Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом - Джилл Тейлор

Мне приходилось выбирать между физическими и когнитивными усилиями, потому что и то и другое изматывало. На физическом фронте я делала огромные успехи, восстанавливая основы устойчивости тела. Я уже могла довольно легко садиться, вставать и даже немного ходить по коридору, но только при активной посторонней помощи. С другой стороны, голос у меня оставался слабым, потому что мне не хватало сил для выдыхания воздуха. Поэтому я разговаривала только шепотом, и моя речь была ломаной и натужной. Мне стоило немалого труда подбирать слова, и я нередко путала их значения. Например, я помню, как думала о воде, а говорила "молоко".

В когнитивном плане я трудилась над тем, чтобы осмыслить свое существование. Я по-прежнему не могла оперировать такими понятиями, как прошлое или будущее, и у меня ушло немало мыслительной энергии, чтобы составить по кусочкам какую-никакую картину настоящего. Хотя думать мне было очень трудно, я делала некоторые успехи в восстановлении своих когнитивных функций. Я привыкла к тому, что врач просил меня запомнить три вещи, а затем, в конце нашего занятия, спрашивал, что это были за вещи. Джи-Джи говорит, что она поняла: со мной все будет в порядке, когда врач попросил меня запомнить следующее: "пожарный", "яблоко' и "Уиппуруилл-драйв, дом 33". До сих пор я самым жалким образом проваливала это задание, но сегодня решила, что не буду обращать внимания на то, что он говорит, а буду раз за разом повторять эти слова про себя, держа их в памяти до тех пор, пока не настанет время. В конце занятия он попросил меня вспомнить, какие три вещи называл. И я уверенно проговорила: "пожарный, яблоко и Уиппуруилл-драйв, дом такой-то". После этого я добавила, что, хотя и не могу вспомнить точного адреса, я пойду вдоль улицы и буду стучать в каждую дверь, пока не найду нужный мне дом! Джи-Джи вздохнула с глубоким облегчением, когда это услышала. Мои слова были для нее признаком того, что мой изобретательный мозг на правильном пути, и она уверилась в том, что я еще смогу найти свой собственный путь в этой жизни.

В тот же день ко мне пришел работавший со мной ежедневно Эндрю. Одна из тех игр, в который он со мной играл, чтобы оценить уровень моих когнитивных способностей, состояла в том, чтобы просить меня считать в обратную сторону, начиная от ста, отнимая по семь от каждого предыдущего числа. Это задание было для меня особенно сложным, потому что клетки мозга, разбиравшиеся в математике, безвозвратно погибли. Я узнала у кого-то первые несколько ответов на этот вопрос, и когда Эндрю задал мне его в следующий раз, выпалила три или четыре правильных ответа! Я тут же призналась, что сжульничала и что на самом деле понятия не имею, как подступиться к этой задаче. Но мне было важно, чтобы Эндрю понял, что, хотя некоторые части моего разума и не работали, другие (в данном случае ― мое умение хитрить) могли компенсировать утраченные способности.

На пятый день мне пора было возвращаться домой, чтобы набираться сил перед операцией. Физиотерапевт научил меня подниматься по лестнице с посторонней помощью, и меня выписали, передав на попечение Джи-Джи. Я чувствовала себя в опасности, когда моя мама вела машину по центральным бостонским улицам так, как это делают провинциалы из Индианы! Мы замотали мое лицо, чтобы свет не бил в глаза, и всю дорогу я молилась о том, чтобы мы не попали в аварию.

Глава 11

Лечение и подготовка к операции

Я вернулась в свою квартиру в пригороде Винчестера 15 декабря 1996 года, и у меня оставалось меньше двух недель на подготовку к операции. Я жила на третьем этаже двухквартирного дома, так что пришлось сесть на ступеньки и задом вперед взбираться по лестнице. (Нет, это был не тот способ, которому учил меня физиотерапевт!) К тому моменту, как я преодолела последнюю ступеньку, я истратила все силы, и мозг требовал сна. Я была дома. Наконец-то. Дома, где я могла заползти в свою нору и погрузиться в спячку, и никто не стал бы мне мешать. Всем своим существом я желала целительного покоя. Я рухнула на водяной матрас и отключилась.

