Тайна «Красной Москвы» - Ольга Тарасевич

Я смотрю на красивое лицо Давыдова и пытаюсь примерить на него роль убийцы.

Допустим, он не хочет платить лаборанту. Поднимается в мастерскую и убивает Юрия…

А если бы Иванов не оставил дверь открытой?

А если бы он оттолкнул Давыдова и выбежал из квартиры?

А бизнес, а репутация?

Нет, не могу при всем своем мощном творческом воображении представить, чтобы этот невозмутимый респектабельный мужчина рискнул своим положением ради банальной экономии.

Он бы скорее заплатил Иванову, чтобы заполучить понравившуюся вещицу. Он так бы и сделал. Если бы Иванова не убили…

— Сергей, вам приходилось пересекаться с экспертом Казько?

В лице Давыдова не дрогнул ни один мускул.

Бизнесмен покачал головой, а я подумала, что преступник при упоминании имени жертвы никогда не сможет смотреть таким равнодушным взглядом…

Я жду в студийной гримерке певицу Марию Захарову и волнуюсь, как студентка журфака перед первым интервью.

У Маши — талант. В творческом плане она ни на кого не похожа. Ее тексты и музыка производят на меня наркотический эффект. Слова моментально запоминаются, мотив звучит в унисон душе, хочется постоянно слушать и переслушивать диск с новым альбомом. Машины песни — это вкус моих первых поцелуев, и радость от объятий прохладного моря в жаркий день, и отчаянная вера в то, что за тяжелыми свинцовыми облаками обязательно скрывается самое потрясающее яркое солнце — пусть оно пока не видно, но очень скоро его исцеляющее тепло поможет, надо только верить…

Я чувствую смущение. В Машиных текстах слишком много меня. У нас словно общая нервная система. И я не знаю, как себя вести с человеком, который так сильно на меня похож внутренне.

А еще я ее побаиваюсь.

Вспоминаю, как она разбивала камеры журналистам, как материлась хуже сапожника…

Грань между эпатажем и хамством Мария Захарова не чувствует. Ей совершенно наплевать, кто что о ней подумает или напишет.

Должно быть, Мария полагает, что, оскорбляя людей безо всяких оснований, она выглядит сильной хулиганкой. Я же не считаю, что истинной силе надо обязательно посылать всех и каждого в район половых органов. Поэтому мне страшно. Боюсь разочароваться в певице по человеческим характеристикам. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Маша может выкинуть все, что угодно.

— Подваливай в студию, — сказала Мария по телефону, даже не услышав причины, по которой я хочу с ней встретиться. — Не очкуй, Ликуся, все будет тип-топ.

Хамка!

Но отзывчивая. И очень талантливая…

— Слушай, а ты же писательница? Я помню, читала твои опусы в самолете, прикольно, мне нра… Так а чего, тебя в тюрьму могут упаковать? А ты против? Ты не выпендривайся, киса! Представляешь, какие романы ты будешь писать, когда на нарах реально посидишь?! Да ты должна ноги этому следаку целовать! Баланды поешь, в камере настоящей посидишь! Круть немереная! Слушай, а может, он меня посадит? Если ему так надо кого-то посадить — пускай меня пакует, а я потом таких песен напишу! Понимаешь, бытовуха эта устроенная, еда в ресторане, фитнес-центр… Творчеству кирдык, художник должен быть голоден и свободен!

Похоже, Маша — холерик.

Ворвавшись в гримерку, этот вихрь успевает забросать меня вопросами, отыскать электронную сигарету и выпустить облачко вишневого дыма, расчесаться у зеркала — и тут же взлохматить пятерней короткую асимметричную стрижку, выпить минералки и полить ею же стоящую на подоконнике орхидею. А еще у нее свежая татуировка — змея, скользящая по шее, местами покрыта подсыхающими корочками, закусив губу, Маша рассматривает их, явно борясь с желанием оторвать.

Вопросов слишком много, половину из них я уже забыла.

Поэтому я просто сижу в кресле и наблюдаю за носящейся по гримерке шаровой молнией.

Мне кажется, что любой фонтан должен рано или поздно иссякнуть.

Я просто дождусь того момента, когда Мария прекратит суетиться, и мы поговорим.

— А ты хорошенькая… Будешь моей подружкой? Это ничего, если ты не лесби. Я тоже никогда не думала, что мне может понравиться женщина. Это надо просто попробовать…

От неожиданности я даже не могу пошевелиться. Пытаюсь встать, хочу удрать, мысли путаются. И вдруг Машины глаза оказываются совсем близко, я чувствую ее вишневое дыхание, и теплые губы касаются моих…

Я не просто не чувствую возбуждения.

Меня тошнит.

