Мара - Руфь Уолкер

Когда Мара вернулась с мокрыми волосами, все уже были заняты сборами в дорогу. И она поспешила помочь хозяйке привязать дверцы буфета и поставить на место стулья.

— Да, с такой помощницей, как ты, Роза, мне, видно, и впрямь станет намного легче, — одобрила ее поведение Берти. — А теперь пойдем-ка подберем тебе какую-нибудь одежду.

Прибыв на следующую стоянку, они поужинали, и Горас уселся с остальными мужчинами — среди которых был и индеец — играть в карты. Мара вымыла посуду, разлила им по кружкам кофе и села рядом на травку посмотреть.

Увидев карты, она с болью вспомнила о своей собственной гадальной колоде. Интересно, что с ней сталось? Никто бы из их табора не осмелился ею воспользоваться, ведь все принадлежавшие Маре вещи считались теперь оскверненными. Неужели они сожгли ее — вместе со всей одеждой?

Тут ее внимание привлек Горас. Вечерний воздух был довольно прохладен, а его лицо блестело от выступившего пота.

— Горас что, заболел? — спросила она у расположившейся рядом с ней на траве Берти.

— Да, он болен. Причем неизлечимо, — усмехнулась Берти. — Страсть к картам — вот как называется его недуг. Да, кстати, я чуть было не забыла. Я тут разбирала костюмы и случайно наткнулась на деревянную коробочку с картами. Горас уверяет, что подобрал их в канаве, там, где мы нашли тебя. Ты не знаешь, чьи они?

— Карты? — У Мары екнуло сердце.

— Да, забавные такие. В деревянной коробочке.

— Они мои… Когда те люди меня ограбили, — она многозначительно посмотрела на Берти, — они забрали все. А карты, наверное, выкинули.

— Ну что ж, раз они твои, я пойду схожу за ними.

Берти тяжело поднялась и пошла в фургон. Через несколько минут она вернулась с деревянной коробочкой в руке.

Мара с трудом сдержалась, чтобы не закричать от радости. Теперь у нее всегда будет кусок хлеба! Даже если эти люди вышвырнут ее, она сможет немало заработать, гадая на картах.

Берти внимательно смотрела на девушку. Нужно было что-то сказать.

— Их подарила мне одна подруга, — пробормотала Мара.

— Честно говоря, они какие-то чудные на вид…

Мара поспешно сунула коробочку в карман:

— Очень хочется спать. Где мне лечь сегодня?

Берти задумалась.

— Знаешь что, ложись-ка на переднем сиденье нашего фургона, — сказала она наконец. — Там все-таки побольше места, чем в остальных. Я постелю тебе помягче и дам два одеяла, чтобы ты не мерзла.

Мара поняла, что подобное обращение с ней — хороший знак, но особенно бурно благодарить хозяйку не стала. Она уже заметила, что здесь это не принято.

На следующее утро они лепили вместе с Берти сладкие шарики из воздушной кукурузы, и Мара предложила хозяйке погадать.

— Я умею. Подруга меня научила… — объяснила девушка.

— Вообще-то я во всю эту ерунду не верю, — сказала Берти. — Но интереса ради…

И Мара достала заветную коробочку и высыпала на стол колоду. Что-то еще выпало вместе с картами. О, да ведь это же серебряная цепочка — подарок матери! Но как она сюда попала? Неужели дедушка положил ее в коробку? Нет, не может быть. Ну разумеется, он не стал бы этого делать — наверняка это София. Милая, хорошая София! Она-то знала, как Мара дорожит этим сокровищем…

На глаза ее навернулись невольные слезы, губы задрожали. Но чтобы Берти этого не заметила, Мара нарочно выронила несколько карт и полезла под стол их доставать. Взяв себя в руки, она протянула колоду Берти, чтобы та сама ее перетасовала, загадав про себя желание, и разделила на три части.

Мара разложила карты крестом. Она понимала, что ничего плохого не случится, если она ошибется в гадании, но ей самой страшно хотелось узнать будущее Берти.

Увидев джокера, весело играющего на флейте, Мара не могла сдержать улыбку: настолько он похож был на Гораса. Но на рубашке следующей карты была изображена лучезарная колесница, и Мара сразу посерьезнела. Перевернув ее, она увидела, что это десять бубен.

— Ну? — поинтересовалась Берти. — Что там?

— Я вижу деньги. Много денег.

— Их нужно отдавать или получать? А, Роза? Что там еще?

— Карты показывают удачу, — быстро тараторила Мара. — Многие люди купят эликсир. Будет много денег. Но нужно заботиться о здоровье. Не стоять на холодном ветру.

Берти скептически слушала ее, но не прерывала. И Мара радостно продолжала:

— Вот будущее. Завтра, послезавтра все будет хорошо. Много денег. Потом все может стать хуже. Но потом опять будет хорошо.

— Ты молодец, — задумчиво сказала Берти. — Жаль, что мы не сможем использовать твой талант для шоу.

— Почему? Я согласна гадать.

— Потому что мы в библейском поясе. Тут живут одни фанатичные христиане. Нас за твое гаданье просто вышвырнут из города.

«Ерунда, — подумала Мара. — Цыгане повсюду гадают — и здесь, в Кентукки, и в Огайо, и вообще где угодно». Она хотела было спросить у Берти, что такое «библейский пояс», но вовремя опомнилась: Берти может заподозрить неладное. Мара решила запомнить это название и завтра потихоньку спросить у Гораса.

И Мара спрятала карты в деревянную коробочку. Вместе с серебряной цепочкой.

6

Мара лежала, спрятавшись, в поле овса. Стояла середина марта, ростки были еще совсем не высоки, и нужно было быть осторожной. Мара затаилась, не подымая головы и аккуратно подоткнув под себя юбку, чтобы ее не задрало, не дай Бог, порывом ветра и этого не заметила бы Берти. Все утро Мара покорно помогала ей по дому — стирала белье, развешивала его, мыла полы в фургонах — но теперь ее терпению пришел конец, и она решила немного побыть одна.

Мара вспомнила прошедшие девять месяцев. С ней обращались здесь в общем очень хорошо, но с другой стороны, она принадлежала сама себе не больше, чем когда жила в таборе. Не то чтобы она была ленивой, нет. Просто чистоплюйство Берти ее раздражало. Мара не могла понять, зачем нужно каждый день мыть полы, скрести после каждой готовки кастрюли и сковородки, пока они вновь не начинали сверкать как зеркало, зачем каждое утро просушивать постельное белье.

Но даже и со всем этим можно было бы смириться. В конце концов, общение с Горасом и Берти пошло ей на пользу: Мара столько узнала о гаджо, говорила теперь по-английски почти совсем чисто. Но просить у Гораса каждый цент казалось ей унизительным. Вот вчера, например, к ним приходил старьевщик, и Мара уже почти уговорила Гораса купить ей золотые сережки с красными камушками, как вдруг из фургона вышла Берти и велела старьевщику убираться. Если бы Маре платили жалованье, она могла бы покупать себе все что хочет. А так она даже бутылку лимонада не могла себе позволить.