Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

«В Таурогген (Таураге) обнаружены исключительно большие запасы продовольствия (экспортная организация), например: 40 000 тонн сала лярд, 20 000 тонн сала шпиг, очень большие запасы мяса и жести для консервов. Живые свиньи. Эти запасы передаются в ведение статс-секретаря Баке (министерства продовольственного снабжения. — Авт.).

В Каунасе в наши руки попали в полной сохранности большие продовольственные склады и частные перерабатывающие предприятия пищевой промышленности. Они находились под охраной литовских отрядов самообороны».

Однако 2 августа 1941 года на совещании у Гальдера в докладе генерал-интенданта Клеберга звучит следующее:

«Войска, действующие на Востоке, выступили, имея 20-дневный запас продовольствия. Никакой хорошей русской продовольственной базы нам захватить не удалось. Русские войска снабжаются за счет местных ресурсов и только в небольшой части — за счет военных складов. Последние разрушены. Организация новой продовольственной базы наряду с необходимостью осуществлять текущее снабжение является делом трудным и сверх того — продолжительным.

Финляндия: Снабжение финских войск также осуществляется немецким командованием. Мы помогаем финской армии. Кроме того, помощь в снабжении финской армии оказывают Швеция и Дания.

Румыния: На складах имеется запас продовольствия для собственно немецких войск на 1,5 месяца. В Румынии накоплены запасы овощей для наших войск, которых хватит на год.

Генерал-губернаторство (Польша): Положение с продовольствием очень тяжелое. Мы почти ничего не можем изъять для нужд армии. Положение гражданского населения тоже весьма тяжелое. Цены на продовольственные товары неслыханно высокие.

Сербия и Греция: Положение с продовольствием в Сербии хорошее, в Хорватии — очень хорошее. Почти все необходимое для наших войск продовольствие мы можем брать из местных ресурсов. Положение со снабжением продовольствием гражданского населения Греции — трудное. Плохая организация. Закупки осуществляются итальянцами.

Франция: Выполнит все поставки для немецкой армии, обещанные нам весной».

Но хоть Франция все поставки выполнит, а в Хорватии с продовольствием положение вообще «очень хорошее», русскую «продовольственную программу» надо решать. А поскольку это дело «трудное» и «сверх того — продолжительное», солдаты и офицеры вермахта вопрос с продовольствием зачастую разрешали самостоятельно, взяв его в свои крепкие руки. Не зря же один из нацистских поэтов (сборник стихов которых писатель-фронтовик Владимир Богомолов обнаружил на книжной полке в разбитой берлинской квартире в мае 45-го. — Авт.) писал перед началом вторжения в стихотворении «Nach Osten!» — «На Восток!»:

Мы хотим идти в Остланд, в страну Востока.Мы пройдем через русские степи.Мы потопим в крови всякого,Кто встанет на нашем пути…В Остланде мы добудем хорошие дома,И каждый день мы будем есть вдовольБудем пить вино и пиво —Много вина и много пива».

«Поставки продовольствия и снабжение из тыла в войска стали весьма условным понятием, — отмечает в сентябре 1941 года на Украине тогда еще ефрейтор 132-й пехотной дивизии вермахта Готтлиб Бидерман и констатирует: — Поэтому войска учились снабжать себя всем необходимым за счет завоеванной территории и захваченных ресурсов противника».

А поскольку с этими самыми «захваченными ресурсами» все обстояло не очень-то гладко — их попросту почти не было, отдуваться приходилось «завоеванной территории». И уж тут «всякого, кто станет на нашем пути».

Из письма ефрейтора войск СС Вилли Штенрубе матери (23 июля 1941 года):

«Достаем все сами очень просто, без долгих разговоров, но соблюдая немецкую чистоту. Если мы хотим мяса, то берем свинью, теленка или гусей и режем. Если хотим парного молока — доим первую попавшуюся корову. Если хотим меда, достаем его прямо в сотах, да так ловко, что ни одна пчела не укусит.

Вот и сейчас меня зовет товарищ, он очистил один улей, и я спешу отведать свежайшего меда. Вы никогда не пробовали натуральный чистый пчелиный мед, и я обязательно вам пришлю в посылке этот божественный нектар. Мы с полным правом считаем, что все это богатство и изобилие принадлежит нам. Если же это кому-то не нравится, то стоит только сунуть в зубы пистолет, и восцаряется тишина».

Гельмут Пабст:

«Чистая просторная страна с большими домами. Люди смотрят на нас с благоговением. Есть молоко, яйца и много сена. Вереницы гусей расхаживают по жухлой траве. Мы — их погибель, потому что наш рацион не улучшается и пекарня давно потеряла с нами связь. Этим утром мы шли за повозками, очищая от кожуры картошку и ощипывая кур и гусей».

