Неизвестная Россия. История, которая вас удивит - Николай Усков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Культура превратилась в сервисную службу Кремля, обеспечивающую, с одной стороны, его военное могущество, с другой – монополию коммунистической идеологии, которую к тому же отягощали примитивные вкусы малообразованных правителей. Неугодных ждало изгнание, чаще жизнь в нищете, в худшем случае расстрел, лагерь, позднее – снова нищета, изгнание и психушка. На стратегических вершинах духовной жизни, за очень редким исключением, господствовали трусливые бездарности или талантливые трусы. И стоит только удивляться невероятной силе сопротивления, которую обнаружила высокая русская культура даже в самые мрачные годы советской диктатуры.
К началу XXI века Россию – мирового пионера европеизации – не назовешь победительницей на фоне Китая, Японии или Турции, которые начали европеизацию на 150–250 лет позже. В мировой статистике нынешняя Россия все чаще фигурирует в унизительном соседстве с самыми отсталыми странами Африки и Азии, а иногда и опережает их в худшую сторону. Увы, шутки про «снежную Нигерию» и «Верхнюю Вольту с ракетами» имеют под собой определенные вполне не юмористические основания.
По количеству брошенных детей Россия уверенно вышла на первое место в мире. Их, по данным на 2013 год, насчитывается более 650 000, примерно 370 000 из них находятся в приютах и до 95 % имеют живых родителей. По употреблению героина и количеству абортов Россия также занимает одно из первых мест. А вот по количеству убийств на 100 тысяч человек мы находимся где-то между Коста-Рикой и Гамбией на 70-м месте с конца. Я бы назвал это моральным одичанием, сколько бы тысяч православных ни мерзло в девятичасовых очередях к чудотворным реликвиям. По уровню смертности Россия занимает 16-е место в мире между Чадом и Мали. Ни один из российских университетов не входит в сотню главных университетов мира, МГУ занимает только 120-е место, остальные российские вузы начинают мелькать в рейтинге только со второй сотни. Согласно международному индексу коррупции, наша страна проходит по 127-му разряду из 177 существующих, снова, как африканская Мали. Мы проигрываем Нигеру 21 пункт, а Буркина-Фасо – целых 44. Соотношение доходов 10 % самых богатых и самых бедных составляет в России 45 к 1, это хуже, чем в Нигерии (42 к 1) и Гондурасе (38 к 1), но, слава богу, много лучше, чем в Зимбабве (80 к 1). По рейтингу прав и политических свобод Россия числится среди однозначно несвободных стран в компании Северной Кореи и Чада. Двадцать одна африканская страна считаются более свободными, чем Россия. Кажется, что-то действительно пошло не так.
Корень зла
История любого народа – это единый поток, который ученые пытаются разделить плотинами и дамбами своих концепций. В реальности в судьбе народа все намертво переплетено, ничто не является главным или второстепенным. Действия географических и культурных факторов, о которых я так долго и, каюсь, многословно говорил, было совокупным, слиянным и нераздельным до того самого момента, как Петр Великий своею волей перенаправил историю России в новое, европейское русло. Он не пожалел даже собственного сына, кровью которого скрепил свой новый завет для России. Казалось, что Петр пересилил инерцию многовековой истории, подчинил себе всех ее темных богов, но это было, конечно, же не так. Темные боги просто облачились в европейские камзолы и напялили кружевные жабо. Так же, как потом они наденут кожанки и френчи, а еще позже – «бриони» и горнолыжные костюмы. Российский фатум умеет отлично менять маски. Может быть, если добраться до его настоящего выражения лица, мы хоть напоследок поймем, почему эта большая, красивая и страшная история заканчивается сегодня где-то между Гамбией и Чадом.
Мы привыкли оперировать словами «власть» и «общество» как понятиями едва ли не противоположными по смыслу, которые обозначают сущности, скорее враждебные друг другу. Сейчас можно часто услышать: «Власть и общество должны договариваться», словно не общество является единственным источником власти.
