Плохие парни - Энтони Бруно

Монкхауз: 11 марта вы находились вместе с Сабатини Мистреттой?

Варга: Да. Он устроил деловой завтрак у себя дома, и я на нем присутствовал.

Монкхауз: И как он отреагировал, услышав о том, что план сорвался, а мистер Биларди пострадал?

Варга: Он посмотрел на Тромбози и сказал: «Подай мне жида к полудню».

Монкхауз: И мистер Мистретта получил то, что хотел?

Варга: Его люди нашли Литвака в нью-йоркском международном аэропорту около девяти утра. Он собирался улететь в Монреаль. Согласно билету, который они нашли у него, он планировал далее улететь в Афины, а оттуда – в Тель-Авив. Таким образом, он собирался одурачить всех и привезти алмазы в Израиль, где, должно быть, надеялся обработать их и только затем продать. Но у него ничего не вышло.

Монкхауз: Что же случилось с мистером Литваком?

Варга: Примерно в одиннадцать мистер Мистретта, мистер Тромбози и я пили кофе с бисквитами в кабинете у мистера Мистретты, и тут нам доставили снимок, сделанный «Поляроидом». На снимке было тело Литвака. Его пальто на груди было залито кровью. Одновременно с этим мистеру Мистретте сообщили, что тело Литвака уложено на заднее сиденье старого «форда», а сам «форд» заведен на речной паром.

Монкхауз: И как же мистер Мистретта отреагировал на это?

Варга: Просто кивнул. Потом наклонился к мистеру Тромбози и сказал ему: «Проследи, чтобы Рэй узнал об этом». После чего мы продолжили нашу беседу.

В этой истории, как и в остальных разоблачениях Варги, Гиббонса больше всего поражали детали, подробности. Выглядело все это так, как будто провокатор вел тщательные заметки о происходящем, заранее планируя использовать потом эту информацию. Он вспомнил точные даты, час, место, углы зрения, последовательность отдаваемых распоряжений, он помнил о том, кто что знал и кто кому что предсказывал. Все это было чересчур уж детально. Должно быть, свое предательство он замыслил в тот самый день, когда мафиози приняли его в свои ряды и сделали consigliere.

Гиббонс еще раз глотнул кофе, теперь уже чуть теплый. Но он не обратил на это внимания, по-прежнему размышляя о чувстве долга как таковом и о вопиющем отсутствии оного, продемонстрированном Ричи Варгой. За долгие годы службы Гиббонс сумел напрочь избавиться от представления о мафии как о содружестве честных людей, достойно противостоящих всем козням бесчестного мира. Крестный отец оказался, конечно, чушью собачьей, но как бы Гиббонсу этого ни хотелось, он не мог отрицать того факта, что преданность общему делу была для мафиози единственным способом выжить в этом мире. Каждый заморыш знал свое место в общей иерархии, и все они глубоко чтили организацию и систему. Крестный отец был для них воистину отцом. И, как отец, заботился о собственных сыновьях. «Проследи, чтобы Рэй узнал об этом». Воистину неподражаемо.

Он задумался над тем, действительно ли эта железобетонная преданность общему делу представляет собой главный источник их силы. Такое качество, что ни говори, не так уж часто встречается в остальном мире. Гиббонс был твердо убежден в том, что Брент Иверс, скажем, предан в первую очередь собственной карьере, а вовсе не ФБР. Даже Тоцци решил спрыгнуть с палубы, хотя его-то намерения теоретически были безупречны.

А как насчет меня? – подумал Гиббонс. Кому он был предан на самом деле? Своему напарнику, превратившемуся в дезертира? Или организации, на которую он проработал свыше тридцати лет? Преданность означает безусловное повиновение. Безусловное повиновение высшей инстанции. Но как прикажешь поступать, если у высшей инстанции задница вместо головы?

Гиббонс швырнул карандаш на страницы протокола и поднял глаза на женщину в расписном кимоно, застывшую у окна.

А как насчет Лоррейн? Что за чувство они испытывают по отношению друг к другу? Неужели и впрямь это всего лишь «дружба двух интеллектуалов, замешанная на сексе»?

Гиббонс вздохнул.

Он подошел к ней и прижался сзади, пробежав руками по ее бедрам. Она обернулась к нему едва ли не с изумлением, и он поцеловал ее. Его толстые пальцы прикоснулись к ее скулам. Он испытывал сейчас угрызения совести. И хотел объяснить ей это.

Она принялась на ощупь расстегивать на нем рубашку, пока его губы скользили по ее шее. Шея у нее что надо, несмотря на возраст, просто блеск.

К тому времени как ее пальцы добрались до его ремня. Гиббонс с Лоррейн очутились уже на полу, ее прохладное шелковое кимоно раскинулось под ними, как покрывало, как будто молодая парочка решила внезапно заняться любовью на пикнике. Она крепко сжимала его в своих объятиях и отчаянно целовала. Он понимал, что она переживает за Тоцци.

