Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

«Как страшно в субботу ходить на работу…»

Как страшно в субботу ходить на работу,в прилежные игры согбенно игратьсяи знать, на собраньях смиряя зевоту,что в тягость душа нам и радостно рабство.

Как страшно, что ложь стала воздухом нашим,которым мы дышим до смертного часа,а правду услышим – руками замашем,что нет у нас Бога, коль имя нам масса.

Как страшно смотреть в пустоглазые рожи,на улицах наших как страшно сегодня,как страшно, что, чем за нас платят дороже,тем дни наши суетней и безысходней.

Как страшно, что все мы, хотя и подстражно,пьянчуги и воры – и так нам и надо.Как страшно друг с другом встречаться. Как страшнос травою и небом вражды и разлада.

Как страшно, поверив, что совесть убита,блаженно вкушать ядовитые брашнаи всуе вымаливать чуда у быта,а самое страшное – то, что не страшно.

«Мне снится грусти неземной…»

Мне снится грусти неземнойязык безустный,и я ни капли не больной,а просто грустный.

Не отстраняясь, не боясь,не мучась ролью,тоска вселенская слиласьс душевной болью.

Среди иных забот и делна тверди серойя в должный час переболелмечтой и верой.

Не созерцатель, не злодей,не нехристь все же,я не могу любить людей,прости мне, Боже!

Припав к незримому плечуночами злыми,ничем на свете не хочуделиться с ними.

Гордыни нет в моих словах –какая гордость? –лишь одиночество и страх,под ними горблюсь.

Душа с землей свое родствозабыть готова,затем что нету ничегона ней святого.

Как мало в жизни светлых дней,как черных много!Я не могу любить людей,распявших Бога.

Да смерть – и та – нейдет им впрок,лишь мясо в яму, –кто небо нежное обрекалчбе и сраму.

Покуда смертию не стерследы от терний,мне ближе братьев и сестермой лес вечерний.

Есть даже и у дикарейтоска и память.Скорей бы, Господи, скорейв безбольность кануть.

Скорей бы, Господи, скорейот зла и фальши,от узнаваний и скорбейотплыть подальше!..

«Я почуял беду и проснулся от горя и смуты…»

Я почуял беду и проснулся от горя и смуты,и заплакал о тех, перед кем в неизвестном долгу, –и не знаю, как быть, и как годы проходят минуты…Ах, родные, родные, ну чем я вам всем помогу?

Хоть бы чуда занять у певучих и влюбчивых клавиш,но не помнит уроков дурная моя голова,а слова – мы ж не дети, – словами беды не убавишь,больше тысячи лет, как не Бог нам диктует слова.

О, как мучает мозг бытия неразумного скрежет,как смертельно сосет пустота вседержавных высот.Век растленен и зол. И ничто на земле не утешит.Бог не дрогнет на зов. И ничто в небесах не спасет.

И меня обижали – безвинно, взахлеб, не однажды,и в моем черепке всем скорбям чернота возжена,но дано вместо счастья мученье таинственной жажды,и прозренье берез, и склоненных небес тишина.

И спасибо животным, деревьям, цветам и колосьям,и смиренному Баху, чтоб нам через терньи за ним, –и прощенье врагам, не затем, чтобы сладко спалось им,а чтоб стать хоть на миг нам свободней и легче самим.

Еще могут сто раз на позор и на ужас обречь нас,но, чтоб крохотный светик в потемках сердец не потух,нам дает свой венок – ничего не поделаешь – Вечность,и все дальше ведет – ничего не поделаешь – Дух.

«Покамест есть охота…»

Покамест есть охота,покуда есть друзья,давайте делать что-то,иначе жить нельзя.

Ни смысла и ни лада,и дни как решето, –и что-то делать надо,хоть неизвестно что.

Ведь срок летуч и краток,вся жизнь – в одной горсти, –так надобно ж в порядокхоть душу привести.

Давайте что-то делать,чтоб духу не пропасть,чтоб не глумилась челядьи не кичилась власть.

Никто из нас не рыцарь,не праведник челом,но можно ли миритьсяс неправдою и злом?

Давайте делать что-тои, черт нас подери,поставим Дон Кихотауму в поводыри.

Пусть наша плоть недужнаи безысходна тьма,но что-то делать нужно,чтоб не сойти с ума.

Уже и то отрадау запертых ворот,что все, чего не надо,известно наперед.

Решай скорее, кто ты,на чьей ты стороне, –обрыдли анекдотыс похмельем наравне.

Давайте что-то делать,опомнимся потом, –стихи мои и те вотоб этом об одном.

За Божий свет в ответемы все вину несем.Неужто все на светеокончится на сем?

Давайте ж делать то, чтоГосподь душе велел,чтоб ей не стало тошноот наших горьких дел!

