День пистолетов - Микки Спиллейн

— Я не допущу, чтобы ты затоптал имя Кейнов!

— И как ты это осуществишь? С помощью Видора Чариса? Она долго молчала, потом на ее лице мелькнула тень сочувствия, и, наконец, она произнесла:

— Ах, ты, дурачок!

— Я всегда уважал твои способности, Рондина. Ты знаешь все тонкости и хитрости ремесла. Но сейчас ты промахнулась! Против такого тона я застрахован.

— Тайгер!..

— Подойди ко мне, Рондина. Я хочу, чтобы ты довела свою игру до конца. Ты помнишь, дорогая, наш последний поцелуй — поцелуй смерти? Подойди ко мне, я хочу знать, какой вкус теперь у твоего поцелуя.

Ее руки судорожно вцепились в спинку кресла, а глаза засверкали.

— Я хочу знать, остались ли твои поцелуи такими же, после того как ты причинила столько горя почтенной семье и убила ни в чем не повинного ребенка. Я хочу знать, не оставила ли смерть своего привкуса на твоих губах. Подойди же ко мне, Рондина!

Она встала, как автомат, и замерла без движения, как струна.

— Подойди ближе, дорогая, — сказал я, — Я всегда ношу с собой пистолет, как и раньше. Может быть, тебе удастся улучить момент, вытащить его и опять выстрелить мне в грудь.

Я знал, что улыбаюсь, потому что чувствовал, как растянулись губы, открывая оскал зубов.

Неожиданный что-то произошло с Рондиной. Это проявилось в ее глазах и быстро переметнулось на рот. Напряжение понемногу спадало с нее, и она снова стала прежней Рондиной, которую я так хорошо знал, — любимой, желанной, ненавистной! Она опять овладела собой и почувствовала себя хозяйкой положения, Медленно и уверенно она подошла ко мне. При каждом шаге полы платья распахивались, открывая ноги. Мягкий свет гостиной еще больше подчеркивал всю прелесть ее фигуры. Я сидел на софе и смотрел на нее, стараясь проникнуть в ее мысли. Это было нетрудно. Рондина прошептала:

— Скажи, Тайгер, как сильно ты меня любишь? Я не правильно прочел ее мысли. Она пошла по второму кругу обольщать меня, поэтому ответил:

— Гораздо сильнее, чем ты думаешь. Я больше не улыбался. Мое тело напряглось, и голос звучал хрипло и слишком громко.

— Когда-то ты был готов все сделать для меня.

— Это было давно. Теперь я могу для тебя сделать только одно, — расстрелять!

— Если это действительно так... то не сделаешь ли ты для меня еще одну вещь?

— Нет.

Она встала коленями на софу рядом со мной, потом плавно уселась, так что ее колени плотно прижались к моей ноге, Вырез ее платья открывал глубокую ложбинку между грудей.

— Прошу тебя, выслушай меня, — с подкупающей простотой произнесла Рондина.

— Зачем?

— Потому что ты меня любишь. Я отвел ее колени в сторону.

— А ты? Расскажи мне, как сильно ты меня любишь?

— Еще?

— Ты прекрасно умела говорить о любви, дорогая. Когда я лежал рядом с тобой в постели и слушал твой голос, у меня внутри все таяло. Где бы мы не предавались любви — на сене или на перине, ты всегда говорила мне, как сильно меня любишь. Скажи это еще раз. Я хочу знать, сохранился ли у тебя прежний тон.

— Я полюбила тебя с первого взгляда.

— Ты повторяешься, Рондина. Придумай что-нибудь новое.

Она медленно подняла руку и нежно прикоснулась кончиками пальцев к моему лицу.

— Я люблю тебя, Тайгер, — сказала она.

Эта фраза проникла мне в душу и встревожила ее. Рондина поняла это своим женским чутьем, а я люто возненавидел себя за поднимавшееся во мне теплое чувство, потому что это было именно то, что я безуспешно пытался подавить в себе в течение нескольких лет.

— Можно мне теперь высказать тебе свою просьбу? — нежно попросила она. Я промолчал, и она сказала:

— Оставь в покое семью Кейнов.

— Убийцы не меняются, — проворчал я. Ее лицо осталось невозмутимым, только в глазах появилось новое выражение, — Это верно.

Я попытался удержать ее, но не смог. Она наклонилась ко мне, полузакрыв глаза, взяла мое лицо в свои руки и прильнула своим ртом к моим губам, прорвав своим горячим языком мое сопротивление. Я стиснул ее плечи, и прошлое, которое я тщетно гнал прочь, вновь вернулось ко мне.

Платье расстегнулось и сползло с ее плеч. Я ощутил ее у своей груди, стонущую, задыхающуюся от страсти.