– Не беспокойся. С ним все будет в порядке, – пробормотал он.

Она кивнула и улыбнулась.

– Он и сам парень не промах. Всегда таким был. Она пробежала пальцами по его груди и поцеловала его. Они занимались любовью ранним утром, а птички пели за окном, сидя на сосне.

А после этого, лежа на спине в лучах утреннего солнца, стискивая руку Лоррейн в своей и чувствуя ее изящные пальцы, Гиббонс едва не заплакал.

Но все-таки не заплакал.

Глава 11

Была пятница, два пятнадцать пополудни, и видеотека Бобо на Спрингфилд-авеню, на самой окраине Нью-Йорка, в Ирвингтоне, была переполнена – подростки, молодые негры и чиканос, уставшие от поисков работы, пара старых бездельников, даже полицейский при исполнении, оставивший патрульную машину у входа и зашедший за кассетами. Покрытый линолеумом пол был грязен, все заведение пропахло, как клетушка, в которой ночь напролет резались в покер. Стоило пустой коробке из-под видеокассеты упасть на пол, как здешняя клиентура просто-напросто перешагивала через нее, а при случае и наступала на нее, если, конечно, это не был фильм с Клинтом Иствудом или одна из лент сериала «Пятница, 13-е» – местные фавориты... к которым следовало относиться со всем почтением. Но несмотря на жалкий, а то и пугающий вид, заведение было самой настоящей золотой жилой. Тоцци посматривал на Бобо Боччино и на черномазого парня, который работал на Бобо, проверяя кассеты у стойки. Прокат кассеты стоил два доллара в сутки, и за те десять – пятнадцать минут, что Тоцци сшивался здесь, разглядывая внушительную коллекцию порнокассет, Бобо стал богаче на пятьдесят баксов.

– Эй, Бобо!

Маленький мальчик в белой майке с вышитыми на груди контурами креста, пронзающего алое пылающее сердце, пришел за кассетой.

– Где у тебя «Я слопаю тебя живьем»?

– Нету. – Бобо нервно потер нос.

– Все еще нету?

Бобо пожал плечами.

– Я достану тебе другую копию.

– А когда?

– Не знаю. Когда пришлют.

Мальчик нахмурился.

– Ты уже три недели только это и твердишь.

– Ну а что мне тебе говорить? Я заказал ее, все путем, а компания мне не шлет, понял?

– Врешь, хрен собачий.

И мальчик со знаком Святого Сердца на груди бросился прочь.

Бобо выглядел как Ясир. Арафат или как Ринго Старр – в зависимости от того, как ты к нему относишься. Он брился, должно быть, не чаще раза в неделю, носил джинсы, болтающиеся на его тощей заднице, и вечно заляпанную спереди рубаху. Этот ублюдок не больно-то переменился с тех пор, как учился а старших классах. Тоцци вспомнил, что Бобо вечно ухитрялся вляпаться в дерьмо. Странно было встретить человека, которого ты не видел столько времени и который запомнился тебе вертлявым и прыщавым подростком, а теперь стал лысеющим вислопузым дядькой. И тут внимание Тоцци привлекло нечто, плохо согласующееся с былым Бобо: первоклассные золотые часы, свободно болтающиеся на волосатом запястье.

Тоцци подождал, пока патрульный полицейский не уберется восвояси, а потом подошел поздороваться с былым однокашником по школе Святого Вергилия.

– Бобо, – окликнул он, прокладывая себе в толпе дорогу к стойке, – как дела?

– Привет! А у тебя? – автоматически ответил Бобо.

Сперва он не узнал Тоцци, ведь столько воды утекло. А затем Бобо посмотрел на него попристальней: в лице промелькнуло нечто знакомое.

– Тоц?

– Так и знал, что ты не в силах меня забыть.

На лице у Тоцци играла приветливая улыбка. Ясное дело, Бобо был не в силах забыть его. Тоцци знал, что Бобо известно о том, что он служит в ФБР, а Бобо знал, что Тоцци известно о том, что он отсидел свое в тюряге.

– Как же мне забыть тебя, Тоцци? Хватит валять дурака.

Бобо сунул в рот горящую сигарету и жестом ложного великодушия простер руки навстречу Тоцци. Тот подумал, уж не собираются ли его часом обнять.

– Бобо, надо потолковать.

Тоцци зашел за стойку и мотнул головой в сторону чуланчика.

– А здесь мы потолковать не можем? У меня клиенты.

Бобо задергался.

Тоцци обнял его за плечи.

– Ясное дело, только мне нужно тебя кой о чем расспросить. Твой парень и без тебя управится.

Черномазый парень и не думал удивляться его появлению. Ему было не привыкать, когда незнакомцы приходили о чем-нибудь потолковать с Бобо.