«Благодарствую, други мои…»

Благодарствую, други мои,за правдивые лица.Пусть, светла от взаимной любви,наша подлинность длится.

Будьте вечно такие, как есть, –не борцы, не пророки,просто люди, за совесть и честьотсидевшие сроки…

Одного я всем сердцем боюсь,как пугаются дети,что одно скажет правнукам Русь:как не надо на свете.

Видно, вправду такие чаи,уголовное время,что все близкие люди мои –поголовно евреи…

За молчанье разрозненных дней,за жестокие верстыобнимите меня посильней,мои братья и сестры.

Но и все же не дай вам Господьуезжать из России.Нам и надо лишь соли щепотьна хлеба городские.

Нам и надо лишь судеб родство,понимание взгляда.А для бренных телес ничегонам вовеки не надо.

Вместе будет нам в худшие днине темно и не тяжко.Вы одни мне заместо родни,павлопольская бражка.

Как бы ни были встречи тихи,скоротечны мгновенья,я еще напишу вам стихио святом нетерпенье.

Я еще позову вас в бои,только были бы вместе.Благодарствую, други мои,за приверженность чести.

Нашей жажде все чаши малы,все, что есть, вроде чуши.Благодарствую, други мои,за правдивые души.

Зине Миркиной

Душа родная, человек живой,пророк Господень с незлобливым взглядом,даривший нас миротворящим ладом,смиреньем дум и гулкой тишиной.

Друг на земле и в Вечности сестра, –вот Вы больны, вот мы от Вас далече,но с нами – Ваши письма, наши встречи,стихи в лесу, у Вашего костра.

Не Вы ли нам открыли свет глубин,что есть во всех, но лишь немногим ведом,и озарили тем блаженным светомискус и мрак безжизненных годин?

Не Вы ли нам твердили о Творце,о правоте Его сокрытой воли,что нам нести без ропота и болии, вверясь ей, не думать о конце?

Не Вы ль учили: светел духа путь,лишь тропы тела путаны и зыбки,и скорби нет в звучанье горней скрипки,но зовче зов и явственнее путь?

Спасибо Вам за то, что с той порыи нашим снам светлее и свободней,за смысл и тайну сказки новогодней,за все, за все несчетные дары.

За негасимый праздник Рождества –о, сколько душ он вырастил и поднял! –за крестный путь, за каждодневный подвиг,за кроткий жар и тихие слова…

Зачем же вдруг, склонясь на голос тьмы,о бедный друг, в той горестной заботе,устав от мук, Вы смерть к себе зовете,забыв свои бессмертные псалмы?

Зачем Вы вдруг поникли головой,«прости» всему и замолчали миру,из рук роняя творческую лиру, –душа родная, человек живой?

Да не умолкнет славящая песнь,а нам дай Бог не упустить ни звукаиз песни той. Что Вечности – разлука?Что Духу – смерть? Что Сущности – болезнь?

Но если это нужно так Ему,мой скудный век Ему на усмотренье:пусть Вам оставит свет, восторг, паренье,а мне даст тяжесть, терния и тьму.

О, дай мне Бог недолго быть в долгу,средь дрязг и чар, в одеждах лживых Духа.Дай Бог Вам сил, и радости, и слуха.Так я молюсь – и лучше не могу.

На лыжах

Земля в снегу – как небо в облаках.Замри, метель, не мни и не колышь их.Что горевать о грозах, о врагах?Идем на лыжах.

Все утро дуло, крышами гремя,но стихло вдруг, и, с холоду поникши,кой-как плетусь за храбрыми тремяи набираюсь мужества по Ницше.

Мы вчетвером вползаем в зимний лес.Как он велик! Как низко я зимую.Как свеж покров, наброшенный с небесна пестрый сор и черноту земную.

Бела дорога в царство лебедей.А мы-то все трясемся и цыганим,но весь наш мир бездушней и беднейв соседстве с этим блеском и дыханьем.

И пусть неважный лыжник из меня,а все ж и мне, сутулому, навстречубегут осины, ветками звеня,дубы плывут – и я им не перечу.

И я, как воздух, вечен и крылат,но свет еще добрей и беззаботней.О, как у лыжниц личики горят!Как светел дух под ласкою Господней!

Ни рвы, ни пни, ни черные стволы,ни пир ворон на выгоревшем местене омрачат сверкающей хвалы,не заглушат неуловимой вести.

Я никому из чутких не чужой,но сладок сон: задумчиво-неспешноскользить в снегах серебряной стезей,чья белизна божественно безгрешна.

Скажу одно: блажен, кому данов морозный день, набегавшись по лыжням,разлить по чарам зелено винои пить в любви к неведомым и ближним.

Элегия февральского снега