Прежнее желание овладело мной, и я понял, что не смогу ему противиться, Но меня спасла сама Рондина. У нее перехватило дыхание, она застыла и вдруг попыталась резким движением освободиться из моих объятий. В ее глазах бился страх и еще какое-то чувство, какое, — я так и не смог узнать.

Я отпустил Рондину, и она быстро поправила на себе одежду. Придерживая вороту шеи, она произнесла задыхающимся, срывающимся от волнения голосом:

— Мне очень жаль... правда...

Мне не оставалось ничего другого, как всего лишь усмехнуться. Комедия зашла слишком далеко. Новый поворот, чертовски удачный, но на основе довольно старого фокуса. Я только удивился, как она не попыталась вытащить у меня пистолет или не применить свой, Я встал, забрал свой плащ и шляпу и с улыбкой произнес:

— Скоро тебе придется за все заплатить, Рондина. А пока оставайся!

Направляясь к двери, я чувствовал на спине ее взгляд и знал, что представляю собой сейчас прекрасную цель, но почему-то был уверен, что она не осмелится выстрелить.

На улице дождь еще больше усилился. Сплошные потоки мутной воды сбегали по тротуарам, Все проезжающие такси были заняты, и я пошел в отель пешком. В прошлый раз у меня было несколько провожатых, двух из которых мне удалось застрелить. Может быть, на этот раз все будет иначе?

Дойдя до Бродвея, я совсем промок и зашел в первый же бар обсушиться и согреться — и снаружи, и изнутри.

Через полчаса я сел в такси и отправился к себе в отель. Я постучал в дверь своего номера, где меня должен был дожидаться Туми. Он не ответил, и, посмотрев на часы, я решил, что он уснул или перешел к себе.

Я открыл дверь своим ключом, вошел, зажег свет и увидел, что Туми лежит на кровати лицом вниз. Но он не спал! На затылке в комке запекшейся крови и волос виднелось небольшое отверстие. Белизну простыни портило безобразное кровавое пятно. Тело Туми было еще теплым, — значит, его застрелили совсем недавно. Как это произошло, я сразу же понял.

«Великолепная работа, Рондина!» — подумал я. Спички с адресом моего отеля, которые я неосмотрительно оставил на столике в ее квартире, звонок убийце по имени Видор Чарис, хорошо нацеленный выстрел из пистолета с глушителем в приоткрытую с помощью отмычки дверь — и дело сделано. Если не считать одного момента. Убийца не мог видеть лица жертвы, потому что Туми лежал лицом вниз, а он не проверил, кого убил в моем номере.

Это была моя постель, и мужчина, лежащий в ней, должен быть Тайгером Мэном. Бедняга Туми!

Глава 12

Телефонист в отеле был пожилой, болезненного вида мужчина. Он рассказал, что не так давно мне звонил какой-то мужчина и интересовался номером моей комнаты. Телефонист назвал ему номер и уже собирался соединить с моим телефоном, но неизвестный повесил трубку.

Портье тоже не мог сообщить мне ничего интересного: он весь вечер был занят и не заметил, кто входил в отель.

Я вернулся в комнату и тщательно обыскал ее, но ничего не обнаружил. Позже я получу заключение эксперта по поводу пули, которой был убит Туми, а пока что она находилась в черепе бедняги и я не собирался доставать ее оттуда.

Однако, кое-что я все же обнаружил.

Во внутреннем кармане пиджака Туми лежали два письма, пересланные мне из старого отеля. В первом сообщалось, что к ним прибыл мой чемодан из Мехико, второе было от немецкого врача — специалиста по пластическим операциям. Он заявил, что изображенная на фотографии женщина никогда не была его пациенткой, но он знает ее. Это Рондина Луйд, с которой он познакомился в бытность свою врачом немецких люфтваффе во время войны. Кажется, она умерла, но он в этом не уверен.

Что ж, я мог бы проинформировать его, Первый мой звонок был Мартину Грэди, второй — Томасу Уотфорду. Последний пожелал, чтобы я дождался приезда его людей, но я ответил отказом. Я описал ему, как можно более сжато, ситуацию и сказал, что позвоню, чтобы узнать подробности расследования убийства и заключение экспертизы по поводу оружия убийцы.

После этого я повесил трубку.

У меня не было времени на участие в обычной полицейской рутине, а если в это дело вмешается еще и Хол Рендольф, то у меня будет много ненужных осложнений, Я уложил все свои немногочисленные вещи, спустился вниз и, расплатившись, покинул отель, не оставив нового адреса портье.

Тремя кварталами дальше я вошел в маленький обшарпанный отель для коммивояжеров и снял однокомнатный номер на имя Фрэнка Уилсона из Мемфиса.

Несмотря на поздний час, я позвонил Стефану Мидресу и поднял его с постели.

— Слушаю, — сердито бросил он в трубку.

— Говорит Тайгер Мэн. Простите, что я разбудил вас, но дело очень важное.

— Не беспокойтесь, все в порядке.