Сила любви - Мари Кордоньер

— Лавочные речи моего отца были, конечно же, менее интересны, чем та конфиденциальная информация, которую сообщил коннетабль Бурбон господину Сен-Валье, прежде чем предать французского короля, перебежав на сторону испанского императора, мадам!

Даже пушечное ядро не могло бы упасть посреди круга придворных с большей внезапностью и точностью. До сих пор никто не смел даже упоминать при Диане де Пуатье о трагической судьбе брошенного в темницу Сен-Валье. К тому же голос Флёр был достаточно ясен и звонок, чтобы произнесенные ею слова можно было услышать даже в самой отдаленной нише большого зала.

Все краски исчезли с лица фаворитки. Окружающие наслаждались редкой картиной, видя, как эта дама, отличавшаяся убийственным красноречием, открывала и закрывала рот, а с ее губ не срывалось ни одного звука. Но Флёр, оказавшись уже не властной обуздать свой дьявольский темперамент, полностью вырвавшийся из-под контроля, выпустила еще одну из ядовитых стрел, хранившихся в ее колчане.

— Заверяю вас, мадам, — добавила она, как бы успокаивая собеседницу и приседая в совершенном реверансе, — что лично я предпочитаю быть любимой и почтительной дочерью лавочника и торговца, чем дочерью предателя и шлюхой короля!

Гробовая тишина в танцевальном зале дворца Пале Турнель была столь пугающей, что шуршание платья Флёр, когда она выпрямилась и пошла к выходу, звучало как шум приближающейся грозы. Никто ее не задержал. Парализованные ужасом, который произвел на них неописуемый скандал, присутствующие лишь провожали глазами удалявшуюся Флёр.

Молодая женщина уже не услышала гневного возгласа короля, тяжелого вздоха, с которым Диана де Пуатье упала в обморок, и произнесенного сдавленным шепотом проклятия столь сдержанной всегда королевы. Подобрав юбки, Флёр вбежала, словно гонимая бешеными фуриями, в маленькую комнатку, служившую ей жилищем во дворце, где бросилась вниз лицом на узкую, жесткую постель.

Слезы не принесли ей облегчения. Ничего не видя, застыв в неподвижности, охватившей ее всю до самой глубины сердца, она с трудом дышала. Развалины ее любви, счастливых планов, гордости и доверия навалились на нее с беспощадной жестокостью. Она сама все погубила. В течение нескольких страшных минут устроила столь скандальную сцену, какой двор французского короля не переживал с незапамятных времен.

Глава 7

— Теперь я понимаю, почему ваш отец так сомневался, следует ли определять вас ко мне на службу. — В голосе королевы не было свойственных ей дружеских ноток. Он звучал жестко, и итальянский акцент слышался еще сильнее, чем обычно. Флёр, опустив глаза, стояла, устремив взгляд на виньетки дорогого восточного ковра под ногами.

Более суток прошло после скандала, прежде чем Катарина Медичи вызвала ее к себе в рабочий кабинет. Это были бесконечные часы, у Флёр имелось более чем достаточно времени, чтобы пожалеть о своем глупом поступке и разобраться во всех деталях крушения ее положения в обществе.

— Ясно ли вам, что вы вели себя непростительно? Нет никаких оправданий такому нарушению приличий и добропорядочности! Вы меня полностью скомпрометировали как принимающую гостей хозяйку!

Хотя внешне Флёр выслушивала этот выговор с полным смирением, в ней все еще не угасло внутреннее сопротивление. Почему же всю вину за случившееся возлагают только на нее? Почему королева игнорирует то обстоятельство, что Диана де Пуатье сама спровоцировала Флёр и не реагировать на это было невозможно?

Если исходить из того, что об истинной причине скандала не знал никто, кроме могущественной фаворитки и графа, оставался неоспоримым тот факт, что первой бросила перчатку вызова мадам Брезе. Выходит, от Флёр ожидали, что она безответно примет это оскорбление?

— Его Величество мой супруг отдал распоряжение заключить вас в тюрьму, — завершила королева свой строгий выговор.

— О нет! — Флёр подняла голову. Она попыталась скрыть дрожь своих рук, прижав пальцы к груди. Причем в этот момент она не столько боролась за себя, сколько думала о том, как воспримут родители ее позор, когда обо всем узнают. Ведь она, выходит, запятнала старое и честное имя рода Параду. Это она из-за мелочной тяги к мести за оскорбление невинного девичьего сердца лишила чести целую семью.

— А раньше вы не подумали о последствиях вашего поступка? — продолжала королева строгим тоном, не обращая внимания на возглас отчаяния, вырвавшийся у Флёр. — У мадам Брезе был приступ истерики, и даже Его Величество был не в состоянии ее успокоить. Над ней хлопотали все придворные врачи, пришлось трижды прибегнуть к кровопусканию. А это, как вам отлично известно, не очень-то приятная процедура. Кроме того, лейб-медик короля полагает, что застой крови, вредный для ее нервов, лучше всего устранять с помощью регулярных клизменных процедур…

Прошло еще некоторое время, и до сознания Флёр дошло, что тон порицания в высказываниях ее госпожи изменился. Низкий спокойный голос придавал подробному описанию страданий красивой фаворитки какие-то мстительные оттенки. Казалось, что скоро в ее голосе завибрируют нотки удовлетворения и даже удовольствия.

Наконец Флёр решилась осторожно, из-под полуопущенных ресниц взглянуть на королеву. Большие зеленые и маленькие черные глаза встретились. Первые выражали неуверенность, вопрос, растерянность, вторые — явное торжество, даже злорадство. Катарина Медичи наслаждалась каждой деталью этой беседы, в чем не могло быть ни малейшего сомнения.

— Поскольку вы входите в состав моей свиты, я, конечно, тоже направила своих лейб-медиков в покои мадам, — невозмутимо продолжала старшая собеседница. — Нужно было принять все меры, сделать все, что в наших силах, для поправки здоровья оскорбленной дамы. Ну, а теперь мы можем обратиться и к вашей судьбе, моя крайне агрессивная кошечка!

Судорожно сцепленные руки Флёр разжались сами собой. В ее глазах вспыхнул огонек надежды. Правильно ли поняла она завуалированный смысл последних слов королевы? Правда ли, что скандал, который стал в эти дни предметом бесконечных разговоров всего Парижа, воспринимался высокой собеседницей Флёр как изысканное развлечение?

Разумеется, Катарина Медичи никогда даже не намекнула бы на то, что это так и есть, но ее взгляды, тон и скрытая усмешка красноречиво свидетельствовали именно о таком смысле ее слов. Она с величайшим удовольствием желала своей сопернице, чтобы каждая приставленная к ней пиявка делала свое дело, и наслаждалась даже просто описанием неприятностей в жизни Дианы.

— Можете поблагодарить меня за то, что я похлопотала за вас перед моим супругом, — продолжала королева уже в свойственном ей дружественном тоне. — Если бы я его не убедила в том, что любое волнение представляет большую опасность для моей беременности, то пребывания за решеткой или по меньшей мере изгнания из стен дворца вам едва ли удалось бы избежать. Тем не менее вам следует знать, что Его Величество настаивает на применении к вам самых строгих дисциплинарных мер. Больше вы уже не сможете, крошка моя, позволить себе ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот скандал.