Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941 - Вилль Бертхольд

Короткая пауза.

Раз-два-три-четыре-пять – вновь звучали звонки предупреждения.

И так снова и снова.

Звон пронизывал их самих. Их нервы. Их головы и тела. Забегали глаза. Каждый инстинктивно попытался выпрыгнуть с койки. Санитар забыл записать показания термометров в карточки.

По лазарету пробежал лейтенант-военврач. Смешались крики и стук морских шлюпок о бронированные плиты корпуса корабля.

Воздушная тревога!

Согласно плану «Свордфиши» с «Арк Роял» летели к «Шеффилду», который уже два часа поддерживал радиолокационный контакт с «Бисмарком». (Наблюдатель в «вороньем гнезде» крейсера, первым увидевший германский флагман, получил два фунта стерлингов вознаграждения.) Экипажи самолетов и кораблей общались посредством сигналов. Первый боевой строй «Свордфишей», летевший на большой высоте, достиг цели.

В тот же момент вражеские самолеты опознал наблюдатель «Бисмарка».

– Вижу несколько самолетов противника, – доложил он.

Однако в следующий миг черные точки на горизонте исчезли. Ответственные за объявление воздушной тревоги колебались.

Старшие матросы Ржонка и Юганс находились на верхней палубе. Ржонка обеспечивал работу катапульты, Юганс, занимавший боевой пост в орудийной башне «Д», следил за плавающими минами. Оба услышали сообщение наблюдателя за самолетами одновременно. Они уставились в небо, но ничего не увидели.

– Он бредит! – крикнул Юганс.

– Нет, он увидел чаек, – ответил Ржонка.

Напряжение спало, рассеялось в хохоте. Это были чайки – не самолеты!

Но в тот самый миг «Свордфиши» высоко в облаках формировали боевой строй для решающей атаки на «Бисмарк».

Раздался рев самолетов, летевших в пике.

Прозвучала воздушная тревога.

– Все по местам!

Все бросились к люкам. В несколько секунд их задраили. Это произошло так быстро, так внезапно, что старшего матроса Ржонку оставили на верхней палубе, невольным свидетелем яростной атаки.

Огонь вели все зенитки при поддержке орудий среднего калибра. Несмотря на плотный огонь, бипланы врывались на бреющем полете в пространство между правым и левым бортом. Пять, восемь, десять машин. Одновременно со всех сторон, в тщательно спланированном беспорядке. Все разом.

Старший матрос Бенке вырос рядом с Ржонкой.

– Ступай в укрытие! – крикнул он товарищу. – У меня нет времени спуститься вниз.

«Бисмарк» окружили разрывы снарядов. Мог хотя бы один самолет противника прорваться сквозь завесу зенитного огня? Хватало ли смелости какому-нибудь пилоту лететь сквозь огневой, разрушительный вал? Был ли у него шанс?

Вот первый «Свордфиш» вспыхнул ярким пламенем и взорвался. Горящие обломки рухнули в море. Но за ним летел другой самолет. Совсем близко. На миг показалось, что он повис без движения в воздухе. В эту секунду он сбросил торпеду. Она устремилась к правому борту!

По торпеде стали стрелять. Один выстрел оказался удачным. Она взорвалась, подняв в воздух высокий столб воды.

Англичане прилетали со всех сторон, прорываясь с безумством храбрых сквозь завесу артиллерийского огня.

Ржонка и Бенке поспешили к зенитной пушке главного калибра, зарядили, бросились в укрытие. Они видели, как автоматическая пушка опустошает свою магазинную коробку, заметили, как вспыхнул огнем один из самолетов. Они заменяли раскаленный докрасна ствол орудия именно в то время, когда на корабль с ревом ринулся новый «Свордфиш».

«Боже мой, неужели это никогда не кончится? – думал Ржонка. – Представляю себя среди этих зенитных батарей. Сколько выдержки у этих парней-зенитчиков! Они палят как сумасшедшие. Палят как на Балтике во время учений, когда они целились в макет, который тащил самолет. В случае поражения макета они получали упаковку бутылок с пивом…»

– Действуйте! Побыстрее! – рычал командир.

Торпеды мчались на корабль со всех направлений.

«Бисмарк» совершал зигзаги на полном ходу. Увернулся от трех-четырех скользивших угрей.

Затем летающая машина сделала заход с кормы и послала свой снаряд посреди яростного зенитного огня.

Торпеда шлепнулась в воду и, взрыхлив ее поверхность, понеслась к бронированной обшивке корпуса «Бисмарка».

Стволы пушек обратились на нее. Началась стрельба. Недолет, перелет, промах в одну, другую сторону.

«О боже, цельтесь лучше! Точнее! Будьте спокойнее! Сосредоточьтесь! У вас немало времени. Еще пятнадцать секунд, еще десять. Ради бога, попадите в нее!»