По-русски «власть» – это владение, собственность. «Общество» – община, то есть все мы, не имеющие отношения к владению и собственности. Государство – это то, что принадлежит государю, господину, хозяину. А далее точно по Павлу I: «Дворянин в России – лишь тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю». Правда, русские дворяне ответили императору ударом табакеркой в висок, но этот удар мало что изменил в местной философии власти и общества. Всего-то заменили неврастеника-самодура на лысеющего купидона, приятного во всех отношениях: «Полно ребячиться, государь, ступайте царствовать». Еще накануне XX века, во время переписи 1897 года, последний русский император ничтоже сумняшеся так охарактеризовал род своих занятий: «Хозяин земли Русской». Ему шел только 29-й год, и этот «молодой человек», как к нему обращается граф Толстой, действительно был уверен в том, что он хозяин огромной страны по своей «отчине и дедине».
Власть в России изначально была отдельно, сама по себе. Даже название страны «Русь» – это, скорее всего, название подчинившей ее власти, а именно варяжской дружины Рюрика и его братьев. Вот как об этом говорит «Повесть временных лет», древнейшая летопись нашей страны: «Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, на Белоозере, а третий, Трувор, в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».
Таким образом, варяги, которых по не очень понятным причинам (историки до сих пор об этом спорят) называли «русью», были приглашены «княжить и владеть нами… И от тех варягов прозвалась Русская земля». Вот оно, происхождение имени страны и одновременно русского понятия «власть», противостоящего «нам», то есть обществу, хотя, думается, генезис российской государственности шел несколько сложнее. Но я сейчас говорю о понятиях, сохраненных в коллективном бессознательном, а не о реальном процессе консолидации славянских и финских племен под властью первых варяжских конунгов. Пришлая «русь» стала властью, то есть владетелем.
Латинский термин potestas, к которому, в частности, восходит английское power, – это не власть, а всего лишь потенция, признанная обществом возможность изначально выборных должностных лиц осуществлять их полномочия в интересах избирателей. В отличие от западноевропейской цивилизации Древняя Русь не основывалась на развитой римской правовой культуре, она кочкой вылезла над болотами и мхом.
То, что в Киевской Руси еще могло повернуться в самых разных направлениях, в Московии задубело настолько, что дожило до наших дней в первозданной своей дикости. Московское княжество развивалось как «отчина» государя путем приобретения в собственность великого князя все новых и новых владений, по волости, по деревеньке, по городцу. Каждый Данилович вплоть до Федора Ивановича включительно перед смертью составлял духовную. Тем самым он передавал власть не как некую трансперсональную абстракцию, не чувствовал себя правителем страны, в которой закон или обычай определяют переход власти от одного князя к другому, а всякий раз как собственник, вотчинник, «хозяин земли Русской», самостоятельно решал, кому из сыновей что достанется – одному этот город, другому тот, вплоть до дележа на доли самой Москвы. Именно отсюда тянется ниточка к знаменитым, якобы последним, словам Петра, которые он начертал на бумаге, подсунутой ему придворными: «Отдайте все…» Даже Петр мыслил созданную им империю скорее как личную собственность – мысль, которая была чужда его предкам – Романовым, но совершенно естественна для Даниловичей.
И если Московия не измельчала при постоянных разделах между родственниками великого князя, то объяснялось это лишь тем, что начиная с Ивана Калиты великие князья все-таки делили свою вотчину в соответствии с порядком старшинства. Так, наиболее старшие постоянно получали больше, чем младшие. Старшинство, а соответственно верховенство, становилось имущественным преобладателем. В результате Иван III, самый владетельный из всей своей родни, имел все основания повторять: «Вся Русская земля из старины от наших прародителей наша отчина». Соответственно развивает эту мысль Иван Грозный в своем послании к князю Курбскому, и брызги его возбужденной слюны, кажется, еще достигают наших лиц: «Это ли совесть прокаженная, чтобы царство свое в своей руке держать, а рабам своим не давать властвовать? Это ли противно разуму – не хотеть быть обладаемому своими рабами? Это ли православие пресветлое – быть под властью рабов?»