Что-то… (сборник) - Павел Чибряков

Сам Борис, в силу молодости и привлекательности, пользовался (во всех смыслах) большим интересом у зрелых женщин. Для своего душевного спокойствия он установил для себя возрастную границу, – сорок пять лет – в пределах которой были женщины, с которыми ему было бы «не заподло» заниматься сексом. Он с удовольствием узнал, что всё то, что он видел в порнофильмах, позволительно делать и с «обыкновенными» женщинами, встречая которых во дворе и на улицах городка, тебе и представиться не может, что они способны на «такое». И по полной программе! Как же было хорошо!

Однажды, октябрьской ночью, Бориса забили насмерть двое мужиков, с жёнами которых он понаслаждался вдоволь. Утром, когда нашли его труп с засунутыми в рот отрезанными половыми органами, он был припорошён первым белым снежком, так же, как и рябина за окном его комнаты.

По мере всё большего утверждения зимы, Марина всё глубже погружалась в ощущение себя как неправильной, порочной женщины. Ощущение собственной порочности (потеряла невинность в шестнадцать лет, будучи выпивши; жила с мужчиной не в браке; зачала в греховной связи и совершила ещё больший грех детоубийства; ), по современным меркам – совершенно беспочвенное, превратило её в затворницу. Ей казалось, что люди, глядя на неё, видят все её грехи и испытывают к ней презрение. Поскольку в больнице работы практически не было, Марина большую часть времени проводила дома. Из-за того, что заниматься было нечем, дни проходили в бездействии, но при этом не было ощущения «тягомотности». Жизнь проходила день за днём – и разве это не естественно?

Марина стояла у окна, внешнее стекло которого было наполовину замёрзшим, закутав плечи в серую шаль, и смотрела на тёмный силуэт стоящего напротив дома, на котором кое-где просматривались мутные пятна окон. Было ещё довольно рано, но отсутствие электричества кардинально изменило образ жизни горожан. Что прикажите делать тёмными зимним вечерами при свечах? И даже не заикайтесь о романтике!

Отойдя от окна, Марина повесила шаль на спинку стула, сняла махровый халат и бросила его на шаль. Оставшись в длинной ночной сорочке, она зябко передёрнулась, задула свечу, и поспешно забралась под одеяло, натянув его по самые глаза. Сначала она покрылась мурашками и сжалась от соприкосновения с холодной тканью постельного белья, невольно начав прерывисто дышать, но потом, постепенно согреваясь, она расслабилась. Окончательно согревшись, Марина подоткнула одеяло под подбородок и глубоко вдохнула прохладный воздух комнаты. Спать совершенно не хотелось. И снова, в который раз, её заполонила невероятная тоска. Сложив руки под грудью и сжав их вместе, она напряглась, пытаясь не заплакать. Не получилось.

То, что произошло с Горском-9 осталось загадкой для всех. Правда, те, у кого там жили родственники или знакомые, считали, что произошла серьёзная авария на ядерном реакторе, и власти замалчивают эту информацию, чтобы избежать паники и прочих проблем. Власти действительно молчали. Ну, нельзя было объяснить, как это возможно – «потерять» целый город. До него просто не могли добраться. Он просто исчез.

Горска-9 не коснулась волна переименований «почтовых ящиков». Ему не успели дать какое-нибудь банальное название, типа «Зеленск» или «Северск». Но на совете городской общины, перед самым Новым годом, было принято решение, переименовать город в Кристенбург. Это название было как абсолютно естественное. Главой города был выбран уважаемый библиотекарь. Постепенно в городе устанавливался новый уклад, основанный на наиболее пригодных для существующих условий принципах.

Вначале февраля в Кристенбурге сожгли первую ведьму.

РАЙОНЧИК

Это был микрорайон (хотя точнее его было бы назвать – «нанорайончик» ), расположенный, по сути, за пределами города, по соседству с большой промзоной. Уже кончался частный сектор – эта городская деревня – проезжалось небольшое садовое общество, уже появлялось впечатление, что выехали за город (на трамвае, между прочим! ), и тут появлялись «чисто городские дома».

Городские, конечно, только города годов этак сороковых-пятидесятых прошлого века. Ты будто реально попадал в то время. Двухэтажные небольшие домики с облупленными стенами, в окнах, по большей части, деревянные рамы, разделённые на четыре, а то и на шесть частей; а если где стояли стеклопакеты, так это только подчёркивало убогость дома, воспринимаясь как бельма.

Если смотреть на этот район на карте, он может даже показаться симпатичным, хоть и неуместным в своём окружении. Округлая граница района с одной стороны, «венчаемая» городской клинической больницей, на которую вообще не ожидаешь там наткнуться. В центре района стоит типичный советский ДК, а фасады домов, обрамляющие небольшую площадь перед ним, хорошо покрашены и украшен современными вывесками, которые смотрятся тут как нечто мало уместное.

Но стоит свернуть с площади на узкие улочки… Хорошо ещё, что они засажены деревьями, тенисты. Но эти дома… Даже представлять не хочется, как в них живётся, и просто не верится, что «в этом» можно нормально жить. И ведь очевидно, что там (или тут? ) живёт немало людей. Как живёт? Честно говоря, даже представлять не хочется.

Он был в этом районе всего один раз, в двенадцать лет – его бабушка ездила к своей знакомой и взяла его с собой. Ему там (или тут? ) совсем не понравилось. «Конченое» место. По его мальчишескому представлению жить в таких домах могли только глубокие старики. Он даже удивился, когда из одного такого, ободранного, дома выскочила довольно симпатичная девчонка; он тогда уже обращал довольно пристальное внимание на девчонок. Ему просто не поверилось, что «такая» может жить в «таком».

И уж точно он не думал, что ему самому, в сорок пять долбаных, придётся жить в «таком».

Его большие проблемы закончились продажей хорошей машины, приличной квартиры в престижном, хоть и спальном, районе, отдачей большей части денег, и остатком себя в налипающем ворохе проблем мелких. Надо было где-то жить, например.

На новой – «дохлой», но необходимой – работе он открыл в Гугл-карты карту города, чтобы прикинуть, где в городе можно подешевле купить жильё. В конце концов, он наткнулся взглядом на кажущееся неуместным в том месте карты правильной формы пятно микрорайона. Вспомнив своё детское впечатление, он криво усмехнулся и решил.