Город грехов - Юрий Трещев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Словно стайки юных, прекрасных дев…» — подумал артист и невольно улыбнулся.
Улыбка погасла на его губах, когда он увидел вдову.
Вдова была женщиной из его снов…
* * *Писатель стоял у засохшей смоквы в окружении коз, уронив облысевшую голову на грудь, и размышлял. Вид у него был несчастный.
«Конечно вдова уже в годах… и полная, надо сказать, весьма полная, без всяких оговорок… но бедра… грудь… восхитительны…»
Вдова представилась писателю так реально. Он даже почувствовал запах ее подмышек и испытал такое острое удовольствие, какого давно не испытывал.
Мысли разбрелись, как козы.
«А это еще что за явление…» — Минуту или две писатель разглядывал фигуру артиста, размытую по краям, как на картине Беса.
— Я ослеп или это опять ты?..
Артист принужденно улыбнулся.
— Что ты здесь делаешь?..
— А ты?..
— Вот стою и думаю… вряд ли вдова обрадуется, когда узнает, что я страдаю припадками… и нога у меня ноет к перемене погоды… получается, что я нуждаюсь в ней больше, чем она во мне… — Писатель сделал в воздухе неопределенный жест, глянул на измятые и изношенные брюки, на рваные ботинки.
— Как она выглядит?..
— Полная, рыжеволосая, лицо бледное, тонко очерченное…
— Я не рассказывал тебе, что ночью мне являлась женщина, которой, как мне кажется, я не безразличен… — Артист потер лоб. — Это был сон, но разве вся наша жизнь что-либо иное?..
— Извини, я ничего не понял…
— Представь себе, из моего сна эта женщина переселилась в явь…
— Я думаю, есть естественное объяснение этой странной истории…
— Ну да, конечно…
— Что-то подобное и мне как-то привиделось… я тоже был уверен, что имею дело с живой женщиной из плоти, а не с призраком…
— Я почти начинаю верить, что сон — это та же явь, только вывернутая наизнанку, как рукавица…
— Если только это не бесовское наваждение…
— Ты думаешь?..
Вдруг осыпались камни. Из потемок послышался натужный кашель и на свет вышел прохожий.
— У меня ваш диалог вызывает недоумение, растерянность и даже чувство страха, хотя ваши истории всего лишь последовательность слов… не знаю, с какой целью вы рассказываете все это… это или намеренная ложь, мошенничество или ошибка восприятия, которую можно объяснить безумием… господа странники, вы сошли с ума, помешались, тронулись… — прохожий повернулся к артисту лицом. — Вам пришлось уйти со сцены… и не без причины… а вам… — прохожий повернулся лицом к писателю. — Вам пришлось бежать из города… и тоже не без причины… и не пытайтесь разглядеть что-то за моими словами…
— Кто вы?..
— Вы меня не узнали?.. я философ, ваш сосед… ваши видения связаны с безумием, а не с реальностью… иногда вы осознаете свое сумасшествие, но не совсем… и лишь в толпе, увидев себя среди сумасшедших, вы поймете, что весь мир — это иллюзия бога, подвергающего вас целому ряду испытаний в своих целях…
— Ну, все, с меня хватит… — Писатель повернулся спиной к артисту и философу, крикнул, обращаясь к козам: — Девки, пора домой…
Уже смеркалось. Дали приобрели мягкую волнистость, как истертый бархат, а небо стало похоже на переливающийся муар…
— Философ, что вы знаете о писателе?.. — спросил артист, жуя соломинку.
— В его истории много неясного… говорят, детство его проходило в горах… он пас коз и сочинял канцоны, потом перебрался в город, стал писателем, женился, но неудачно… ему было всего 27 лет и о женщинах он знал немного, как, впрочем, и о жизни…
— Продолжайте…
— Пока писатель приобретал известность, жена украсила его лоб рогами…
— Ну да… женщины лучше знают, что нужно мужчине…
— Похоронив очередную жену, немку, он исчез… его искали, но не нашли… он стал мифической личностью…
* * *Ночь ушла.
Писатель собрал стадо коз и ушел в горы. Весь день, прячась за спиной ветра, он вспоминал детство и воображал.
— Боже, что это?.. — Он привстал, сморгнув слезу. — Откуда он взялся?.. — Перед писателем стоял пес с дьявольской мордой.
Писатель вскочил, точно его ужалила змея.
Пес оскалил клыки.
Козы с блеяньем разбежались, кто куда. Кто же сам себе враг. Бежала и Федра, побежденная страхом и паникой, унося на своей спине писателя…
Два дня жители поселка искали пропавшее стадо.
