Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 3 - Коллектив авторов

Несмотря на почти беспрерывную войну и неукротимую независимость, донцы умели находить доброжелателей в самом Азаке, которые за ласковое угощение, подкрепляемое деньгами и подарками, сообщали им все вести о делах и замыслах турков и татар. Этих людей не называли словом «шпион» или «перемётчик». Их именовали «добрыми приятелями», «прикормленными людьми». В свою очередь, азакским туркам тоже удавалось узнавать, что делается и что замышляется в Черкасске. Они тоже использовали тех же прикормленных людей, немногих перебежчиков и охриян (отступников).

Для пущей осторожности казаки стремились скрывать настоящее положение и старались не дать возможности узнать топографию своих мест проживания. По этой причине, когда они провозили турецких и крымских послов по Дону в Москву и обратно в Азак, то не выпускали их из «чердаков» – специальных кают на стругах для именитых особ. Своим умением хранить военные тайны казаки нередко похвалялись. Они говорили: «Зипуны-то на нас серые, да умы бархатные».

* * *

Для того, чтобы постоянно иметь большое количество лошадей для своего войска, казаки заготовляли на зиму много сена, которое всегда оставлялось в лугах, поскольку в городках было тесно и опасно сохранять из-за возможного пожара. Со всеми соседями существовала договорённость: ни при каких условиях сено не жечь. Городки разоряй, людей бей, делай любые варварства, но сена не трогай. Такое правило позволяло сохранить скот, а главное – лошадей.

Необходимость жить и кормиться военной добычей практически не сдерживала казаков в их военных походах. Нападали они и на русские земли, где совершали такие же грабежи, как и в других местах. Любой казак, задумав погулять, или, как на Дону говорили, поохотиться, ни у кого не спрашивал на это разрешения. Никто из казачьих начальников не мог этого запретить. Чтобы исполнить свой замысел, казак выходил в своей станице на сборное место к станичной Избе и, кидая вверх шапку, громко выкрикивал: «Атаманы-молодцы, послушайте!.. На сине море, на Чёрное поохотиться; на Куму иль на Кубань-реку за ясырьми (пленными); на Волгу-матушку рыбки половить; иль под Астрахань, на Низовье за добычею; иль в Сибирь пушистых зверей пострелять». Желающие поддержать задумку лихого казака в знак согласия также бросали шапки вверх и клали в шапку глашатая деньги. После сбора необходимого числа охотников глашатай, называемый теперь атаманом, шёл со своими новыми друзьями в кабак, или иное место кутежа. Впоследствии, когда на Дону были построены церкви, вся компания отправлялась в голубец (беседка, построенная на кладбище). Там, вдоволь напившись, выбирали казаки себе походного атамана, определяли день выступления в поход. После этого начиналась подготовка к походу. Люди богатые и чиновные, станичные атаманы, есаулы и просто зажиточные казаки за свой счёт строили лодки, снабжали бедных лошадьми, оружием, запасом и одеждой, но с условием получить после возвращения из похода половину причитающейся каждому из них добычи. Во время самого похода соблюдалась строгая военная субординация. Походный атаман имел право наказывать и даже казнить любого из избравших его. Однако, после возвращения домой всё становилось на свои места. Все казаки независимо от чинов расходились равными.

Особым уважением среди казаков пользовались только старшины, составлявшие совет и управу Донского Войска. Они считались знатными людьми, хотя и избирались. Было и другое особое отличие. Это казаки, называемые охотниками (отвагами). Именно так отмечались наиболее удалые наездники. Под словом «охотиться» казаки подразумевали двоякий смысл: «за неприятелями и зверьми». К числу знаменитых охотников первого рода принадлежит Ермак Тимофеевич. В этом звании он совершил поход на Волгу, а затем своим покорением Сибири обессмертил своё имя.

Казаки никогда не называли себя «разбойниками» или «ворами». Так именовались только те, кто выступал против своих собратьев или те, кто осмеливался промышлять в русских землях, когда Войсковой Круг решил от этого воздержаться или запретил такую охоту.

Казаки охотились малыми отрядами, численностью от 5 до 50 человек. В отрядах были и пешие воины, и конники, часто по-парно или в одиночку. Но даже в столь малом количестве они отбивали у кочевников табуны, скот и брали ясырей, жён, детей, всё, что попадалось под руку.