Унтер-офицер Альфред Радиус (дневник его был снят с убитого разведчиками нашего 576-го стрелкового полка. Дата последней записи — 27 июля 1941 года — Авт.):

«24.7. День отдыха. Лежали до полудня на лугу, спали, читали газеты и целый день ели. Завтрак: молоко, масло, яйца, варили пудинг, в обед зарезали свинью и ели котлеты, на ужин — печеный картофель, зеленый лук и утки. Утки были хороши!»

Сегодняшнему пенсионеру Василию Свиридову в 41-м было одиннадцать лет, и жил он тогда в Курской области на хуторе с красивым названием Опушино. В 2000 году Василий Васильевич опубликовал в Славгороде книгу «Судьба детей войны», в которой рассказал и о том времени, что ему довелось провести в оккупации, как тогда говорили — «под немцами». Их приход в его родное Опушино наблюдательный и памятливый (да и не просто, наверное, забыть) автор описывает так:

«Готовились к худшему. Копали ямы, прятали туда что получше, в погребах да кладовках оставляли самую малость — наслышаны были от беженцев: немцы не брезгуют ничем и берут все, что им под руку попадется.

Но были у нас и такие, не верили: мол, брехня все это. Немцы народ культурный и очень богатый.

Был у нас такой старик. Сноха говорит ему:

— Тато, зыма идэ, трэба чоботы.

— Та нэ журысь, Хымко, он, нимэц идэ, так за ным гамазыны йдуть, усэ е.

Но, насколько помню, мало было таких, и поняли они свою ошибку в первый же день прихода немцев.

Заходит в хату, кругом головой вертит, а автомат держит наготове. Что-то говорит, а чего говорит — попробуй пойми. Да кажется, так быстро, что слова сливаются. Но понимать мы сразу стали такие слова, как «матка», «яйки», «млеко», «масля», «шпик». Это мы усвоили хорошо. Да только где же набрать этих самых «яик», когда один зашел, второй, а третьему уже нету. А тут еще куры какие-то стали несознательные: не кладут ежедневно по два яйца, а по одному и то через день, а то и два. Говоришь ему: «Ваш пан заходил, забрал». Не верит и ферштэйн не скажет. А если их двое, то один стоит в дверях, а второй начинает шарить по хате. И в печь заглянет, и в подпол, мимо сундука тоже не пройдет, тут уж что ему понравилось, то и берет.

Пока одни по хатам шастали в поисках поживы, другие, обнаружив на лугу огромное количество гусей, окружили их по всем статьям военного искусства и начали расстреливать.

Сначала стреляли из винтовок, но видимо, от винтовок мало было проку, взялись за автоматы. Тут у них дело пошло, только пух от гусей летел. Нагрузили четыре фуры и как ни в чем не бывало поехали дальше.

У нашего соседа заглянули в сарай, а там хороший боров. Откармливали, холодов ждали, чтобы заколоть. Закололи! Выгнали борова из хлева во двор, тетка Настя в слезы. Бросилась к немцу и повисла на руке, не давая стрелять.

Сморщился немец, вырывается, а она ни в какую. Другие хохочут, что-то кричат, но не вмешиваются. Наконец, вырвался фриц и что было силы ударил тетку Настю в грудь прикладом винтовки. Не ойкнула женщина, не крикнула, только ртом хватила воздух, да так с раскрытым ртом и упала навзничь на землю.

А немец даже не посмотрел на нее, вскинул винтовку и выстрелил в борова. Загнали во двор фуру, погрузили злополучного борова и, не оглянувшись на бедную женщину, пошли дальше. Озираясь, прибежали женщины, кое-как привели в чувство Настасьюшку, отпоили водой, но недолго прожила тетка Настя. Еще одну страницу вписала война на хуторских могилках.

В тот день с нашего хутора увели двух бычков и одну молодую корову. Из колхозного амбара забрали семенной ячмень и яровую пшеницу. Спрятать или не успели, или думали «культурный народ», семена не тронут. Как бы не так! Не посмотрели и на таблички, обозначающие сорта и всхожесть семян. Не брали только просо. Лошадки-то просо не едят, так зачем же утруждать себя лишними заботами».

Массовый грабеж жителей солдатами вермахта, начавшийся с самых первых дней вторжения фашистов в Советский Союз, зафиксирован даже в немецких штабных документах, и поскольку был этот грабеж неупорядоченным и хаотичным, гитлеровским генералам он не очень нравился.