Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На всякий случай я уточнил:
– Родственник, который домогался Насти?
– С какой стати ты его в мои родственники записал?
– Из парней присутствовали только друзья и родственники, вот и подумалось.
– Он другой нации и не больший родственник нам, чем ты. – Взгляд Мадины сверлил столешницу, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза. – Потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…
– Мы сейчас не о Шамиле, – напомнил я.
Несмотря на бурю в душе и делавшую «ай-я-яй» деликатно устранившуюся совесть, издали с укоризной грозившую пальчиком, взгляд упивался уютной белизной, тугой статью и выглядывавшими удивленными клювиками. И, естественно, гипнотизирующей, необъяснимо влекущей родинкой. Сердце отбивало походно-строевой марш, мышцы и нервы напряглись, и заворочались закованные в кандалы приличий дремуче-пещерные монстры. Мадина была шикарна и ни на секунду не давала забыть об этом.
– Султан сначала послал меня подальше, наехал с той же дурью, с которой носятся остальные. Я смиренно слушала и кивала, затем пошла с козыря. «Ты меня знаешь, – сказала я. – Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало, а потом и показал, научив делать мужчине приятно. Можно сказать, это был мой «первый раз».
– Значит, он тоже твой «тайный герой»? – фыркнул я, вспомнив, с чего началось мое охмурение.
Мадина не приняла язвительности:
– Нет, просто он поступил по-мужски – дал слово и честно выполнил его. Теперь я кое-что знаю в нескромной области. Мало, но все-таки. Рассказать?
Мои руки сами вскинулись в останавливающем жесте:
– Не надо!
– Тогда твоя очередь, жду про настоящий первый раз, о котором помнишь.
Вот же дотошная.
– Сразу после этого ты уходишь, договорились?
– Если снова не надуешь меня, то да, – весело согласилась Мадина.
– На первом курсе…
– Но ты же говорил… Обманщик!
– Не влезай с лишними претензиями и все поймешь, – буркнул я. – На день рождения друзья подарили мне девушку по вызову. Так это звучало с их слов.
Лицо слушательницы резко сморщилось, словно вместо меда ей подсунули хрен.
– Я только что въехал сюда, в эту комнату…
– Какая из кроватей твоя?
– Вон та. – Я указал подбородком через отворенную дверь в сторону глухой стены.
– Фу. – Мадина отвернулась.
Понятно, что «фу» относилось не к внешнему виду спального места, оно выглядело намного лучше соседних. Просто у слушательницы разыгралась фантазия.
Я продолжил:
– Приятели узнали, что у меня не было женщины, и решили это дело поправить. Они скинулись на «подарок», перед моим приходом украсили комнату гирляндами, ироничными лозунгами и не совсем приличными рисунками. Мне закрыли глаза, девицу втолкнули в помещение, затем разрешили открыть глаза и оставили нас одних.
– И? – подбодрила Мадина.
– Девушку звали Каролина. Она старалась изо всех сил… но у меня ничего не вышло.
– Совсем? – Только что морщившееся лицо просветлело.
– Я не смог, хотя девица честно пыталась отработать плату.
Мимика Мадины выдала смесь удивления и сострадания:
– Тебя настолько не интересует секс?
– Почему? Очень интересует. – Глаза предательски нырнули в провисший ворот чужой футболки.
Мадина заметила, ее губы растянулись в улыбке.
– Но ты не смог. Потому что за деньги, да? Не по любви, а по обязанности?
– Наверное.
– Бедненький…
Голые ноги, на которых почивал мой взгляд, скользнули на пол, и то, чего я опасался вначале, произошло: мои колени приняли растекшуюся теплом тяжесть, а на плечо склонилась чужая голова. Мадина приникла ко мне и обняла.
– А ты снова надул меня, – высказала она с тихим смешком. – Попытка не засчитывается.
– Ты просила про один раз, получила про целых два. Мы более чем в расчете. Твоя очередь выполнять соглашение.
– Твои «целых два» – ненастоящий, который помнишь, и настоящий, который не помнишь. Это несерьезно. Давай про самый настоящий.
Ее руки вдруг обрели твердость. Мне это не понравилось.
– Мадина.
– Что?
– Если не хочешь быть вышвырнутой с применением силы – оденься. Меня твой вид…
– Возбуждает?
– Нервирует.
– И только?
– Нервирует как раз потому, что возбуждает. – Чтобы не попасть в очередную ловушку, я бил правдой, никакие намеки и ложь не окажут столь же сильного воздействия. – Ты роскошна и соблазнительна, но у нас с тобой не будет ничего, что не умещается в понятие дружбы.
Через сопротивление я поднялся на ноги, прижавшееся ко мне тело повисло на миг, но ему пришлось опуститься на пол.
– Глупый. Тогда нам совершенно нечего будет вспомнить.
– А зачем? – спросил я.
Руки отдирали от себя прилипшее существо, но взамен одного щупальца вырастало другое. Мышцы отказывались работать в полную силу, собственный организм предавал меня, выступая на стороне противника. Противник это чувствовал.
– Как зачем? Зачем люди тратят свои жизни на поиски радости и счастья?
– В обход совести ни одна радость не принесет счастья.
– Говоришь, как столетний дед. – Мадина по-прежнему не признавала слова «нет». Она привыкла добиваться своего. Любой ценой. – Кстати, а вот, к примеру, оказанная другому помощь принесет счастье?
Соперница оказалась подкованной в словесных битвах, того и гляди, вырвет победу в споре, о котором я буду жалеть всю жизнь. Впрочем, жалеть придется в любом случае, этот вывод лежал на поверхности, потому так много в мире Дон Жуанов и так мало святых. В святые я не стремился. И Божьего гнева не боялся, хотя небеса упорно испытывали меня на прочность. Они будто желали получить повод для такого гнева, я же просто хотел быть собой, балансируя между моралью и расчетом в лучшей из точек равновесия – в мире со своей совестью.
Столетний дед, говорит? Пусть так. Человек, который сумел столько прожить, редко ошибается.
– Мы договорились, что ты сразу уйдешь. – Борьба рук и тел продолжалась. – Еще минута, и я не выдержу.
