Запада он не получает и вообще никакого надежного паспорта не имеет — даже так называемого «нансенского». А это означает для него массу трудностей. Один иммигрант-биолог, живущий в Англии, сообщил мне, что в паспорте его жены проставлен штемпель, запрещающий ей работать в течение пяти лет. Ему самому позволили работать по профессии лишь в виде исключения из правила, да и то после 19 месяцев бесплатной работы. Каждый год он вынужден продлять свое право на жительство, и каждый год ему могут в этом отказать из-за безработицы в стране.
Иммигранта ожидают не только материальные трудности. Свобода критики, свобода мнения — все это для него намного сложней, чем для полноправного гражданина, хотя и для последнего эта свобода далеко не безгранична. На иммигранта смотрят, как на гостя, которого приютили из милости и который в знак благодарности должен только хвалить «хозяев». Если он позволяет себе что-то критиковать в их доме, это считается бестактностью. Странный смысл эмиграция приобретает для тех интеллектуалов, которые направляются на Запад в поисках свободы критики. Если Запад им и позволяет что-нибудь критиковать, то только порядки на Востоке.
Отношение к иммигрантам как людям второго сорта послужило причиной моего конфликта с радиостанцией «Немецкая волна». Здесь я работал с февраля 1974 года переводчиком. Я видел вокруг много несправедливостей, одной из которых были временные трудовые договоры: не для всех, а лишь для некоторых. Они давали начальству возможность уволить человека без объяснения причин: просто путем непродления договора. Когда мое ходатайство о постоянном договоре было отклонено (это произошло летом 1976 года), я заявил начальнику Русского отдела г-же Мац-Донат, что, если договор со мной не. будет продлен без уважительных причин, я напишу об этом в газеты, а если немецкие газеты не опубликуют мою статью, пошлю ее в советскую газету, например в «Правду».
Вскоре я получил уведомление о моем досрочном увольнении.
Я подал жалобу в суд. «Немецкая волна» стала отстаивать позицию, согласно которой «угроза истца опубликовать в газете коммунистического государства данные, способные, по его мнению, нанести вред «Немецкой волне», должна рассматриваться как противозаконное деяние».
Кельнский суд по вопросам труда отклонил мою жалобу, признав мое досрочное увольнение правильным. Между тем оно означало для меня не только безработицу, но и денежный убыток.
Я пытался обратиться в Немецкий комитет по защите прав человека, но получил там решительный отказ от той самой г-жи Герстенмайер, которая столь решительно ратует за права человека в Советском Союзе. Я написал о своем деле в журналы «Шпигель» и «Штерн», а также в газеты «Цайт», «Дойче цайтунг», «Франкфуртер альгемайне» и «Франкфуртер рундшау». Все они отказались как-либо прокомментировать мой конфликт с «Немецкой волной». Я писал и помощнику министра иностранных дел ФРГ Вишневскому, ответственному за дела «Немецкой волны», и члену наблюдательного совета «Немецкой волны» Шольверу, также работающему в министерстве иностранных дел ФРГ, но ответа не получил.
«Теперь я не вижу почти никаких шансов на продолжение вашего сотрудничества с «Немецкой волной», — заявил мне мой адвокат. — Самое большее, чего можно будет добиться от суда, — это выплаты вам зарплаты за месяцы, остававшиеся до истечения договора…»
Но за что меня уволили? Только за свободу мнения! В письме из отдела кадров в качестве причины увольнения указано: «шантаж».
Состоялся суд. «Шемякин суд», как говорят русские. Я говорил много, а судья мне в ответ только одно: «Но ведь вы хотели напугать своих начальников». На этом суд и кончился. Моя дальнейшая работа на радиостанции была признана невозможной, а досрочное увольнение правильным.
Глава 3. ОНИ ОТКРЫВАЮТ АМЕРИКУ
Из Израиля и перевалочных пунктов в западноевропейских странах переселенцы едут в США — цитадель «свободного мира». Но и там их встречает неуверенность в завтрашнем дне, безработица, инфляция, дороговизна. Еще в 1776 году в Соединенных Штатах было провозглашено неотъемлемое право человека на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Однако американское правительство теоретически и практически отрицает, что право на труд, или получение средств к существованию, является главным в понятии «право на жизнь» в современном мире. США не выполняют пактов ООН, на которые ссылаются хельсинкские договоренности, предусматривающие право свободного выбора работы при условии равной оплаты за равный труд, наличие безопасных и не причиняющих вреда здоровью условий труда, право объединяться в профсоюзы и объявлять забастовку.
В то время как доходы американских корпораций не отстают от рекордно высоких затрат государства на вооружение, президент Картер советует трудящимся, мелким фермерам и безработным проявлять «сдержанность» и сократить свои даже самые насущные жизненные потребности.
С учетом официально не регистрируемых безработных юношей и девушек, которых насчитывается более 10 млн. человек, число безработных в Соединенных Штатах составляет сейчас более 15 млн.