Что-то… (сборник) - Павел Чибряков

Отдышавшись после выпитого, закусить которое было нечем, Марина присела на край стоящей у стены кушетки, упершись обеими ладонями в серый кожзаменитель. Олег Николаевич смотрел на неё так долго, как позволительно смотреть на человека, ничего не говоря. Потом он спросил:

«Как там родители Василия?».

«Матери вкололи успокоительное и уложили в ординаторской. Отец держится на валерьянке и таблетках», – ответила Марина, не переводя на хирурга взгляд, застывший на выкрашенных салатной краской стене.

Она чувствовала, как на неё начинает воздействовать выпитый спирт. Чувства начинали замутняться, эмоции становились всё менее режущими. Наконец, сделав над собой усилие, Марина посмотрела на Олега Николаевича и полубессознательно спросила:

«Это всё, конец?».

Не обдумывая ответ, а скорее почувствовав его подкоркой, он ответил:

«Похоже».

Ядерный реактор, после недолгих споров, было решено заглушить и провести консервацию. Мелкие (пока) но частые неполадки в оборудовании вселяли в людей убеждённость, что надо, от греха подальше, остановить эту «чёртову машину». Даже самые упёртые научные работники чувствовали бессознательное желание прекратить работу реактора, пока не произошла катастрофа. А уверенность в том, что катастрофа неизбежна довлела практически над всеми. Решение было принято без каких-либо консультаций с головным институтом в Москве, поскольку междугородная телефонная связь, после множества сбоев, нарушилась окончательно. То же самое произошло и с мобильной связью.

В середине августа, после очередного отключения электроснабжения, случилось нечто, по современным меркам, воистину катастрофическое – в электросеть города был пущен ток повышенного напряжения, и в городе одновременно перегорела большая часть электротехники. Ну, бог с ними, с телевизорами, – все равно оборудование местной компании кабельного телевидение, к которому были подключены практически все, сгорела хоть и не ярким пламенем, но с сильным запахом гари – но вот жизнь без холодильника для современного человека сродни бесконечной пытке, больше душевной, а потом и физической. Кто бы мог подумать, что так трудно жить в современном мире без современной техники. Возникает вопрос: неужели большая часть человечества потеряла способность просто жить, без поддержки «технического обеспечения»? В таком случае, чем мы все отличаемся от коматозников, подключённых к аппарату «искусственное дыхание»?

В Горске-9 сильно возросла смертность. У людей, независимо от возраста, у которых были какие-либо проблемы со здоровьем, пусть и не очень серьёзные, «болячки» начинали бурно прогрессировать, чертовски быстро приводя к летальному исходу. Даже при наличии электроснабжения, больница вряд ли бы справилась с таким взрывом заболеваний. А уж в состоянии обесточенности… И ещё в городе резко возросло число самоубийств. Город заполнила атмосфера траурности.

Он ждал этого очень долго. И вот оно. Наконец. Происходит. Этот тошнотворно аккуратный городок погружается в славное Средневековье. Средневековье – не есть понятие историческое, календарное. Это – нечто большее. Это – состояние бытия. И, к сожалению, большая редкость, когда появляется достаточно большой провал, чтобы в него погрузился целый город. Обычно – время от времени, то там, то здесь – в бытие появляются некоторые пробелы, как «стрелки» на женских чулках, которые оказывают то или иное влияние на попадающих в них людей. А тут целый город!

Приехав в город как новый заведующий библиотекой (устроить это было не просто, но предвкушение великого события усилило его и без того бурную работоспособность), и почти сразу принялся с удовольствием наблюдать, как жители городка всё больше и больше подвергаются влиянию потусторонности. Подобно тому, как радиация может способствовать развитию раковых клеток, так и некие «флюиды» из другого бытия побуждали к росту в каждом человеке того, что, независимо – сознавалось это человеком, или нет, – составляло его сущность. Сначала люди менялись внутренне, а потом…

Это забавно – наблюдать, как с людей слетает иллюзорность, как они теряют свой «имидж» и становятся обнаженно живыми. Как проявляется и начинает двигать ими их истинная сущность; как их «сознательное» отступает на задний план, уступая место бессознательным порывам и инстинктам. Правда, есть некоторое количество людей, у которых вовсе отсутствует какая-либо сущность. Другая категория людей – «блаженные»; это цельные, самодостаточные люди, которые, какой бы не была их жизнь, живут, как дышат полной грудью. Как ни странно, но и тем и другим уготована одна участь – смерть. Если первые, в конце концов, «захлёбываются» в собственной пустоте и сводят счёты с жизнью, то у вторых, за неимением чего-либо затаённого, просто развивается какая-нибудь физическая патология, приводящая к смерти. Но это – не важно. Только выжившие в этот период имеют право жить. Хотят ли они того, нравится им это, или нет – значения не имеет. И ещё в период перехода не рождаются дети. Это потом…

Этот «закрытый» город теперь закрылся по-настоящему. С началом осени в город вообще перестали приезжать кто бы то ни было. И никому из жителей даже в голову не приходило, что можно съездить куда-нибудь. Город превратился в замкнутое пространство, содержащее замкнутых в себе людей. Люди были, как бы, погружены в лёгкую тень аутизма, вяло «варясь» каждый в собственном эмоционально-чувственном «бульоне». Они уже были легко управляемы, и он свободно мог бы уже сейчас «кукловодить» в своё удовольствие. Но он был терпелив. Он ждал. Ждал, когда люди дойдут до состояния полной управляемости и беспрекословности. И вот тогда…

В конце августа Борису и в голову не пришло, что надо ехать в областной центр, что скоро начнётся его последний курс в «политехе». Его мать совершенно равнодушно относилась к тому, что её проводит дни неизвестно где, приходя домой, и то не всегда, только ночевать, частенько в дупель пьяный. В ней поселилась уверенность, что она достаточно дала своему сыну, и теперь имеет полное право пожить в своё удовольствие. Она со своей подругой увлеклась магией, немало замешанной на сексуальности. Две обделённые мужским вниманием женщины самозабвенно практиковались в чувственных опытах, изощряясь в использовании различных средств.