IV. Днепровское казачество

Освободившись от зависимости Золотой Орды, донские казаки никогда не проявляли стремления стать вассалами Турции, крымских и других азиатских ханов. На протяжении всей истории независимого Войска отношения с Москвой менялись, принимали характер враждебности и резкого недовольства. Но отношении эти в большинстве случаев зависели от Москвы. Другое положение занимали днепровские казаки. Они меняли отношения с верховной властью Литвы, Польши и Москвы. От польского короля переходили на службу московского царя и возвращались снова под власть короля.

С середины XVI века польские гуманисты, обратившись к истории своего народа, начинают высказывать мысль о том, что польская шляхта происходит от сарматов, народа, известного им из греческой и римской этнографии. Вслед за этим появилось понятие «сарматского поведения» – своеобразный кодекс рыцарской чести, которого стремились придерживаться наиболее выдающиеся черкасы, как раз и имевшие в себе кровь этих сарматов. Насколько сильно сарматы оказали генетическое влияние на формирование господствующего класса древнепольского общества, вопрос довольно спорный, но то, что они участвовали в создании польской народности, признают многие историки. А появление таких преданий вполне соответствует общечеловеческой традиции появления легенд и былей, в основе которых всегда лежит какой-то реальный исторический факт. Именно так получилось в своё время и с обнаружением античной Трои, и с былинным казаком-черкасом Ильёй Муромцем.

Как сказано выше, первым истинным вождём черкасов стал князь Дмитрий Вишневецкий (из рода литовских Гедиминови-чей; по другим данным – из рода турово-пинских Рюриковичей), прославленный в украинских думах как Байда (что, кстати, значит «отчаянный гуляка»). Его отец и дед прославились в стычках с татарами. Князь Дмитрий, выросши среди казаков, в ранней юности завязал с ними близкие отношения и во многих из них нашёл своих будущих сподвижников. С 1550 года он уже имел основательные казачьи кадры, с которыми ходил в степи на ратные подвиги. Он собрал и объединил разрозненные казацкие отряды, совершил несколько походов в Крым, добыв себе славу в боях. Киевские летописи литовской эпохи считают его вторым по счёту историческим гетманом среднеднепровских запорожцев, но это едва ли соответствует его истинной роли в казачьей жизни. До 1576 года в Великом княжестве Литовском титул казачьего гетмана ещё не был введён, но среди польско-литовской знати уже известны несколько организаторов казачьих боевых предприятий, как Язловецкий, Ланцкоронский, Дашкович и другие знатные рыцари, которые не были связаны с казаками постоянными узами. Время от времени они приходили на Низ со своими планами и выполняли их при помощи запорожцев. Князя Дмитрия Вишневецкого следует считать одним из таких предпринимателей. Никто из предыдущих не распоряжался такими обширными областями. Ещё до смерти отца он получал доходы с Вишневца, Окнина, Кумнина, Лопушна, Таражи, Камзрина, Крутнева, Вонячина и многих других местечек и сёл. В 1551 году, по королевскому привилею, он унаследовал после отца староства Черкасское и Каневское. Под его властью оказались владения, равные по размерам крупному удельному княжеству. И, по-видимому, он сумел заслужить любовь и уважение у казаков, попавших в границы его обширной «волости».

В 1553 – 1556 годах, ко времени начала второго периода войны на западном фронте Московии, которой в это время служил гетман Вишневецкий, он построил первый форт на Малой Хортице – «город напротив Конских Вод» и учредил в нём постоянный гарнизон. Место для замка было выбрано более чем удачно – оттуда можно было контролировать брод и переправу через Днепр. Таким образом Вишневецкий запер крымского хана в Тавриде. От Малой Хортицы до Крыма было рукой подать, что не могло не нервировать крымских ханов. Потом Вишневецкий двинулся вниз по Днепру, сжёг Ислам-Кирмень, забрал из него все пушки и привёз их в своё укрепление на Хортицу. Турецкие пушки встали на хортицких камнях, охраняя запорожский кош.

В 1556 году московский царь Иван Грозный посылал дьяка Ржевского на крымцев. В низовьях Днепра Ржевский наткнулся на казаков Вишневецкого, которые также собирались воевать с крымцами. Объединившись, московско-казацкое войско разрушило Очаков, успешно отбилось от татарской погони и с добычей вернулось «восвояси» (надо сказать, что татары и турки называли главным своим обидчиком за Очаков не Ржевского, а именно Вишневецкого). Вот тогда-то Вишневецкий и решил перейти из подданства польского короля под руку московского царя. Осенью 1557 года он, вдруг, отъехал в Москву. Царь принял князя Дмитрия (и запорожских казаков) и пожаловал князя городом Белёвом с сёлами.