Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

«Оглядываясь назад, я не могу сказать, что нас систематически морили голодом, — вспоминал попавший в плен в марте 1945 года офицер 252-й пехотной дивизии вермахта Армин Шейдербауер («Жизнь и смерть на Восточном фронте»). — На смену ужасной баланде из брюквенных очисток, которую нам давали в Георгенбурге, пришел суп из капусты. По литру такого супа мы получали два раза в день. Рассчитанная норма выдачи мяса и жиров составляла 12 граммов мяса (неприличное для немецкого офицера лукавство, поскольку эта норма, как уже говорилось выше, для военнопленных немецких офицеров была 75 г мяса в день плюс 10 г жиров. Всегда ли они ее получали — это другой вопрос. — Авт.).

И то, и другое перемешивалось с супом. Кроме того полагалась столовая ложка сахара и 600 граммов хлеба в день. Но сахар, тяжелый и влажный, был почти несъедобен. Во всех лагерях было известно, что русские никогда не соблюдают установленные для военнопленных нормы выдачи продовольствия. (Лагерь в Табалле, надо полагать, выдумка Фритцше. — Авт.)

Поверхностный слой, единственная пропеченная часть, имел зачастую отвратительный вкус и неприятный запах. Время от времени в тесто примешивалось большое количество овса. Многие не могли переносить этот мокрый, плохо испеченный хлеб, и по этой причине, если рядом была печка, его поджаривали. При этом в воздух подымались клубы пара».

Как уже говорилось, улучшенное питание полагалось и для больных и раненых пленных как немецкой, так и других захватнических армий. Выполняя распоряжение руководства НКВД, направленное во все учреждения такого рода в августе 1943 года, в дислоцированном в городе Славгороде Алтайского края спецгоспитале 1512 был изготовлен альбом с отзывами двадцати одного военнопленного, находившихся на излечении в этом госпитале. В большинстве своем это были румыны, венгры, итальянцы. Отзывы немцев представляли редкое исключение. Вот несколько отрывков из бесед с военнопленными.

Долинич Михаил Васильевич, мадьяр, из Ужгородской области (Закарпатская Украина):

«Мы хорошо кушаем, получаем белый хлеб, в армии не было даже черного, а здесь в плену получаем и масло, и все, что душа пожелает. Кроме приварка получаем 600 г хлеба. Нам так хорошо, как около своей родной матери. Мы получаем компот и мясо, и я никогда не думал, что пленным дают мясо, так как я видел, что у немцев русские пленные получают только чистый суп, без жира, а мы так хорошо все получаем».

Джанкарло, итальянец, проживал до службы в армии в городе Магерато:

«Я посылаю тебе хорошие вести. Я получаю в день 600 г хлеба, супа и немного мяса»

Лев Арох из рабочего батальона, проживал в городе Теге (Закарпатская Украина):

«И когда я с другими солдатами попал в плен к русским, я познал жизнь прекрасную. Эту жизнь можно назвать пленным раем, где замученных солдат лечат и прекрасно кормят. Везде, как в лагерях, так и в спецгоспиталях, видна благодарность на лицах военнопленных. В России все морщины на лице от пережитого постепенно сглаживаются — от 600 г белого хлеба, мяса и всего хорошего питания».

Интересно, какая же жизнь была до того у Льва Ароха, если пребывание в плену, на больничной койке он считал «прекрасным» и вряд ли большинство из прошедших через советский плен участников «Восточного похода» подписались бы под этим определением. Большинство из них, тех, кто оставил воспоминания об этом времени, до конца дней считали себя «защитниками Европы от большевистских орд», истинными мучениками, прошедшими через «ад сталинских лагерей». Но были, хоть и редко, среди них люди, думающие по-другому.

«До сих пор меня гнетет чувство вины за себя и за своих товарищей, по вине которых пострадало столько невинных людей в России, — написал, заканчивая свою книгу «Сквозь ад за Гитлера» Генрих Метельман. — Это тяжкое бремя я не в силах сбросить с плеч. Теперь, когда жизнь близится к концу, я иногда пытаюсь понять, чем она была. Драмой? Трагедией? Преступлением? Комедией? И не могу дать однозначного ответа на этот вопрос. Я мучаюсь от осознания, что причинил страдания ближним своим, но я не в претензии к тем, по чьей вине выпало страдать мне».

