Мара - Руфь Уолкер

К тому же это одежда гаджо. Никто не заподозрит теперь, что она цыганка, — по крайней мере, Мара очень на это надеялась. За последние несколько месяцев она окончательно избавилась от акцента. У нее всегда были способности к подражанию, и она старательно имитировала все интонации Гораса и Берти.

Она уже шла по дороге, выходившей на шоссе, как вдруг кто-то окликнул ее. Мара обернулась и увидела Гораса. Одетый в старый халат, с всклокоченными после сна волосами, он был очень бледен.

— Ты покидаешь нас, Роза, — проговорил он с грустью.

— Я так устала без конца колесить по дорогам, — соврала она. — Я хочу найти работу, чтобы осесть.

— Но почему ты решила уйти среди ночи?

— Я не люблю прощаться. — Мара ляпнула первое, что пришло ей в голову, но тут же поняла, что сказала правду.

— Может, ты все-таки вернешься и поговоришь с Берти? Если тебя что-то беспокоит, мы могли бы это уладить.

— Меня ничто не беспокоит, — поспешила ответить Мара. — Я просто хочу перемен.

Горас хлопал глазами.

— Но ведь тебе понадобятся деньги, прежде чем ты отыщешь себе работу. Подожди, я принесу.

В кармане у Мары уже лежало несколько бумажек. Она начала было объяснять, что ей не нужны деньги, но Горас прервал ее:

— Считай, что я даю тебе взаймы.

Горас всегда называл вещи теми именами, которыми хотел. Вот и сейчас ему и в голову не пришло, что он должен заплатить ей за работу.

Через несколько минут Горас вернулся, и не один. Встретив недовольный взгляд Мары, он пробормотал миролюбиво:

— Я подумал, что ты ведь и с Берти тоже захочешь попрощаться.

— Почему это ты вдруг вздумала уходить, Роза? — вспылила Берти. Она пришла в халате и ночных тапочках, страшно рассерженная. — Ты могла бы хоть поблагодарить нас за все то, что мы для тебя сделали.

Мара хотела было возразить, но поняла вдруг, что Берти говорит ей это не со зла, — просто от обиды, а потому пролепетала:

— Вы были очень добры ко мне. Спасибо вам. Но ведь и я долго работала у вас только за еду.

— Если бы ты пришла ко мне и сказала, что уходишь, я бы отдала тебе все твое жалованье. Мы не платили тебе просто потому, что боялись, как бы ты не потратила деньги попусту.

Она протянула Маре несколько банкнот.

— Вот. Я вычла те деньги, которые ты уже прихватила по собственной инициативе, — сухо сказала Берти. — И еще минус еда, одежда и пять процентов за жилье. Я думаю, так будет честно.

Мара почувствовала себя ужасно виноватой. Это были ее деньги, каждый цент принадлежал ей по праву, но ей почему-то было безумно стыдно их брать. Она достала из кармана заветную деревянную коробочку и дрожащей рукой протянула Берти серебряную цепочку:

— Вот, возьмите. Вы можете носить это как браслет.

Берти и Горас обняли ее, расцеловали, но остаться завтракать Мара отказалась, сказав, что надеется успеть на машину с молоком до Атланты. Она пообещала, что будет осторожна, не станет зря тратить денег и не свяжется ни с какими бандитами.

Но когда Мара уже шла по дороге к шоссе, ее охватило чувство неловкости. Она должна была остаться у них, пока они не нашли ей замену…

Цепочки ей нисколько не было жаль — даже хорошо, что она с ней рассталась. Настала пора окончательно забыть о прошлом — о боли, обидах и унижении.

7

Мара приехала в Брадфорд-цирк солнечным мартовским утром. Чтобы сэкономить, она почти всю дорогу из Таллахасси проделала на попутных машинах. Мара чувствовала себя теперь безумно уставшей; ее платье стало мятым и грязным; она истратила уже добрую половину тех денег, что дала ей Берти. Но какое все это могло иметь значение в сравнении с той радостью, которая охватывала ее все сильнее и сильнее по мере того, как она приближалась к Брадфорд-цирку! И поэтому Мара улыбалась во весь рот и от души благодарила фермера и его жену, которые подвезли ее через весь Орландо прямо к Брадфорд-цирку на старом проржавевшем грузовике.

Они всю дорогу мучали ее бесконечными вопросами, и Мара вынуждена была даже сочинить на ходу историю своей жизни, объясняя, зачем ей, молоденькой девушке, добираться куда-то на попутной машине. В те времена подобный способ передвижения автостопом был, впрочем, довольно распространен на американских дорогах. Все чаще и чаще встречались на шоссе голосующие люди. И в числе их были не только ветераны, путешествовавшие по стране в поисках работы, но и женщины, и даже целые семьи.

— Так, значит, твоя мать умерла, и ты разыскиваешь отца? — спросил фермер.

— Да, сэр. Последнее, что я о нем слышала, так это то, что он работает в Брадфорд-цирке, — сказала Мара и гордо добавила: — Он у меня антрепренер, — это был типично цыганский прием: достаточно вставить в свой рассказ одну маленькую деталь — и он будет звучать вполне правдоподобно.

— Ну-ну. Надеюсь, ты найдешь его. Такой молоденькой девушке, как ты, не пристало жить одной.

«Интересно, что бы сказал этот дед, если бы узнал, что я цыганка? — подумала Мара. Она вспомнила те обидные слова, которые частенько говорили в адрес ее табора гаджо. — Он, наверное, даже близко не подпустил бы меня к своему грузовику — небось, побоялся бы, что я на ходу отверну у машины колеса».

— Ну, вот мы и приехали, — сказал фермер и затормозил.

Мара, поблагодарив, выскочила и огляделась вокруг. Жаркое солнце Флориды мгновенно накинулось на ее непокрытую макушку, но Мара была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Она принюхалась к доносившимся запахам: кисло-сладкому запаху загона для зверей, знакомому запаху конюшни, аромату опилок… И на мгновение показалось Маре, что ей вновь семь лет и она впервые в жизни попала в цирк — в волшебную сказку…

Стук молотков вернул ее к действительности. Несколько молодых мужчин в серой рабочей одежде чинили прохудившуюся крышу конюшни. Один из них заметил Мару, вытер пот со лба и окинул девушку оценивающим взглядом.

— Где мне найти человека по имени мистер Сэм? — громко спросила у него Мара.

Рабочий молча показал ей рукой на вывеску и принялся заколачивать следующий гвоздь. Разобрать то, что было написано на вывеске, Мара никак не могла, и она просто пошла вперед сквозь длинные ряды старых выцветших палаток. Вскоре она оказалась на площадке, где стояло множество странных машин — фургоны и автобусы с заколоченными окнами, а также какой-то древний автомобиль, появившийся на свет, наверное, еще задолго до рождения Мары. У маленькой палатки Мара заметила женщину, но та скрылась прежде, чем Мара успела задать ей какой-либо вопрос.

Затем Мара пошла дальше и увидела три фургона без колес, стоявшие на бетонных плитах и как бы образовывавшие три стороны площадки. Один был выкрашен в ярко-красный цвет, другой — в серебристо-серый, третий — в голубой.