Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Это оказалось нелегкой задачей. Клод прочитал, в основном урывками, полдюжины книг по часовому делу. Он делал заметки так же, как это делал аббат – используя метод перекрестных ссылок, и пометы на полях поднимались вверх, подобно белым флагам капитуляции. Они обозначали абзацы, непонятные Клоду, и их было великое множество. Все осложнялось тем, что многие инструменты, да что там говорить, самые лучшие и важные из них, хранились за дверями часовни, куда мальчику путь был заказан. Он понял, что, если хочет добиться успехов в механике, ему необходимо получить доступ в комнату. Это означало, что нужно составить план очередной атаки на слабую волю и щедрость аббата. Клод стал отчасти строителем, отчасти мыслителем – и его мыслящая половина думала о том, как повлиять на разум аббата.

– Почему он запрещает входить в часовню? – спросил Клод У слуг, собравшихся вокруг стола на кухне. Они намеревались очистить от шелухи устрашающе огромную гору бобов.

– Он никому не позволяет входить туда. Разве это не все, что мы должны знать? – ответил Кляйнхофф.

– Почему это никому? – бросила Катрин.

– Как?! А кому разрешает? – удивился Клод.

– Ей.

Клод снова спросил, пытаясь казаться безразличным:

– Ей?

Судомойка выдала еще одну сплетню о женщине, с которой никто из слуг не был знаком и чье имя аббат однажды упоминал в разговоре.

– Мадам Дюбуа – загадочной незнакомке. Я сама видела ее и аббата в прошлом месяце. Они были там.

– Где там?

– Так и быть, я расскажу. Они издавали такие звуки… Ты мог бы записать их в раздел «Боль и наслаждение», если у тебя, конечно, есть такой раздел в свитке «З».

Мария-Луиза предоставила еще немного сведений:

– А я слышала их неделю назад, в воскресенье. Аббат кричал в своей часовне. Никогда не слышала, чтобы он так кричал. Бедная женщина!

– Мы все их слышали, – в конце концов сказал Кляйнхофф.

– Но почему в часовне? – поинтересовался Клод.

– Ну, ты же знаешь, как он относится к Церкви. Там аббат становится другим. Свирепым, склонным к насилию. Правда, делает он это не со зла.

Клод продолжал настаивать:

– А как же инструменты? Как мне их достать?

– Тебе это никогда не удастся, – ответил Анри.

– Я снова спрошу аббата. Я должен спросить.

– Лучше тебе иметь вескую причину для этого, друг мой, – посоветовал Кляйнхофф.

– О, она у меня будет, – произнес Клод. – Обязательно будет.

12

– Господин, вы здесь? – позвал Клод. Ему сказали, что аббат ожидает его в лаборатории красок, но когда мальчик протиснулся сквозь тяжелую шерстяную штору, то ничего не увидел. В комнате было темно, хоть глаз выколи.

– Входи, входи. Привезли наконец-то. – Аббат стоял возле склянок с красными пигментами.

– Что привезли? – Клод споткнулся о книгу, пока прокладывал себе путь в глубь лаборатории.

– Счетовод разрешил мне потратиться немного, в знак того, что оценил наши старания. Вчера привезли мой заказ от Кулпепера.

Кулпепер был продавцом точного оборудования в Лондоне, к нему аббат обращался, когда хотел потворствовать своим желаниям. Кроме этого, лондонец торговал и электрическими аппаратами. Микроскоп и громоотвод привезли именно от него.

– И что же вы заказали?

– Ты увидишь это очень скоро, обязательно увидишь. – Оже чихнул. – Приготовься к удивительному зрелищу – игре света.

Аббат зажег свечу, и ее свет придал его лицу дьявольское выражение. Глаза Клода постепенно привыкли к темноте, и он разглядел контуры коробки из белой жести, с выступающим толстым «дулом», отверстие которого прикрывала картонная крышка. Аббат покрутил дуло вперед и назад.

– У него две линзы. Двояковыпуклая и выпуклая. Обе выполнены согласно немецким технологиям. – Оже регулировал фитилек свечи, пока пламя не стало ровным и ярким. Затем он снял картонную крышку с дула и торжественно объявил:

– Появление самой жизни!

Аббат достал стеклянную пластинку, разрисованную полупрозрачными картинками, и поместил ее в один из пазов позади лампы.

– Думаю, тебе понравится вот эта.

Неожиданно на стене появилась лодка, в которой сидели пираты.

– А как тебе такое? – Аббат покачал пластинку в коробке, и волны забились о борт лодки. – Есть еще один способ отображения. – Оже положил в жаровню уголь, пропитанный маслом, и поджег его. Картинка появилась на ширме из густого дыма. Комната наполнилась запахом масла грецкого ореха.