Сохранились следы и другие улики, которые дали следователю повод подумать о том, что все стадо погибло в Иудином болоте…
Писатель вернулся через три дня. Его все еще била дрожь, он заикался и не мог вымолвить ни слова, а если и говорил, то так путанно, что и сам себя не понимал.
Весь в тине, окруженный облаком мошкары, писатель шел мимо кладбища. На многих могилах уже невозможно было прочитать стершиеся имена.
У входа на кладбище было людно. Кого-то хоронили. Писатель увидел свежевырытую могилу и гроб, над которым несколько старух рыдали в голос, утопив в платках свои лица.
— Кто преставился-то?.. — спросил писатель каким-то потусторонним голосом и перевесился через ограду, чтобы заглянуть в лицо покойнику.
Увидев вместо лица покойника икону и испуг на лицах старух, он понял, что пришел на свои похороны…
Теряясь в блеклых сумерках, писатель шел по улице, мельком заглядывая в окна с тем нездоровым интересом, который всегда вызывали у него домашние сцены, в общем-то, заурядные, но полные какой-то странной для него значимости.
«Вот и мой дом…» — Ладонью писатель ощупал шершавые стены дома, обошел его кругом.
— Сарра… — позвал он ворону хриплым, нетвердым голосом и поднялся на крыльцо.
— Черти тебя принесли… — донеслось из окна дома напротив. — Жил бы себе в трясине и не морочил людям голову… — Соседка перекрестилась и задернула занавеску на окне.
— Кар-кар… — Где-то далеко придушенно закричала ворона.
В состоянии близком к помешательству писатель перечитал записку, подсунутую кем-то под щеколду, затянутую паутиной. Не было сил протянуть руку, достать ключ под ковриком и открыть дверь.
Писатель сел на ступеньки.
Над ним летали ангелы, которых Бог, посылает нам в наше одиночество. Они не вызывали у писателя удивления.
Справившись с волнением, писатель открыл дверь, вошел в дом и упал ничком на кровать…
День погас. На небе появились звезды, колючие глаза бога…
Среди ночи писатель проснулся. Еще скованный сном, он откликнулся на ласку и увидел вдову в лунной зыби среди виноградных лоз, посаженных на небе и свисающих до земли.
Облик вдовы менялся, как на блеклом клеенчатом коврике, расписанном Бесом.
— Иди ко мне… — позвала вдова движение губ, глаз, плеч, шеи.
Писатель неловко прижался живот к животу женщины и бедрами к бедрам. Он весь дрожал.
— Что с тобой?.. ты весь дрожишь… — прошептала вдова.
— Я девственник… — заикаясь, пробормотал писатель.
— Если хочешь знать, я тоже девственница… — вдова рассмеялась, и писатель очнулся. Привстав, он ощупал постель. Место у стены была смято и еще теплое. Он закутался в одеяло. Он все еще дрожал, как будто сидел по пояс в воде. Вода была мутная, заросшая водорослями, которые напоминали змей с вздутыми шеями…
Выпив вина, писатель впал в какое-то странное состояние и снова очутился у дома Беса, в котором провел прошлую ночь. Говорили, что если кто проводил в этом доме ночь, того утром находили мертвым, или сумасшедшим. Он с опаской поглядел на темную дверь. Наводящие ужас завывания ночных духов, живущих в Иудином болоте, подтолкнули его к двери.
Дверь была не заперта.
Писатель вошел, пугливо озираясь.
В комнате царил полумрак. Ставни были закрыты. В дальнем углу обрисовалась кровать с балдахином, похожая на катафалк без колес. У окна покачивался шезлонг с примятой подушкой. Рядом с шезлонгом тускло поблескивал столик, на котором лежали очки с круглыми стеклами, китайский веер, подгнившее яблоко и раскрытая книга с пожелтевшими страницами.
Стены были увешаны картинами, как в музее.
Послышалось бормотание, и из боковой комнаты вышел Бес.
— Ты кто?..
— Вы меня не узнаете?..
— Выглядишь ты жалко… пришел объясняться в любви с моей бывшей женой, но миссия твоя, по всей видимости, не увенчалась успехом… — Бес порылся в ящиках комода и ушел.
Писатель подошел к окну.
В отражении стекол появилась вдова. На ней было льняное платье без рукавов, затянутое в поясе, лицо бледное, окаймленное рыжими локонами.
Писатель обернулся. Он был восхищен и в то же время смущен.
— По всему видно, что дела твои отнюдь не совсем благополучны… — сказала вдова.
— Не стану скрывать… — пробормотал писатель, опустив голову, испытывая некоторую неловкость.
— Выпей, ты очень устал… — Вдова протянула ему стакан холодного чаю, настоянного на травах.