Мне безумно повезло, что обо мне заботилась именно Джи-Джи. Если ее спросить, она скажет, что не имела ни малейшего представления о том, что должна была делать, и просто пустила дело на самотек. Она интуитивно понимала, что для перехода от Л к С мне нужно было вначале выучить А, затем В и лишь затем С. Это было похоже на то, как если бы мой мозг снова стал мозгом младенца и мне пришлось учиться почти всему с самого начала. Я вернулась к основам. Я училась ходить. Училась разговаривать. Читать. Писать. Собирать пазлы. Процесс физического восстановления был очень похож на этапы нормального развития. Мне предстояло пройти каждый этап, освоив данный уровень способностей, после чего естественным образом открывался переход на следующий уровень. Метод состоял в том, чтобы научиться раскачиваться, а затем приподнимать туловище, прежде чем научиться садиться. Научиться садиться и раскачиваться вперед, прежде чем научиться вставать. Научиться вставать, прежде чем сделать первый шаг, научиться более или менее уверенно держаться на ногах, прежде чем самой подниматься по лестнице.

Самое главное ― мне требовалась готовность пытаться. В попытках для меня заключалось все. Попытка ― это когда я говорю своему мозгу: "Эй, мне нужна эта связь, и я хочу, чтобы это произошло". Мне может понадобиться пытаться, пытаться и еще раз пытаться хоть тысячу раз, не добиваясь никаких результатов, пока не появится хоть какой-то намек на результат, но если я не буду пытаться, этого может не произойти никогда.

Джи-Джи начала учить меня ходить, помогая дойти от кровати до ванной и обратно. Этих упражнений было достаточно на целый день! После одного такого похода мне нужно было спать часов шесть! В первые дни я именно так и делала. Я очень много спала, тратила кучу сил на походы до ванной и питание, а иногда еще и некоторое время лежала, прижавшись к маме. Затем я снова засыпала до следующего раунда. Когда я освоила путь до ванной, я начала также ходить к дивану в гостиной, на который я могла сесть и перекусить. Немало серьезных усилий потребовалось мне на то, чтобы научиться нормально пользоваться ложкой.

Один из ключевых факторов успешного восстановления состоял в том, что как Джи-Джи, так и я сама проявляли по отношению ко мне исключительное терпение. Ни одна из нас не сетовала на то, чего я не могла делать. Напротив, мы всегда восхищались тем, что у меня получалось. Излюбленная поговорка моей мамы в неприятные моменты была: "Могло быть и хуже!" Мы обе понимали, что, каким бы мрачным ни было, на первый взгляд, мое положение, оно могло быть и намного хуже. Я должна сказать, что Джи-Джи помогала мне замечательно. Я младшая из трех ее детей, и в первые годы моей жизни мама была очень занятой женщиной. Как приятно было снова стать ребенком, зависящим от нее не меньше, чем тогда! Джи-Джи была добра и вместе с тем настойчива. Она никогда не повышала голос и не критиковала меня. Я была ранена, и она это понимала. Она относилась ко мне с теплотой и любовью, и ей было неважно, понимала я это или нет. Мы были поглощены работой над моим восстановлением, и каждый момент времени приносил нам новые надежды и возможности.

Празднуя успехи, мы с мамой разговаривали о моих способностях. Она превосходно умела напоминать мне о том, чего я не могла сделать еще вчера и как далеко продвинулась за сегодня. Она безошибочно разбиралась в том, что я уже умела делать и какие препятствия мешали мне на пути к своей цели перейти на следующий уровень. Мы праздновали все мои достижения. Она помогала четко определиться с тем, что стоит попробовать сделать дальше, и помогала разобраться в том, что я должна предпринять, чтобы этого добиться. Она помогала мне не сбиться с пути, обращая внимание на различные детали. Многие перенесшие инсульт жалуются на то, что процесс восстановления остановился. Я часто думаю, что, быть может, на самом деле их беда в том, что некому обратить внимание на небольшие успехи, которых им удается добиться. Если граница между тем, что человек умеет делать, и тем, что не умеет, не определена достаточно четко, он не знает, что стоит пытаться сделать дальше. Чувство безнадежности может встать на пути дальнейшего восстановления.

У меня был надувной матрас, который мама накачала воздухом, устроив себе небольшую спальню на полу в гостиной. Она заботилась обо всем: покупала еду, отвечала на звонки, оплачивала счета. Она была очень внимательна и давала мне возможность спать сколько угодно. Как я уже говорила, мы обе решили, что моему мозгу лучше знать, что ему нужно, чтобы поправиться. Учитывая, что я спала не из-за депрессии, мы оберегали целебную силу сна.

Когда я вернулась домой, мы дали моему мозгу возможность установить собственный распорядок. Я спала часов по шесть, а затем бодрствовала минут по 20. Средняя продолжительность одного полного цикла сна обычно составляет от 90 до 110 минут. Если я просыпалась раньше времени по каким-то внешним причинам, мне приходилось снова засыпать и начинать этот цикл заново. Я просыпалась с тяжелой головной болью, раздраженной и не способной ни сортировать сенсорную информацию, ни сосредоточиться. Чтобы ничто не мешало мне, я спала с берушами, а Джи-Джи убавляла звук телевизора и телефонного звонка.