Загадки звездных островов. Книга 3 - Леонид Мартынов

Космическая смесь

Впервые это понятие ввел замечательный советский ученый, участник знаменитой папанинской эпопеи, Герой Советского Союза академик Евгений Константинович Федоров (1910–1981). Что же такое «погода в космосе» и важно ли нам, землянам, следить за ней и прогнозировать ее?

Под «космической погодой» понимается совокупность процессов, происходящих в верхних слоях земной атмосферы, в ионосфере и в околоземном космическом пространстве. Слово «погода» прижилось в этом выражении из-за чисто внешнего сходства с обычной погодой. Действительно, в околоземном космосе есть и свои ветры (например, солнечный), и свои бури и штормы — магнитные и ионосферные, и даже свои облака — серебристые, или мезосферные, появляющиеся на высотах 80–85 километров. Так же как и земная, космическая погода непостоянна. Допустим, сегодня в космосе все спокойно. Это значит: нет вспышек на Солнце, солнечный ветер в норме, тихо в приземном магнитном поле и в ионосфере.

Но вот на Солнце произошла вспышка. Уже через восемь минут она коснется земной ионосферы. Пришедшее рентгеновское излучение вспышки «разобьет» нейтральные частицы на ионы и электроны. Их концентрация может стать столь большой, что нарушит коротковолновую радиосвязь на всем освещенном полушарии Земли. А через несколько часов в ее окрестности прибудут жесткие протоны. Магнитное поле планеты направит их в приполярную зону, и они вызовут сильнейшую ионизацию в нижней ионосфере, и как следствие — практически полное прекращение коротковолновой связи на приполярных трассах.»

Усилится солнечный ветер. Он будет сжимать и изгибать магнитные силовые линии с дневной стороны Земли. В бешеной пляске запрыгают стрелки наземных измерителей магнитного поля — магнитометров. Из радиационных поясов польются в верхнюю атмосферу полярных широт потоки энергичных протонов. Запылают в небе сполохи полярного сияния.

Окажет свое влияние и усиление ультрафиолетового излучения Солнца: повысится температура и плотность атмосферы как раз на тех высотах (выше 150–200 километров), где летает большинство искусственных спутников Земли, а это скажется на характере изменения орбит.

Космическая погода бывает опасной для космонавтов, да и на Земле во время сильных магнитных бурь повышается количество сердечно-сосудистых заболеваний, ухудшается самочувствие люден, подверженных влиянию погоды.

Случаются и аварии. Во время космической бури, вызванной солнечной вспышкой в 1982 году, лопались трубопроводы из-за возникавших в них напряжений при резких изменениях магнитного поля, взрывались трансформаторы на подстанциях…

Вопросами космической погоды занимаются недавно — около десятилетия. Основу ее прогноза составляет предсказание солнечных вспышек, а здесь одну из основных ролей играют космические средства наблюдения, и прежде всего на спутниках «Гелиозонд». Видимо, не за горами то время, когда ученые станут предсказывать погоду в космосе ничуть не хуже, чем на Земле.

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Попутного солнечного ветра…

Алексей Леонов, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР

На наших глазах закладываются основы будущих лабораторий, фабрик и заводов в околоземном пространстве, которые станут поставлять нашей древней планете анергию, уникальные материалы, новые знания об окружающем нас мире и самой Земле. Работа в открытом космосе, выполненные там монтажно-сборочные операции — еще один шаг в это грядущее.

Каждый новый шаг в покорении космоса имеет свои истоки. Первым выйти в открытый космос посчастливилось мне. Но я был не один. Помогал мне Павел Беляев. И пусть вчерашнее и сегодняшнее сопоставимо лишь условно, это звенья одной цепи.

В день перед стартом «Восхода-2», казалось, не было ничего примечательного. Испытатели космодрома готовили корабль и ракету — еще раз проверялись все бортовые системы, каналы телеметрии и связи, другое оборудование. Оно-то и было необычным. Корабль имел шлюзовую камеру, и герметичность ее люков проверяли особенно тщательно. Техническое руководство предстоящим полетом осуществлял Сергей Павлович Королев. Его можно было видеть всюду: и в монтажном корпусе, где выполнялись заключительные операции, и на стыковке корабля с носителем, и на заседаниях Госкомиссии… Главный конструктор поднимался к «Восходу-2» и тогда, когда ракета уже стояла на стартовой площадке. Ему до всего было дело. И хотя подготовку к пуску осуществляли специалисты многих служб, академик сам старался проконтролировать главные этапы работ.