Нашествие

Еще до нападения Германии на СССР 2 мая 1941 года в канцелярии Адольфа Гитлера были разработаны рекомендации для будущего верховного правителя оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга. Первый пункт этих рекомендаций гласил: «Войну следует продолжать только в том случае, если на третьем году ее ведения (отсчет от 1 сентября 1939 года, дня нападения Германии на Польшу. — Авт.) весь вермахт будет снабжаться продовольствием из России».

Надо сказать, что практику подобного снабжения гитлеровские вояки наработали еще до вторжения в нашу страну, в оккупированной ими Польше.

«Военные и гражданские власти создали систему, которая должна выжать из местных жителей все, что только возможно. О питании населения должно заботиться само население. Никакого распределения нет, — пишет в своем «Дневнике немецкого солдата» о пребывании осенью 39-го в польском городе Люблине Пауль Кернер-Шредер. — Зато немецкому «потребкооперативу» каждый житель обязан сдавать хлеб, картофель, яйца, птицу, овощи. Все это идет в дополнение к солдатскому пайку. Солдаты отправляют домой посылки с польскими продуктами. Если продуктов не хватает, воинские штабы связываются с ведомством снабжения, ведомство оповещает полицию и та отправляется на «заготовки». Конфискуют скот, хлеб, драгоценности, мебель, одеяла — все, что подходит гитлеровскому солдату. Жители не всюду мирятся с подобными бесчинствами. А отсюда — жертвы «сельскохозяйственных заготовок».

Справедливости ради нужно отметить, что порой во время таких мероприятий доставалось не только полякам, но и натурализовавшимся в Польше немцам — фольксдойче.

«В воскресенье в нашу деревню пришли солдаты, — рассказывал один из них служившему санитаром в госпитале Кернер-Шредеру, — угнали на убой скот. Они зашли в мой сарай и выволокли оттуда свиноматку. Это было громадное животное! Она бы не прошла под этим столом, не опрокинув его. Моя старуха молила, упрашивала их, стояла на коленях, целовала им руки, объясняла: «Дорогие мои, она супоросная. Не берите на себя греха. Через пять дней она опоросится».

Тогда один из солдат так двинул по зубам моей старухе, что в кровь разбил ей лицо. А его приятели вытащили свинью из сарая и пристрелили. Потом повесили ее на крючок в дверях и начали свежевать. И подумать только, господин солдат: у нее в утробе было девять поросят. Они еще жили. Эти грабители сняли мертвое животное с крючка и бросили в помойную яму. Потом вернулись в сарай, вытащили вторую свинью, последнюю, застрелили ее и погрузили на телегу. Я им показал бумагу, что я фольксдойче. А они сказали: «Фольксдойче ничуть не лучше поляков». Они унесли оба горшка с салом, мед, бочонок растительного масла, отобрали последние куски шпига и яички. Яйца они поделили между собой. Только один из них вернулся и принес свою долю обратно. Он не захотел их взять».

И масштаб «сельхоззаготовок» вермахта, и количество их жертв стали неизмеримо большими после вторжения германской армии в СССР, когда с работой немецкого «потребкооператива» вплотную познакомились жители России, Украины и Белоруссии. Поначалу ситуация порой принимала гротесковый характер, когда оккупанты одной рукой давали, а другой отбирали.

Вступившие на территорию нашей страны солдаты и офицеры передовых частей вермахта, случалась, не чурались идей гуманизма и кормили оставшееся без продовольственного снабжения местное население из своих походных кухонь, раздавали ему хлеб из военных пекарен.

«Можно увидеть выстроившихся в очередь к нашей пекарне за хлебом местных жителей под руководством улыбающегося солдата», — записывает в своем дневнике 20 июля 1941 года погибший на Восточном фронте два года спустя Гельмут Пабст. Однако уже 10 октября 41-го в приказе командующего 6-й немецкой армии генерал-фельдмаршала фон Рейхенау («Поведение войск на Востоке») появляются такие строки:

«Снабжение питанием местных жителей и военнопленных, не находящихся на службе в германской армии, из воинских кухонь и раздача папирос и хлеба является ненужной гуманностью. Все, в чем отечество отказывает себе и руководство с большими трудностями посылает на фронт, солдат не должен раздавать врагу, даже и в том случае, если это является трофеями. Они являются необходимой частью нашего снабжения».

Кроме больших запасов военного снаряжения к июлю 1941 года немецкой армии действительно удалось захватить на оккупированных территориях нашей страны и запасы продовольствия. На седьмой день войны, 28 июня 41-го, начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Франц Гальдер делает в своем «Военном дневнике» такую запись: