Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941 - Вилль Бертхольд

– Что у тебя за вид! – воскликнула Дайна. – Войди в дом, вымойся.

– А твоя мать?

– Она все поймет.

Он вошел в дом вслед за ней. Видел ее изящную фигуру, и, пока ее близость бросала его то в жар, то в холод, заставляла его ощущать себя одновременно счастливым и несчастным, он забыл, что являлся немецким офицером, находящимся в бегах из лагеря для интернированных лиц. Он забыл, что бежит в Германию. Бежит на войну. Что стремится оставить мирную жизнь, потому что считает: этого требует от него так называемый долг.

Потом он сидел рядом с ней. Дверь на балкон была открыта. Стрекотали сверчки. По радио звучала мелодичная музыка. На столе – бутылка коньяка. Свет выключили.

Какая была нужда в свете той ночью?

Впервые он оказался с ней наедине. Впервые в жизни он любил по-настоящему. Но этой единственной настоящей любви пришлось стать нереальной. Этого потребовала война. Этого потребовал кодекс чести немецкого офицера. И Вернер Нобис полагал, что следовало подчиниться этому требованию.

– Ты бежал?

– Да.

Она пригладила его волосы.

«Какой же я мерзавец, – подумал Нобис. – Зачем я встретился с ней снова? Все шло хорошо. В этой стране тебе не нужны деньги. И тренировочного костюма достаточно. Кого волнует здесь беглый интернированный немец? Кто здесь интересуется чем-нибудь другим, кроме солнца, смеха, мира, вина и необременительной работы в собственное удовольствие? Жить, дышать, свободно чувствовать себя в счастливой, довольной и мирной стране…»

– Ты останешься со мной, не так ли? – спросила Дайна.

– Да, – ответил Нобис.

Он лгал. Лгал в охотку. Боже мой, какой сладкой может быть ложь! Она может очаровывать два или три часа, а то и вечность, позволяет забыть, что время делится на секунды.

– Ты голоден? – поинтересовалась она.

– Нет, нисколько.

Дайна улыбнулась. Вернер Нобис не видел, но почувствовал ее улыбку.

– Ты так же счастлив, как и я?

– Да, Дайна.

– Тогда все хорошо, – прошептала она. – Так и останется… Боже мой, как я рада, что в тебе наконец проснулся здравый смысл. Я уже почти потеряла надежду. А ты?

– Я думал так же. После того как ты покинула госпиталь, я не знал, куда деться.

– Теперь знаешь?

Их объяла ночь. Она соединила их, сделала счастливыми.

Тысяча нежных ласк еще не кончилась, когда Вернера Нобиса снова стали одолевать мысли. Неразумные доводы. Позывы жестокого, холодного, как лед, долга…

Дайна лежала рядом, она спала. Она улыбалась во сне счастливой улыбкой. Ее лица касались первые слабые блики рассвета. Нобис всматривался в нее снова и снова. Казалось, она почувствовала это в полудреме, потому что пробормотала что-то и повернулась на другой бок.

«Нужно уходить, – сказал себе Вернер Нобис. – Так нельзя. Нужно уходить».

Но в следующий миг он думал по-другому: «Надо остаться. Надо остаться с Дайной. Нельзя покидать ее. Черт возьми, я не хочу ее покидать. Ни при каких обстоятельствах. Ни за что на свете…»

Ни за что на свете?

Теперь он здесь, на «Бисмарке», самом мощном линкоре на свете, готовится к смерти. Готовится к смерти, которая настигнет его через четыре, пять, возможно, через семь часов. На этот раз ему не придется принимать неверное решение. Ничего не осталось для решения. Все произойдет самопроизвольно.

От него требуется только держаться своего места, к которому его накрепко привязал долг. Затем наступит роковой момент…

Англичане еще не знали о состоянии «Бисмарка» во всех подробностях. Не знали, что гибель корабля стремительно близится. Лидер первого звена самолетов радировал: «Возможно, без потерь».

До адмирала Джона Тови это донесение дошло со второго раза. Последнего раза в этот день, поскольку затем наступила ночь. Она прервала дальнейшие авианалеты. Теперь он мог полагаться в погоне за «Бисмарком» только на свои самые быстроходные корабли, эсминцы.

«Свордфиши» с «Арк Роял» вернулись на авианосец. Без вести пропавшим оказался лишь один самолет.

Откуда сэру Джону было знать, что радиограмма «Возможно, без потерь» относилась только к одной авиагруппе, которая состояла из первых трех самолетов, отряженных для атаки? Его еще разделяла с «Бисмарком» дистанция в несколько миль. Степень обеспечения топливом его кораблей исключала дальнейшие операции. Корабли еще должны были вернуться на свои базы. Более того, их подстерегала опасность со стороны немецких подводных лодок. Это потребовало бы зигзагообразного курса на полном ходу. И на это ушло бы много топлива.