К горлу подступает комок, в животе все сжимается, и возникают опасения, что утренний бутерброд и чашка кофе вот-вот извергнутся из желудка прямо на безбашенную певицу.

Оказывается, я несовременно и хронически гетеросексуальна.

— Это ничего, что пока тебя не вставляет. — Маша отрывается от моих губ и весело улыбается. — Приходи ко мне в гости сегодня. У меня как раз нет подружки. Расстались по обоюдному согласию. Я считаю, когда отношения не в радость — надо разбегаться, что нервы мотать? Может, мы с тобой поладим? Мне нужен кто-то рядом. Мне просто капец как надо спать не одной! Если у тебя есть мужик, это ничего. Ты очень быстро бросишь его! Секс с женщиной намного лучше, поверь. К тому же девочка никогда тебя не обманет и не предаст.

— Маш, я замужем. И у меня ребенок. Мне приятно, что ты находишь меня привлекательной. Но… блин… я не по этой части… ну просто совсем, понимаешь? Песни твои обожаю. Вот и все, в общем… Не знаю, что сказать. Никогда не была в такой ситуации…

— Ладно, проехали. Сама не знаешь, что теряешь! — Маша плюхается на диван, забрасывает ноги в тяжелых ботинках на спинку и с непосредственностью ребенка показывает мне неприличную комбинацию со средним пальцем. — Конечно, можно было бы тебя на хрен отсюда погнать. Но ладно уж, че там тебе про Орехова надо рассказать?

— Маш, он показывал тебе духи «Красная Москва» в старинном флаконе?

Певица морщит курносый носик:

— А то! Меня чуть не стошнило от этой бабушатины.

— Ты знаешь эксперта Сергея Казько?

— Эксперта — это критика музыкального? Буду я еще внимание на всяких козлов обращать! Никогда не читала весь этот бред, который про меня пишут. Есть пресс-секретарь продюсера — пускай она в какашках ковыряется!

— Эксперта — это значит криминалиста. Сергей Казько занимался экспертизами — отпечатки пальцев, следы на месте происшествия.

— И что? Мне надо что-то сказать по этому поводу? Где я и где криминал! Никогда ни с чем подобным не пересекалась! Так значит, сексом со мной заниматься ты не будешь? Ну ты чудачка! В этой жизни все надо попробовать!

Нет.

Это не она.

Имитировать такую некомпетентность настолько натурально невозможно.

Не думаю, что Захарова хорошая актриса.

Ее роль — сильной хамоватой женщины — выглядит крайне неубедительно.

Маша — просто хрупкая девочка, которая лихорадочно ищет тепла. Она не находила его слишком долго, отчаялась — и сейчас пытается делать вид, что ей и так неплохо живется. А живется — плохо. Несмотря на талант и популярность…

Я возвращаюсь в свою деревню и думаю о том, какая же я все-таки бестолковая. После встречи с Марией Захаровой, оставившей неприятный осадок, мне надо было сделать то, чего и хотелось — вернуться домой, набрать ванну воды с клубничной пеной и смыть с тела ощущение липких гадких прикосновений. Но я же самая умная! Мне же всегда больше всех надо! Жалость к себе — непозволительная роскошь. Только вперед — быстрее, выше, сильнее. Зачем — не знаю. Но я так привыкла — не давать себе слабины… А ведь если разобраться — ни к чему хорошему топтание на горле собственной песни не приводит. Да, сначала вроде бы все складывалось неплохо. Актриса Екатерина Савицкая в телефонном разговоре согласилась со мной встретиться. Без особого энтузиазма в голосе, конечно. Но тем не менее. Я, как дура, радостно помчалась на другой конец Москвы. Чтобы по итогу остаться с носом!

Как оказалось, Екатерина Савицкая живет в замечательном таунхаусе неподалеку от аэропорта Домодедово. Поселок располагается среди вековых сосен, создавая полную иллюзию отсутствия поблизости аэропорта и прочих объектов цивилизации. Найти нужный мне коттедж оказалось просто — он, как и объясняла актриса, располагался возле чудесной детской площадки. На этом мое везение закончилось — дверь открыла, как я первоначально подумала, помощница по хозяйству Екатерины Савицкой. Бойкая наглая девица смерила меня презрительным взглядом и сообщила, что ей бы тоже очень хотелось встретиться с Екатериной Савицкой. И помочь мне она ничем не может. А если бы и могла — то ни за что бы пальцем о палец не ударила! Выглядела девушка очень вульгарно — колготки в сеточку, кроваво-красные губищи, выбеленная грива нарощенных волос.

— Послушайте, но мы же с Катей договаривались по телефону! Она сама сказала — приезжайте! — завозмущалась я, когда первый шок от словесного ледяного душа и диковатой внешности прошел.