Ржонка стоял на кормовой палубе, в 3–4 метрах от зенитной батареи. Он видел, как мчится торпеда.

– Бежим! – крикнул он Бенке. – Туда, на другую сторону.

Они чуть отбежали в направлении правого борта и упали ничком.

Затем последовал взрыв.

Содрогнулась вся корма. В следующий миг «Бисмарк» развернулся влево по малой дуге, а затем пошел по кругу.

Снаряд угодил в рулевое устройство.

Руль напрочь заклинило.

Нужно было ставить дымовую завесу! Но дымовая установка выведена из строя.

– Не стойте там! – заорал офицер на Ржонку и Бенке. – Выясните, что повреждено.

Дымовая установка располагалась у самого края кормы. Старшие матросы подняли крышку. Трубы погнуты, обшивка покороблена. Бенке спустился в аппарат и направил включенный фонарик в клубок металлических соединений.

– Осторожнее, – напутствовал его Ржонка.

В тот же миг он увидел, как 380-миллиметровое орудие стало совершать круговое движение, пока его ствол не остановился как раз в направлении кормы. Прямо перед собой Ржонка увидел жерло орудия. Он потащил вверх Бенке и отпрыгнул вместе с ним в сторону. Грянул выстрел. Обоих моряков швырнуло взрывной волной на палубу.

«Бисмарк» получил повреждения. Руль застрял в положении почти 20 градусов влево. Гребные винты не могли вести судно. Должно быть, они тоже вышли из строя. «Бисмарк» вертелся по кругу.

Наконец, корма скрылась в дыму. От дымовых буев.

Снова налетели самолеты. Один «Свордфиш» попытался сбросить торпеду прямо на палубу. Он делал боевой заход с носа корабля.

Грянул залп 380-миллиметровых орудий башни.

Взрыв в воздухе, и самолет исчез. Прямое попадание.

Наконец самолеты удалились.

За дело взялись ремонтные бригады. Водолазы спустились под воду к рулевому устройству. Они работали отчаянно, но без пользы. По кораблю прозвучало объявление:

– Рулевое устройство повреждено. Ведутся ремонтные работы. Устранить повреждение возможно.

Когда водолазы вновь поднялись на палубу для доклада, они были изнурены до предела. С них стекала ледяная вода. Их угнетала безрезультатность работ. Устранить повреждение было невозможно. Ситуация выглядела безнадежной. Обо всем этом они доложили офицерам. Те приказали им не распространяться о своих наблюдениях перед матросами.

Пока экипажу внушали уверенность и оптимизм, «Бисмарк» слал в эфир отчаянные радиограммы.

В 8.54 вечера адмирал Лютьенс радировал: «Атакованы самолетами с авианосца противника».

В 9.05: «Корабль утратил способность маневрировать. Приблизительное местонахождение 47 градусов 40 минут северной широты, 14 градусов 15 минут западной долготы. Попадание торпеды в корму».

В 9.15: «Попадание торпеды в середину корабля».

В 9.17 главнокомандующий германскими ВМС западного направления во Франции в ответ радировал: «По донесениям с подводных лодок, один линкор, один авианосец находятся приблизительно в точке с координатами 47 градусов 50 минут северной широты, 16 градусов 50 минут западной долготы, следуют полным ходом».

Примерно через час западное командование снова связалось по радио с «Бисмарком» и сообщило, что всем наличным подводным лодкам приказано поспешить к флагману на помощь…

С первых же секунд сражения капитан-лейтенант Вернер Нобис не стал себя обманывать. Отныне движение «Бисмарка» оказалось во власти моря, штормового, жестокого моря. Корабль двигался по течению вопреки своей воле – двигался в направлении противника. Англичанам оставалось просто занять боевую позицию. Им оставалось просто сконцентрировать свои силы. О настоящем бое не могло быть и речи.

«Бисмарк» ожидала казнь, но отнюдь не бой…

Ночь дала сомнительную передышку. Она тысячекратно усиливала в людях страх смерти. Отупляла их и в то же время вызывала нервное возбуждение. Думы становились пыткой. Надежда превращалась в глупость. Глупость – в надежду. Руки дрожали, взгляд обессмысливался, ныли животы, голоса садились. Но возвращались мысли. Мысли о Дайне… Чем более безнадежной становилась обстановка, тем ближе становилась девушка из Опорто. Не было спасения.

Ни от смерти, ни от Дайны…

В ту ночь в Португалии, когда Вернер Нобис стоял у входной двери дома Дайны, когда он целовал девушку, когда хотел попросить у нее деньги и одежду, но с губ срывались только слова любви, в ту светлую лунную ночь он мог изменить все к лучшему.

– Что у тебя за вид! – воскликнула Дайна. – Войди в дом, вымойся.