Когда капитан 1-го ранга Блэкмен с «Эдинбурга» принял радиограмму со «Свордфиша», он немедленно направил корабль на базу. Несколько раз проходил в течение этого дня мимо «Шеффилда» и «Арк Роял» и, должно быть, подходил к «Бисмарку» очень близко, но не мог его распознать. Теперь «Эдинбург» безнадежно опоздал. У него почти не осталось топлива. Крейсеру повезет, если ему удастся добраться своим ходом до порта.

Перед британской стороной стояла мрачная перспектива, когда адмирал Джон Тови недоуменно покачал головой в ответ на явно нелепое донесение с «Шеффилда», который еще следовал за «Бисмарком»: «„Бисмарк“ меняет курс на 340 градусов норд-норд-вест».

Что бы это значило? Не пытался ли «Бисмарк» оторваться от раздражавшего преследователя? Даже во время налета «Свордфишей» немецкий корабль сделал несколько залпов в направлении «Шеффилда», поразив его корпус. В результате погибли 3 матроса и 12 получили ранения от осколков. «Шеффилд» сразу набрал скорость и поставил дымовую завесу.

Его радары были выведены из строя.

Не послал ли капитан Ларком ошибочное донесение о «Бисмарке»?

Сначала адмирал Тови был уверен в этом. Затем «Свордфиши» совершили посадку на палубу «Арк Роял». Члены экипажей самолетов клялись, что, по крайней мере, две торпеды поразили цель. Теперь поступила радиограмма с гидросамолета.

В ней подтверждалось, что «Бисмарк» взял курс на север.

Что же, капитан Ларком прав?

Пришли новые радиограммы. Все они подтверждали, что «Бисмарк» идет курсом норд-норд-вест.

Немецкий флагман двигался прямо на эскадры противника. В этом не оставалось сомнений.

Но что это значило?

Этому могло быть лишь одно объяснение – объяснение, приводившее англичан в восторг и влекшее за собой катастрофу для немцев. Флагман адмирала Лютьенса потерял маневренность. Он был вынужден следовать самоубийственным курсом, поскольку его рулевое устройство вывели из строя.

Сэр Джон сразу начал действовать. Он направил свою флотилию курсом на юг. Прямо в направлении местоположения «Бисмарка». В течение предстоящих нескольких часов британская эскадра неминуемо должна была вступить в сражение.

Капитан 1-го ранга Блэкмен с «Эдинбурга» быстро разобрался в новой ситуации, плюнул на проблемы с топливом и развернул корабль для следования курсом на противника.

Затем, словно спустившись с небес, подошла эскадра из пяти эсминцев во главе с капитаном Вьяном. В ту самую ночь они осуществили дьявольскую атаку…

Так складывалась обстановка, безнадежная обстановка для «Бисмарка», поздним вечером 26 мая 1941 года. В это время адмирал Лютьенс послал одну за другой три радиограммы:

11.40 вечера: «Корабль утратил маневренность. Будем биться до последнего снаряда. Да здравствует фюрер. Командующий флотом».

11.58 вечера: «Фюреру германского рейха Адольфу Гитлеру. Сохраняя веру в Вас, мой фюрер, мы будем драться до конца в непоколебимой уверенности в победе Германии. Командующий флотом».

11.59 вечера: «Орудия и двигатели в рабочем состоянии. Но корабль неуправляем. Командующий флотом».

Между тем на «Бисмарк» свалилась дьявольская напасть – страх смерти.

Слухи о невозможности отремонтировать рулевое устройство быстро распространялись и обрастали подробностями. Адмирал Лютьенс пресек слухи тем, что подтвердил их.

Все знали, что это значит.

Каждый располагал несколькими часами, чтобы привыкнуть к мысли о гибели.

Каждый искал выход из положения. И не находил его. Каждый понимал, что судьба поменяла лозунг адмирала Лютьенса «Победа или смерть!» на лозунг «Победа и смерть».

Экипаж «Бисмарка» из 2402 моряков имел в активе победу над «Худом».

Смерть же еще предстояло принять…

В ночь, предоставившую последнюю передышку перед бойней, страх смерти овладел неуязвимым, но все же поврежденным «Бисмарком». Всемогущий и жестокий, страх господствовал на гигантском корабле, захватил нижние палубы, утвердился в машинном отделении, проник в башни управления орудийным огнем, притаился в офицерских каютах, отбрасывал тень на корабельные мостики.

Люди в перегретых помещениях дрожали от холода, на верхних палубах их прошибало потом в холодную ночь. Страх смерти проявлялся в тысяче форм, под тысячей вычурных масок. Чувства, нервы, сердца вибрировали в унисон настрою этого жуткого, безжалостного, злого духа. То, что пережили 2402 члена экипажа «Бисмарка», что они чувствовали, на что надеялись и как боялись в эти ночные часы горечи и отчаяния, было хуже самой смерти. Потому что смерть была скорой.