– М-м-м, сразу захотелось супчика Марии-Луизы, – сказал Клод.

Аббат вставил пластинку, которая разоблачила истинную причину приобретения проектора. Полупрозрачная парочка совокуплялась на дымчатой стене.

– Счетовод говорит, что ты сможешь лучше работать над этими сценами.

Клод не знал, как противиться этому нововведению в его работе над «Часами любви» и как объяснить аббату, что он хочет заниматься другими исследованиями.

Аббат вставил еще одну пластинку. На стене появились губы. Он покачал картинку, и расплывчатые губы начали шевелиться.

– Перспективное нововведение, не так ли?

Клод кивнул. Он уставился на открывающиеся и закрывающиеся челюсти. Через некоторое время мальчик сам открыл рот:

– Аббат, можно ли нам поговорить?

– Конечно. О чем, мой юный друг?

– Господин, я, безусловно, уважаю вас за то, насколько многогранны ваши интересы…

Челюсть продолжала двигаться.

– Наши интересы, – поправил его аббат. Он управлял движением губ на стене из дыма согласно тому, как двигались губы собеседников.

– Да, – продолжил Клод. – Круг наших интересов столь же широк, как испанский невод. И все же мне необходимо укрепить свои интересы. И мне так необходимо… мне необходимо… движение.

И киномеханик, и зритель упорно смотрели на раскрывающиеся губы, которые напоминали им оракула или предсказателя.

– Ты хочешь путешествовать? Я часто предлагал тебе съездить в Базель, посмотреть на коллекцию Боэна. Или в Л ион. Нам нужно отвезти туда множество заказов.

– Да, было бы неплохо.

– Тогда ты поедешь.

– Спасибо, конечно, хотя это не совсем то, что я подразумеваю под движением.

– Да? – Аббат приподнял одну из пышных бровей.

– Я хочу заниматься часами. Их ходом, то есть механизмами. Я знаю, мы уже говорили об этом раньше, и вы объяснили мне, что нам сейчас невыгодно заниматься механикой… Но я долго думал и понял, как можно совместить приятное с полезным, мой новый интерес и эмалирование.

– Объясни.

– Несмотря на то что я довольно опытный эмалировщик, я получил гораздо больше удовольствия, починив часы моего отца. Поэтому хочу объединить эти занятия. То есть добавить к механическому движению картинки, которые я рисую.

– Ты говоришь о том, чтобы сделать корпус из движущихся деталей? – Аббат покачал головой. – Это очень трудно. Я потратил уйму времени, пытаясь совершить это.

– Возможно, потому это так привлекает меня. Я уверен, у нас все получится, и счетовод тоже будет доволен. Такая работа принесет неплохую прибыль.

Тактика Клода оказалась верной. Аббат захотел ему содействовать и забыл о финансовых проблемах. И все-таки Оже еще сомневался:

– Проблема в том, что я не хочу, чтобы кто-нибудь входил в часовню. А работать ты сможешь только там. Видишь ли, я провожу исследования. И не хочу, чтобы кто-нибудь видел их. По крайней мере пока. Но я подумаю над твоим предложением. Возможно, я смогу скрыть работу за ширмами.

Работу? Клод сомневался, что таинственная мадам Дюбуа назвала бы это так.

Аббат так и не успел вынести окончательного решения по поводу дальнейших действий – Кляйнхофф закричал, что сестра Констанция, совесть всей деревни, явилась в поместье.

– Монашка у ворот, – грубо сказал Кляйнхофф. Не менее грубо через несколько минут в библиотеку ворвалась монахиня, шлепая сандалиями по бетонному полу.

Увидев ее, Клод покраснел. Он никак не мог смотреть на Констанцию, не представляя ее совершенно голой в компании прелата-извращенца, на котором ничего нет, кроме высокого головного убора. Правда, сейчас сестра выглядела как обычно: коричневая мантия и яростное выражение лица. Она принесла с собой cahier и, не теряя времени, сразу начала жаловаться.

Аббат прервал ее:

– У меня нет на это времени. Я думаю о душевном спокойствии своего ученика. Приберегите жалобы для следующего дня собрания.

– Богохульник! Я знаю, что твой ученик не получает религиозного воспитания. Когда он последний раз был в церкви?

– О, любопытно! Мы как раз говорили о его визите в часовню!

– Вы не ответили на мой вопрос. Я знаю, что он не видел отца Гамо с тех самых пор, как пришел сюда.

– Возможно, я слегка отстал от жизни. – Аббат замолчал на несколько минут, потом посмотрел на сестру с таким выражением, будто на него снизошло провидение или его тронула сила, стоящая выше человеческой природы. – Могу заверить, завтра он весь день проведет в часовне, согнувшись над алтарем. Надеюсь, вас устроит такое проявление любви к Всемогущему?