Вечером Сергей Павлович пришел в домик, где наш экипаж проводил предстартовую ночь. Зашел неторопливо, снял темно-синее пальто, в котором всегда ездил на космодром, повесил на вешалку шапку-ушанку (март в этих местах капризный, холодный) и тяжело присел на стул. Видно, что он очень устал. Да и как не устать, если с 8 утра до 12 ночи на ногах, в заботах, в действии. И только карие глаза его, как всегда, поблескивали.

— Ну, как настроение, орелики? — произнес он свою любимую фразу.

— Отличное, — четко отрапортовал Павел Беляев.

— А если просто, по-человечески, откровенно? — переспросил Главный конструктор. Ему, вероятно, не понравился слишком официальный тон ответа.

— Все нормально, Сергей Павлович, — поддержал я Павла Ивановича. — Вот карандаши цветные подготовил. Хочу порисовать. Есть художники маринисты, а я попробую стать косм инистом.

Сергей Павлович улыбнулся. Шутка внесла какую-то разрядку. Академик, чуть склонив голову, посмотрел на нас: вначале на меня, потом на Павла Беляева. Взгляд был цепким, вопрошающим. Мы поняли: предстоит не совсем обычный разговор.

Королев не торопился его начать. Перевел взгляд на темный проем окна. Была ночь. До полета оставалось несколько часов.

— Подготовка к старту проходит нормально, — сказал Сергей Павлович твердым голосом. — Были кое-какие неполадки. Они устранены…

Он не хотел, да и не любил скрывать от экипажа даже мелочи, которые случались в ходе подготовки.

— Полет и сам эксперимент по выходу — сложный. Впервые делаем такое. Потом будет легче. Но это потом. А сейчас от вас требуем четкого выполнения программы… Вам самим следует учитывать все обстоятельства и принимать разумные решения. Разумные. — Он повторил это слово. — Всего на земле предусмотреть невозможно. Надо действовать по обстоятельствам.

Так все начиналось той памятной весной.

Проблем было много. И чисто технических, и человеческих. Шлюзовая камера, скафандр… Королев верил в их надежность. Инженерная сторона дела не вызывала сомнений. А что произойдет с психикой космонавта, когда он шагнет из корабля в неведомую пустоту? Не повлияет ли на психику человека, на волю и разум непривычность бескрайнего пространства, отсутствие всякой опоры, страх глубины, ощущение потерянности? Ведь за бортом корабля ожидала полная неизвестность.

Были сомнения и иного рода. Для медиков и без того новое, не во всем ясное понятие «адаптация человека к условиям космоса» обретало совсем иную окраску и ставило множество трудных вопросов.

Не стану повторять, как искались на них ответы. Приближался день и час, когда не предположения, а реальная ситуация должна была сказать свое веское слово.

Наступило долгожданное утро 18 марта 1965 года. Мы на стартовой площадке, и лифт готов поднять нас на вершину ракеты.

Все инструкции выучены, все действия оговорены. Но никто с исчерпывающей достоверностью не может точно сказать, что ждет человека вне корабля. Никто, кроме… Циолковского. И до полета, и после, перечитывая его «Вне Земли», я поражался, насколько верную инструкцию по выходу в открытый космос оставил нам великий калужский мечтатель и провидец.

Королев у подножия ракеты перед посадкой в корабль сказал:

— Ты там особо не мудри. На этом этапе главное — выйти и войти.

Помолчал и добавил:

— Попутного тебе солнечного ветра!

Я улыбнулся в ответ.

И вот все те события ушли в историю. Что я ощутил? Что пережил? О многом уже рассказано. Не все, конечно, получилось по инструкции. Королев был прав, когда ориентировал нас «действовать по обстоятельствам». Методику некоторых операций пришлось менять на ходу. То, что не единожды получилось на Земле, в космосе складывалось иначе. Да и скафандр за пределами шлюзовой камеры стал «не тот»…

Очень хорошо помню, как в абсолютной тишине слышал биение своего сердца. И даже дыхание. Вспоминаю, как хлюпала вода в моих доспехах — пот залил, как говорится, до колен. После выхода температура тела за 20 минут поднялась почти на два градуса — на грань теплового удара. За тот полет потерял шесть килограммов веса. Еще бы: на дыхание и вентиляцию имелось всего 60 литров свежего воздуха. Да и для того, чтобы пальцы сжать, требовалась нагрузка в 25 килограммов…