Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

Катерине не сложно самой заняться своею одеждой, включить режим Золушки и отмыть хотя бы часть замка, но это не принесёт дохода Бертрану. Ей надо посмотреть на деревни, на мастеров, подобрать сообразительных девочек с тоненькими пальчиками, да и вообще сметливых людей, которые по каким-либо причинам прозябают.

Пожалуй, самое малозатратное, что она может уже сейчас организовать, это производство мыла. Душистых шариков у неё не получится, но дешёвое и простое — вполне. Это облегчит стирку, мытьё посуды, уход за собою.

Все остальные идеи сходу не реализуешь. Надо присматриваться, изучать то, что есть на месте и совершенствовать данное. И в приоритете остаётся торговля. Как минимум скупить у ремесленников их товар и везти его в другие регионы, как максимум перекупить караван из южных стран.

Катерина обошла вслед за Манон по верхней галерее сидящих внизу людей Бертрана. Женщина правильно рассудила, что лучше никому лишний раз её сеньоре не попадаться на глаза в таком виде. Она, конечно, шепнёт по секрету о временных трудностях, но лишние пересуды ни к чему. Коридор после большой залы с галереей показался мрачным и грязным, хотя было видно, что замок подметают и регулярно стелют свежую соломку. Мыть каменные полы никому не приходило в голову, да это и нереально, пока идёт стройка.

— Здесь кроме хозяина и меня уже никто не ходит, — объяснила Манон, сворачивая и показывая на двери. — Сеньор тут хранит оружие, сам спит и его братья ночуют, если приезжают к нам, но это редко случается.

Катя заглядывала в пустые покои и надеялась, что хотя бы в хозяйской комнате будет стоять кровать. Ей повезло, она увидела не только приличных размеров кровать — пьедестал, но даже пару ковриков возле неё. Манон зажгла свечи и в углу обнаружилась тканная дверка в туалет. Проход к заветному месту оказался узковат, но само отхожее место было довольно просторным.

— Манон, баня — это очень хорошо, но каждое утро у меня должно стоять ведро с тёплой водою и пустое. Позже я покажу, как сделать умывальник и… впрочем, это всё потом. Здесь довольно тепло, но я не вижу камина?

— Вот эта стена, сеньора, горячая, пока на кухне горит огонь в очаге.

— Я заметила, что вы, Манон, готовите на открытом огне, а печь у вас есть?

— Не пойму я вас… — смутилась женщина, — многие ваши слова для меня чужие, — пояснила она.

— Печь, плита?

Манон растерянно покачала головой. Катя тоже не понимала, то ли это языковой барьер, который она всё ещё не преодолела, то ли в этом веке ещё не вошли в обиход печи. Видимо, они считаются оправданными только для мастеров, а чтобы использовать их для их приготовления пищи, решили, что дорого. Ну что ж, это она поправит.

Катерина подошла к постели Бертрана. Шкуры и шкурки, всё как везде. Древний Рим с шёлковым бельём или египетским хлопком был забыт напрочь! Не факт, что шкуры на кровати мужа стоили дешевле шёлка, но видно, что они уже не один год терпеливо и преданно служат ему бессменными простыней и одеялом.

— Я велю трясти постель сеньора каждый день! Он не терпит божьих тварюшек ни у себя в волосах, ни в кровати. Вот увидите, прежде чем лечь спать, он тщательно вымоет голову, вычешет мелким гребнем волосы и только тогда поднимется сюда.

Постаравшись искренне улыбнуться, Катерина с подозрением вглядывалась в тёмные шкуры, давно сменившие ветренную мягкую пушистость на лоснящуюся зрелость. Мелкий гребень она уже видела, он напоминал обычную расчёску в межзубных пространствах которых вша могла прогуливаться толпою, не боясь выпасть из места прокорма. Но делать нечего, может оказаться так, что муж ляжет с чистой головой, а вот она не всех тварей вычесала, и кто тогда грязнуля? Надо сживаться с новыми реалиями и планомерно повышать качество жизни.

Манон вышла, оставив сеньору одну. Катя тут же сняла с себя намотанный балахон, а потом и коротковатую котту. Когда-то она была красива, но со временем краска выцвела или выстиралась, став неравномерной. Вышивка тоже потеряла вид. Какие-то нитки поблекли, какие-то остались прежними и это разнообразие придавало неопрятный вид наряду.

Через несколько минут в покои постучали, и Катя юркнула в тёмный угол, понимая, что не успевает одеться.

— Манон, пусть сундук поставят у окна, — зашептала она оглядывающейся помощнице в поисках сеньоры. Мужчины заухмылялись, понимая, что застали хозяйку в неподобающий момент, но управительница быстро их прогнала.

— Мадам, я ещё зайду и принесу вам поесть, — перед уходом пообещала она.

— Благодарю вас, Манон. Бертрану очень повезло, что вы есть у него.

Простые слова признательности и оценка заслуг очень растрогали женщину. У старого хозяина она была одна из многих, а здесь Манон уже четыре года несёт тяготы неустроенной жизни, старается изо всех сил, но добилась только того, что её не ругают за промахи. Это немало, но иногда хочется, чтобы кто-нибудь увидел, оценил, как много она делает для всех!

Мужчины устают, стараются сами обиходить себя, но разве смогли бы они это делать, если бы для них не были бы созданы для этого условия? Сеньор всегда идёт ей навстречу, но никогда не говорил, что без неё ему пришлось бы трудно. Наоборот, он ведёт себя так, будто в любое время готов к тому, что она заявит о своём отъезде в старый замок и тогда он примет на себя домашние проблемы, а вот сеньора сразу увидела, от скольких хлопот освободила хозяина Манон!

Пока ещё не совсем стемнело, Катя залезла в сундук своей предшественницы и перебрала сохранённые богатства.

— Негусто, — констатировала, отложив одну нарядную котту, две повседневных и короткие сюрко с широкими рукавами, что надевают поверх котты. — Даром, что сеньора, а так голытьба.

Дочка злополучного Отиза похожие верхние платья бросила дома, постеснявшись взять их в Париж. Катя отложила в сторону нижние рубашки и устроив стопку из нескольких полотен, задумалась, что она может сшить из них на скорую руку. Платья Женевьевы ей слишком малы и если надставлять низ, то в груди шнуровка не помощник. Дело в том, что у неё спина, плечи, бёдра шире, чем у умершей девочки. Оно и понятно, та едва ли была выше полутора метров ростом. Бертран ей, наверное, казался гигантом.

— Дай Бог тебе, Женевьева, покоя и умиротворения, — прошептала Катюша, жалея девушку и складывая её платья в сундук. Нет смысла портить их только ради того, чтобы перебиться несколько дней. Свою котту она пристроила